Оказывается, абсолютная сосредоточенность на том, что делаешь, может помешать заметить даже приближение воплощенной Тьмы: Нумендиль поднял голову, только услышав голос Саурона.
- У тебя что, иных дел нет, кроме как развлекать нас своим присутствием? - в другой раз эльда почувствовал бы ненависть, но сейчас, отгородившись от чувств непробиваемой ледяной стеной, он разговаривал с Врагом, скорее, с легким раздражением.
Впрочем, продлилось это недолго. До момента, пока не стало ясно, зачем пожаловал Тху.

Орки оттащили друга - не помешать, и Жестокий наклонился над ним со словами:
- Я покажу тебе как это правильно делается, Нумендиль. Второй палец будешь делать сам. Не переживай если опять не выйдет - я помогу переделать. А потом сломаем твоему другу еще один палец, что бы ты мог закрепить практику.

Эльф замер, вскинув голову. Будто на него вылили ведро холодной воды и выставили на мороз: тело заледенело, не слушаясь, а душа вопила от боли, которой нельзя было подобрать ни имени, ни выражения. Он механически запоминал не слишком быстрые действия Саурона: видимо, при желании тот и впрямь мог быть талвнтливым наставником, передавая свой опыт... да кому в голову может прийти учиться у этого негодяя? Друг закричал, а у Нумендиля  было ощущение, что он сейчас просто потеряет сознание, потому что невозможно находиться рядом с этим и оставаться собой, сохранять себя... Но лишился сознания Аикарамат... Наконец, отпущенный происходящим кошмаром.
"Долго ли может продолжаться ... это?" Мысли кружились беспорядочно, разум подсовывал картины, как враг бесконечно калечит тело феаноринга, заставляя сходящего с ума от чужой боли товарища залечивать его раны для нового круга страданий...

Саурон договорил и вышел, а Нумендиль все сидел, оцепенев. Затем, с усилием дернув головой, будто она была из камня, подполз к другу, натягивая цепь ошейника, перетащил его ближе... и продолжил так же механически накладывать гипс: в руках знающего камень мастера он застывал быстро и надежно. Одновременно он пытался сделать то, чего делать не умел, не знал даже, возможно ли это, но о чем мечтал уже давно: облегчить страдания друга, отдать их земле, растворить в переполненном тенью, искаженном воздухе, забрать себе.

Насколько удался такой вид "анестезии"?
[dice=7744-16]

То ли сила сострадания и желания помочь была достаточно велика, то ли валар и впрямь не отвернулись от изгнанников,  но, судя по всему, заглушающие боль чары оказались достаточно сильны, чтобы друг сполз из забытья в тихий глубокий сон. Но и Нумендиль чувствовал себя окончательно разбитым. Часть дурных ощущений досталась ему, как он и предполагал, не зная, как избавить сотоварища от боли по-другому,  и оттого руки окончательно утратили требуемые для тонкого целительства гибкость и точность движений. 
Немудрено, что, когда Темный счел своим долгом вернуться, он нашел работу новоявленного лекаря неудовлетворительной. Нолдо почти никак не реагировал ни на орков, ни на Саурона. Он цеплялся за сознание друга, умоляя: "Спи, прошу тебя, еще немного, еще минуту, Пресветлый Ирмо, помоги!" И действия чар хватило почти до самого окончания кошмара, лишь на последних секундах Тирквилдэ зашевелился, едва слышно застонав сквозь сжатые зубы.

Враги удалились: нолдо почти не мог ничего говорить или делать - сидел, на первый взгляд, безразлично, лишь полушепотом проговорил невпопад:
- Опять за углом спрячешься?..

На место Саурона с орками в клетку вошли знакомые уже гномы. Опустив глаза, будто стыдясь глядеть на измученных пленников, они поставили миски с едой на пол, заметно рассчитав, чтобы эльфам не пришлось  тянуться за ними. Орки сделали бы ровно наоборот.

