Получивший свое во время короткой драки феаноринг осмелился заговорить:
- Ты лжешь. Если ты возьмешь меня, или если ты возьмешь Нумендиля, это будет вовсе не потому что ты выполняешь наши желания, или маешься от скуки. Но потому что ты строишь планы как нас сломить и пытаешься зайти то через одного, то через другого.

Волк лениво ответил:

- Мы еще не начали, а ты уже заговорил? Хорошее вступление. Будешь прилично себя вести - получишь снисхождение для своего брата. Он-то тебя спасать не рвался, так, может, ты научишь его милосердию?

Эльфы выходили, держась за руки, как дети. Но выпускать отчаявшихся из-под контроля никто не собирался, и как бы они ни считали атаку внезапной, для оборотня внезапной она не была. Повинуясь воле того, кто называл себя Повелителем Воинов, орки сшиблись с пленниками. Аикарамат, пылая яростью, сбил с ног своего противника, но правая рука подвела, и нолдо упал на орка, сам себя раня о шипастый доспех. Незадачливый орк спихнул врага на пол, приложил дубиной раз, другой - Волк проследил, чтобы один удар пришелся в живот, а второй - в рану на груди...
А Нумендиль избрал противника впереди себя, но не смог даже замахнуться толком: удар цепью пришелся по шлему, и двое орков скрутили упрямца, заламывая ему руки через голову, бросили на колени перед умайя.

- Если вы надеялись, что вас немного побьют и тем спасут от допроса, - сообщил оборотень Нумендилю, ухватив его за волосы надо лбом и поднимая голову вверх, так, что эльфу пришлось выгнуться вслед за тянущей рукой, - вы просчитались. Я хотел помиловать одного. Но придется побеседовать с обоими, по очереди. Однако, если ты, трус, - и он потянул за волосы сильнее, почти приподнимая над полом, - все же рискнешь быть первым, дать отдых дравшемуся за тебя брату, ты все еще можешь меня убедить. Это последняя милость. Или я прикажу прямо сейчас нарезать из его кожи ремней для твоих волос.

И Волк разжал руку, позволяя эльфу упасть на колени.
Орк тем временем деловито скрутил Аикарамата и держал его на полу, лицом вниз, сведя локти за спиной и упираясь коленом в позвоночник.

Атака не удалась, и орки легко скрутили своего неудачливого противника, бросили на колени перед врагом. Нолдо дернулся, чтобы подняться, едва не выламывая руки в суставах, но это не понадобилось. Враг схватил за волосы, потянул, запрокидывая голову пленного: смотреть в лицо Саурону было мерзко, пусть неприятные ощущения и были ничем в сравнении с оскорбительностью происходящего, но еще страшней казались слова тёмного. Воин сжал руки в кулаки, напрягся всем телом. Отчаяние подавляло. Как в первый раз, с именем,  Нумендиль знал, что ничего хорошего не выйдет, как ни старайся переиграть умайя. Тирквилдэ прорычал откуда-то снизу и сбоку – не взглянуть:

- Отпусти его!

Кто бы сомневался, что рука Тху только сильней потянет вверх.

- Однако, если ты, трус, все же рискнешь быть первым, дать отдых дравшемуся за тебя брату, ты все еще можешь меня убедить. Это последняя милость. Или я прикажу прямо сейчас нарезать из его кожи ремней для твоих волос.

Пальцы врага разжались, и эльф наклонил голову, ища спасения в отчуждении. Но угроза другу не позволяла просто закрыться. Он вновь обратил взгляд к Саурону. В памяти застыло искаженное болью лицо синда, с которого снимали полосы кожи.

- Я пойду сам, куда ты скажешь.

Но одновременно прозвучал голос феаноринга:

- Он не Король Мира... что бы... миловать. И милости он... не знает!

На эльда словно свежим воздухом повеяло. Взгляд прояснился, но глаз от своего нынешнего безжалостного, несопоставимого по силе противника он не отвел. Только вдруг перестал бояться. Точнее, страх не ушел, но он будто растворился в поднимающемся в сердце очистительном вихре, стал далеким и неважным. Не стоящим внимания.