- Благодарю, - совершив над собой тягостное усилие, заставил себя сказать Нумендиль наугрим, стараясь выговорить одно-единственное слово спокойно и просто, так, будто не было ни следов засохшей крови, ни оков, ни унизительного ошейника.

- Поешь? - одними губами спросил у друга, дождавшись, пока гномы выйдут.

Друг смотрел вслед гномам с ненавистью, и слова его были исполнены тех же чувств. Без сомнения, он имел сейчас право испытывать гнев на тех, кто служит Саурону, и меньше всего Нумендиль ощущал готовность спорить с ним или возражать. И ответил он тихо и тепло, желая, скорее, поддержать сотоварища мыслями о светлом, чем желанием доказать свою правоту:

- Возможно, и для них не все еще потеряно.

Но истерзанный Тирквилдэ, как и прежде, нашел силы поддержать навязавшегося ему на голову сородича. Который сейчас с трудом вспоминал, как шевелиться. Впрочем, сейчас этого и не требовалось: можно было на минуту забыть обо всем, прикрыв глаза и искренне надеясь, что враг не заявится на их порог так скоро.

-  Мы не  можем выбрать тихо угаснуть, а значит нужны силы. Это последний бой, который нельзя проиграть, по тому что он за все что нам дорого, за наши души, наш мир. Ешь. А потом спи пока дают. Мы должны быть крепкими и сильными. - твердо проговорил феаноринг. И, демонстрируя, что в помощи он сейчас не нуждается, принялся за еду первым.

Это было....пожалуй, что хорошо. Значит, можно и дальше просто сидеть и не двигаться, глядя куда-то в пустоту перед собой.

Попытки друга избавиться от заплетенных врагами кос, так хорошо понятные Нумендилю, вывели нолдо из оцепенения.  Тирквилдэ переместился ближе, что было крайне удачно, учитывая невеликую длину проклятой цепи проклятого ошейника, положил руку на плечи. Неуверенными движениями, словно возвращая подвижность долго пребывавшему в одном положении телу, эльда размотал кожаный шнур, удерживавший его собственную шевелюру, уже увереннее отстранил руку товарища и собрал ему волосы сзади в хвост, туго, но осторожно перевязал ремешком. Затем сел рядом, привалившись к стене.

- Лежать неудобно,  - объяснил он и для наглядности брезгливо коснулся ошейника. - Так что лучше ты.

Потянул друга за плечо, чтобы помочь тому лечь и устроиться: все равно иначе даже плохонького отдыха не выходило.
Стена отдавала сырой холод, и Нумендиль мельком пожалел о рубашке, прижимая локти к бокам, чтобы сохранить хоть немного тепла. Еда, стоявшая рядом, не вызывала ничего, кроме отвращения. Его не трогали, но силы утекали по капле куда-то во тьму, и сделать с этим хоть что-то было нельзя.  На грани сна и яви привиделось, будто огромная кровососущая тварь кормилась сейчас за его счет, хоть укус ее и был коварен и почти незаметен.

Эльфы не разговаривали в это раз много, что, предсказуемо. Хотя и жаль. Ондолиндовец попытался спрятаться в себя как в раковину, но его ужас перед раскрытием тайны был вовсе не так глубок, как думал сам эльф, раз он все же смог выбраться в реальность. Но только что бы помочь другу. К еде не притронулся. Пусть пока - пришедшие из Амана крепки телом, могут долго обходиться без пищи. А если слишком долго будет упрямиться, то тем хуже для него - найдется много способов накормить пленного, но вряд ли хоть один понравится самому эльфу.

Трогательно поддерживая друг друга эльфы спали. Феаноринг - с почти спокойным лицом, лишь временами выныривая из забытья от боли. Нумендиль - больше в оцепенении чем сне. Ситуация была не простой. С одной стороны менестрель - на данный момент единственное на что реагировал нолофинвинг, и разделять их было нельзя. С другой стороны - Нумендиль давал своему другу слишком очевидную поддержку. А сломать феаноринга было важным. Не только по тому что его умения могли пригодиться в кузницах Твердыни, но и по тому что раздавленный менестрель подточит дух Нумендиля, поможет развязать язык.

Темный позволил пленникам спать почти 6 часов. Ближе к полуночи орки шутя и переругиваясь снова открыли дверь в камеру, но сами внутрь заходить не стали.

- Пора, голуг, - загоготал один из орков. И склонился в издевательском поклоне. - Сам, как в прошлый раз пойдешь, или все, теперь кишка тонка и надо за волос выволочь? - Вести себя так был страшновато, но орк твердо помнил приказ Господина, а так же то, что сам Волк стоит совсем рядом и, будем надеяться, не даст голугу покалечить своих слуг. И так их не много осталось...

При виде Саурона нолдо почувствовал смертельную усталость, будто провел в этом проклятом месте год или два. Усталость, обреченность и растерянность, какая возникала у него, когда Враг подменял и перекручивал смысл слов и понятий. Вот и сейчас, стоило ему заговорить - и эльфа передернуло от бессильного отвращения. Слово "ученик" из уст Тху, вначале казавшееся пустой насмешкой, теперь ранило, как удар кнута. И предательством он называл сохранение верности, а малой жертвой - страшнейшую из возможных измен.

В памяти всплыл момент недавнего прошлого, когда феаноринг предлагал оплатить собой безопасность Города. Вот и стало по решению его... Эта мысль, похожая на слова Темного, заставляла задерживать дыхание, чтобы сохранять видимость достоинства. Но друг обернулся, сказал:

- Спасибо друг. Ты сделал для меня самое важно что мог бы.
И Нумендиль, не веря своим ушам, поймал взгляд Тирквилдэ... и почти улыбнулся в ответ. Нельзя сдаваться без боя. Ради друга.

Орки вошли в камеру, и нолдо встретил их едва ли не радостью. Он уже запомнил морду одного, с перебитым, расплющенным носом. С  этим Нумендиль уже дрался. Кажется, тот недостаточно крепко держится на ногах. Безучастно сидя на полу, он дождался приближения тварей и, когда счел рассчитанное расстояние подходящим, выбросил вперед ноги, сильным ударом в колени сбивая орка на пол. Когда тот упал вперед, коротко взвыв, дотянулся и обеими ногами, усиленными оковами, нанес короткий жесткий удар, целясь в подбородок: сломать шею или хотя бы вывести из строя. Не рассчитав длину цепи ошейника, Нумендиль едва и сам не покалечился: впрочем, обошлось, сталь не так сильно, как оскорбительно дернула назад, и пришлось рывком отползти обратно, вплотную к стене, надрывно закашлявшись.

Когда орки вошли в камеру, Нумендиль все так же сидел на полу, безучастный к своей участи и к тому что происходит вокруг. Это был дурной знак, придется как-то расшивеливать эльфа. Но... - о эти полные сюрпризов пленники! -расшивеливать не понадобилось. Хитрец притворился тихим и подпускал к себе орков, что бы нанести удар. Один из них отлетел на пол, а потом, похоже, нолдо сломал ему челюсть; но Темный совсем не огорчился и лишь громко засмеялся. Обманщик пробудился - прекрасно. А орки, к завтрашнему вечеру их снова станет много.

Пока придушенный Нумендиль кашлял и хватал ртом воздух, его скрутили, и приволокли в допросную, где вновь закрепил у стены, как и в прошлый раз, только крюк был особый, застегивающийся.

Когда с возней было покончено, Волк вновь обратил свое внимание на феаноринга - было важно что бы Нумендиля ничто не отвлекало от зрелища. По кивку Господина орки бросились устанавливать деревянные колодки на пальцы эльфа. Когда все было закончено, умаиа взял со столика уже знакомый всем механизм. Феаноринг смог сохранить самообладание, когда холодная сталь обняла его пальцы - ничего. "Посмотрим, надолго ли тебя хватит," - эльф начинал раздражать своим упрямством.