Эльф боролся с собой, тянул время, дерзил, но все-таки сделал требуемое. Оборотень усмехнулся: глупец явно считал, что повел себя как хороший брат, но он лишь учился покорности, привыкал выполнять волю тех, кого ему предстоит слушаться отныне. И к прибытию в Твердыню он будет готов предстать перед Владыкой. Если, конечно, не сломается сейчас. Многие нолдор считали себя и дерзкими, и несгибаемыми, многие тяжело раненые в битве полагали, что все знают о боли, и тем более впечатляющим оказывалось падение, когда эти гордецы узнавали цену своей хваленой стойкости. Светлых и наивных, вроде Нумендиля, было ломать интереснее всего: таких экземпляров немало попадалось после самого возвращения эльфов в Белерианд, теперь же большинство из них оказывались уже битыми жизнью и наученными чужим горьким опытом. Но нынешняя работа должна оказаться хорошим развлечением.

Оборотень кивнул оркам: те поспешили растянуть голуга на столе. Сперва прикрутили к валу руки, по отдельности. Орков не останавливали, и они постарались затянуть ремни так, чтобы попасть на разбитые вчера запястья, сдирая запекшуюся корку. Несмотря на явную боль, пленник по-прежнему улыбался, глядя в потолок. Это начинало раздражать. По молчаливому приказу подручные жестко закрепили ноги жертвы, тоже по отдельности, и теперь эльф был распят на столе без особой возможности шевельнуться, разве что голову повернуть в сторону. Демонстрируя, что работа выполнена на славу, один из орков похлопал Нумендиля ладонью по голому животу: тот заметно напрягся, поскучнел. Тогда Волк отпустил Аикарамата, позволив ему высказать свое мнение о происходящем.

Потом орки занялись вторым упрямцем, подняв с колен и швырнув о стену, где вчера стоял его братец, затем, полуоглушенного, споро приковали к стене за руки, ноги и  дополнительно притянули тугой цепью за пояс, лишая всякой подвижности.

Жестокий подошел неторопливо к растянутому на столе нолдо:

- Расскажи, что ты построил в сокрытом городе Тургона, хороший строитель? Похвастайся. Я не требую пока никаких военных тайн, заметь.

Свобода от пут длилась недолго. Подбежали орки, силой выдернули руки из-под головы, натянули до края стола, туго затягивая ремни. Нумендилю пока удавалось сохранить отрешенное спокойствие, пусть уже и только внешне. Он поймал себя на мысли, что ему начинают надоедать собственные руки, слишком много они доставляли за последнее время неприятностей. Вот и теперь запястья вновь ожгло болью, вполне терпимой, но неотвязной. И неизвестно, что было впереди. Странно казалось осознавать свое тело – противником, с которым нужно бороться. А твари, не успокоившись на достигнутом, потянули за щиколотки, привязав к столу и ноги. Хотелось проверить, насколько крепко, дернуться, попытаться порвать ремни. А гнусная тварь оскалилась в лицо эльфа – кажется, это считалось у орка за улыбку – и похлопала по открытому животу. Нумендиль попытался сделать хоть что-нибудь – и понял, что не может ни отползти, ни уклониться, ни дернуться. Полная неподвижность и открытость заставили задохнуться от страха и унижения. Но орк отошел, и нолдо выдохнул с облегчением, однако нервы его были натянуты до предела.

У двери раздалась возня, голос Тирквилдэ выкрикнул оскорбление… Нумендиль смотрел в потолок. Он страстно мечтал, чтобы случилось что-нибудь, что прервало бы этот кошмар. Ну хоть что-нибудь. Смерть казалась выходом. Судя по звуку, друга ударили. Он же и так тяжело ранен, гады!.. Вслух эльф опять ничего не сказал.