- Что же, Нумендиль, ты выбрал муку для того кого зовешь другом, - и механизм начал свое медленное и неотвратимое движение. По началу феаноринг держался даже лучше чем вчера, но настал момент когда эльф не выдержал, прогнулся, хотя это казалось невозможным, в туго притянувших тело к креслу ремнях, запрокинул голову. С холодной усмешкой Волк запустил пальцы в густые волосы эльфа, и развернул к себе его голову.

- Твой друг предал тебя, в очередной раз. Он мог бы прекратить твое страдание, но не захотел. Тебе не повезло с выбором товарища, хотя, быть может он просто мстит тебе за старые обиды. Ты помнишь что давеча он не смог даже со второй попытки собрать твои пальцы? Как думаешь, для искусного нолдо это случайность? Сработано было настолько плохо, что мне это кажется больше похожим на умысел.

Удерживая за волосы менестреля лицом к Нумендилю, Темный продолжил меееедленно закручивать винт. Теперь пленнику приходилось биться в руках умаиа, и пытаться подавить свою боль на глазах у нолофинвинга. Вряд ли Аикарамату нравилось скалиться и кричать в лицо другу, но выбора у него не было. Пусть этот мерзавец, осмелившийся кинуть вызов, прочувствует всю свою беспомощность, свою слабость, неспособность ни остановить происходящее, ни сдержать себя самого. Пусть корчится, зная что вся его трясущаяся и мечущаяся суть видна как на ладони всем, не только врагу, но и другу. О, как же хотелось раздавить наглеца!

За вырвавшимся криком хруст ломаемой кости почти не был слышен.

- Теперь твой черед, мой молодой ученик. - Спокойным, обыденным тоном, обратился Волк к Нумендилю. - Помнишь что я тебе вчера показывал?

При этих словах крюк со звяканьем выполз из стены, удлиняя цепь, ровно настолько что бы пленник смог приблизиться к креслу с прикрученным к нему другом. Ни сам умаиа, ни орки (которых стало на одного меньше) в пределах досягаемости Нумендиля не находились.   

- Сначала развинти винт и сними пластины с пальца менестреля, - наставлял Темный. И в этом была ирония слов об "ученике", ведь любое прикосновение к винту было продолжением пытки, а снять механизм был делом не моментальным. И Волк продолжал - Поверь, даже просто сидеть с таким украшением на пальце весьма больно, так что поторопись. А потом - приступай к вправлению кости. В твоем распоряжении есть пятнадцать минут, ждать тебя часами опять никто не будет.

С этими словами Волк сел у противоположной стены в легкое кресло, и разложил на столике для пыточных инструментов какие-то бумаги. Но перед этим не забыл опрокинуть на полке пузатые песочные часы.

Нумендиль опустил голову, какой-то незначительной частью сознания ощущая нечто вроде облегчения, что снял ремешок с волос и теперь может хоть так спрятать лицо. Он не находил в себе сил смотреть на мучения друга. В голове крутилась мысль, откликаясь на отвратительные обвинения Врага: опять не удалось отвлечь Саурона, разозлить орков, ничего не изменилось, ничего не изменить, только ждать смерти, больше надеяться не на что... Каждый раз, когда безумная попытка сопротивления оканчивалась продолжением кошмара, отчаяние вгрызалось в душу все сильнее - не вырваться. Скорее, интуитивно, чем осмысленно, эльф берег уже и так изрядно потерявшие гибкость и чувствительность руки: еще понадобятся. Обрывки мыслей вызывали ужас.

Друг сперва застонал, потом закричал. Нумендиль дернулся, как будто ему достался удар, уже особо не заботясь, что там подумает об этом Тху.

- Теперь твой черед, мой молодой ученик. Помнишь что я тебе вчера показывал? - заговорил Темный.

И цепи упали, ослабив натяжение. Эльф поднял голову, движением головы попытался отбросить волосы с лица - получилось неважно.

- Сначала развинти винт и сними пластины с пальца менестреля. Поверь, даже просто сидеть с таким украшением на пальце весьма больно, так что поторопись. А потом - приступай к вправлению кости. В твоем распоряжении есть пятнадцать минут, ждать тебя часами опять никто не будет.

И почти одновременно  Нумендиль услышал  голос феаноринга, охрипший, но спокойный:

- Просто сними эту железку. Нет правильного выбора. Я знаю, ты не причинишь мне зла, самое большее - боль.

Нумендиль закусил губу, одновременно восхищаясь стойкостью того, кого сам же назвал Тирквилдэ, и ужасаясь происходящему с другом. "Я не смею быть слабее, чем он!" - мысль, как вода, выплеснутая в лицо. Потом эльф ответил Саурону:

- С учениками у нас принято обращаться иначе. Сперва позаботься о моем удобстве - а там поговорим.

Отвернулся от врага, рывком, гораздо сильней открывая истинные чувства, чем хотелось.
Шагнул к товарищу.

- Прости.

На мгновение сощурился, готовясь коснуться ужасной конструкции, снова закусил губу, не отводя взгляд от окровавленного, изломанного пальца: а в сознании уже вырастала холодная ярость и сосредоточенность воина. В четыре коротких движения, отодвинувшись, закрывшись от чувств и лишних мыслей, как в бою, он скрутил проклятый винт, осторожно, но так быстро, как мог, снял орудие пытки, которое пришлось вынимать из израненной плоти.

- Ты этого хотел? - выдохнул он.

И, не поднимая головы, коротким сильным движением снизу вверх - так бросают нож - метнул острую окровавленную железку, целясь Саурону в лицо. Бросок вышел с обоих рук: чтобы не помешали цепи. Но винт нолдо удержал в кулаке.

Удачен ли бросок?
[dice=1936-16]

Эти эльфы были смешны и забавны! О, как забавны. Они так страдали друг за друга, что совсем потеряли страх и вот теперь аванирэ снял феаноринг! Предвечная Тьма, кто бы мог подумать? Иные пленники выдают тайны, становятся рабами, но так и не открывают разума, а эти двое... Это будет хороший подарок для Владыки. Мелькор останется доволен и сможет хорошо с ними натешиться.

С такими мыслями Волк бросил свой разум вперед, словно зверь в прыжке, его сознание готово было вломиться в сознание эльфа, вцепиться в горло, выдрать кусок чего-нибудь побольше - воспоминаний, бесполезных ныне тайн, образов - все могло пригодиться. Но навстречу Оборотню метнулся яркий всполох, эльфийский воин, который из жалкого и бесполезного вдруг превратился в сияющего белым пламенем Дитя Единого. С воем ненависти и затаенного страха Темный сбил свой прыжок, отпрянул, отшатнулся. И сузившимися от гнева глазами умаиа посмотрел на Нумендиля.

- Жалкий слизняк, не способный поднять головы вдруг решил огрызаться? - И темный засмеялся. - Ты жалкий дурак. Знай же - феаноринг и сам смог бы закрыться аванирэ, вряд ли бы я хоть что-то ценное из него вытащил, но ты не дал случиться меньшему злу и накликал большее. Менестрель пока что платил лишь за сои выходки, но теперь, благодаря другу, от которого у него одни лишь неприятности, он будет страдать дальше. В моих планах было поменять вас местами, но ты и только ты решил иначе. И теперь Аикарамат из народа Тьелкоромо сначала заплатит за твой бросок, а потом и за твою не прошенную защиту.

Волк настолько поддался гневу, что упустил из виду что делал Нумендиль. А этот притворщик и лжец опять нашел лазейку и отключил друга. А потом собрал палец обмякшего феаноринга. Темный не мешал. Пусть эльф увидит, что свои обещания он держит.

Однако едва нолдо закончил, как цепь натянулась и снова притянула пленника к стене. Волк подошел к феанорингу, положил ладонь на лоб эльфа и через несколько секунд, тихо застонав, Аикарамат пришел в себя. Тогда Оборотень приступил к осмотру пальца.

- Неплохая, очень неплохая работа, Нумедиль. - похвалил он. - Думаю скоро я смогу сделать из тебя неплохого целителя. Чему бы обучить тебя следующему? Может быть зашивать раны? Или вынимать обломки ногтей из пальцев? - умаиа задумался. - Впрочем, мы все успеем. Вытерев испачканную потом пленника ладонь о волосы того же пленника, Темный безжалостно взялся за палец, что бы подправить некоторые недочеты Нумендиля. А затем наложил на палец феаноринга гипс.

- У меня для тебя две новости, - заговорил Волк за работой. - Как водится хорошая и плохая. Хорошая, что твой друг в достаточной на пока мере овладел искусством восстанавливать пальцы, а плохая, что твой друг решил продлить твои страдания. И вместо того что бы отдыхать, ты познакомишься с новой болью. - Пленник совладал с лицом, но умаиа знал что ужас должен сейчас подниматься в душе нолдо и потому продолжил. - Ты, небось, высокого о себе мнения, менестрель. Думаешь что неплохо продержался, не захотел рассказать все что только можешь и купить себе освобождение от мук? Не думай так. Та боль что ты изведал - ничтожна. Ни твои ожоги, ни всего три пальца, не расскажут тебе о той боли что еще только ждет тебя впереди. Подумай сам, если такой ценой тебе дались сломанные пальцы, малая часть от твоего тела, то что способно испытать все остальное? Боль во сто крат большая вот что ожидает тебя. И куда более, когда ты попадешь в руки к Владыке. И тебе нечем откупиться, нечего рассказать что бы обрести свободу - но твоему другу есть что. Только от него зависит твое освобождение, и ни от кого больше. Не хочешь попросить Нумендиля о заступничестве? О спасении?

Цепь сократилась, оковы дернули к стене - уже привычно. Эльф сделал несколько шагов назад, не упал... впрочем, опять только инстинктивно. После слов Врага он мало что видел вокруг. Казалось, и не чувствовал, как будто тело продолжало жить исключительно потому, что билось сердце, разгоняя кровь, и не находилось подходящих физических причин для того, чтобы ему остановиться. Слова врага ввинчивались в сознание, и от недавней защиты ничего не осталось. Платить снова придется не ему. И... обещания будущего, что уготовил умайя для феаноринга, ужасало.
Эльф опустил глаза и не поднимал их. Целитель? Ученик? Ну-ну, что еще скажешь, Жестокий? Казалось правильным слиться со стеной, чтобы все забыли о его присутствии. Может быть, тогда все это прекратится наконец. Стена оказалось привычно ледяной, сейчас справляться с холодом не приходило в голову, и тело эльфа сотрясала мелкая дрожь. Саурон, наверное, подумает, что от страха. Неважно...
Важное куда-то девалось, утекало в землю. Сознание упорно не угасало, но цеплялось за какие-то незначительные мелочи. Пол немного наклонный, тут камень, а там, напротив - земля. В каменной плите трещина... дурной был материал. Рукам холодно и липко... это кровь друга. На этой мысли эльф ниже опустил голову.

Обостренного слуха коснулся смех и гордый ответ Тирквилдэ:

- Я попрошу друга! Храни свои тайны братец! Храни их как мы ничто и никогда не хранили. В этом подвале мы выкупаем у Рока их спокойствие. То что мы передали друг другу, то что мы передавали, здесь невозможная роскошь, а для них это привычная жизнь! Это же честь и гордость знать что своей стойкостью ты хранишь их ясный мир.

"Брат", - это был дар, которого не отнять Саурону, который будет важен и по ту сторону Чертогов. И эльф бережно сохранил в сердце эту теплую, ясную искру, по-прежнему не смея поднять головы.