Над ним навис Саурон. Даже дергаться в путах не получалось: орки затянули ремни на славу, и Нумендиль казался себе струной, натянутой на гриф лютни. «Осталось только подкрутить колки», - в животе снова скрутился мерзкий ком страха – нолдо понял, что, кажется, угадал. Взгляд темного приравнивал эльфа к занятной букашке: раздавить – не раздавить…

- Расскажи, что ты построил в сокрытом городе Тургона, хороший строитель? Похвастайся. Я не требую пока никаких военных тайн, заметь, - услышал он вопрос и усилием вновь перевел взгляд в потолок, решив молчать во что бы то ни стало.

Не слушать Тху. Не размыкать губ. Не говорить и по возможности вообще не подавать голоса. Брат, прости.

Волк задумался. С одной стороны то что феаноринг пытается диктовать условия - это плохо, и дерзость поощрять не стоит. Но с другой стороны гордый эльф раскрыл рот и готов разговорить брата. Можно отказать ему и продолжить пытку, но лучше откликнуться, пойти навстречу и помочь менестрелю забраться в трясину поглубже. Быть может нолдо попытается хитрить - но этим он лишь сделает хуже им с родичем.. Пусть хитрит. Все таки большая удача что в плен попали побратимы, иначе все было бы сложнее и скучнее.

- Хорошо, - неожиданно легко согласился Темный. - Я хочу что бы вы оба наконец поняли: мы можем договориться, для вас и меня это будет только к лучшему. Я выполняю свои обещания, и награждаю вас, когда вы идете навстречу.

Подойдя к Нумендилю Волк медленно провернул рычаги, возвращая натянутое тело в обычное состояние. Если бы умаиа сделал это одним движением, эльфу понравилось бы куда меньше.

Запугивать Аикарамата, к сожалению, вряд ли был смысл. Он, очевидно понимал что "хуже" пленникам будет не в случае если они не выполнят требований Волка, а до тех пор пока они не расскажут все что только могу и не склонятся в покорности. а вот с нолофинвингом об этом поговорить более чем стоило. Дождавшись когда эльф немного отдышится, Темный взял его за подбородок и развернул голову к себе.

- Если мне не понравится о чем вы говорили придется вернуться к обсуждению новых ремешков в твою косу, - холодно улыбнулся умаиа глядя в глаза нолдо. А потом похлопал по щеке и вышел. Орки вышли следом за ним, плотно притворив тяжелую дверь.

Нумендиль лежал, не раскрывая глаз, и не видел, как враг крутанул рукоять ворота в обратную сторону. Вместо ожидаемого мгновенного облегчения ослабшие ремни почему-то подарили новые незабываемые ощущения, эльда снова протяжно застонал, пытаясь как-то управлять сокращениями собственных мышц, но роа не желало подчиняться ему. Восстанавливая дыхание, он почувствовал руку Тху на лице: ошибиться было нельзя. Умайя заставил повернуть голову,  и Нумендиль, разлепив ресницы, посмотрел на Саурона с нескрываемой ненавистью. Казалось, никого и никогда он не ненавидел сильнее.

- Если мне не понравится о чем вы говорили придется вернуться к обсуждению новых ремешков в твою косу, - проговорил враг, а Нумендиль жалел лишь в тот миг, что не может вырваться и плюнуть в лицо злодею.

Тху вышел, и ярость немного отпустила. Осталась щемящая благодарность к Тирквилдэ, выручившего для друга минуту отдыха, и его спокойный, скрывающий страдание голос:

- Он хотел что бы ты рассказал о том, что строил. Расскажи ему. Помнишь, ты говорил мне про южную башню? Там, где внизу была голубая арка с лилиями и выход к ручью.

Тепло дружеской поддержки, неясные, но светлые картины древних видений, уважение к смелости менестреля, заговорившего с Сауроном ради брата, ослабляли черноту. Но ледяное осознание, что враг решит, будто нолдор когда-либо обсуждали между собой Ондолиндэ, встряхнуло его, как горсть снега за шиворот. Если только Тёмный поверит, да еще Морготу о своих сомнениях поведает - из феаноринга будут вытрясать сведения, которых у него нет и не было.

- Ты что-то путаешь, брат, - облизнув прокушенные губы, выговорил Нумендиль. - Я ничего не говорил тебе про город Турукано.

Он помнил южную башню, про которую упомянул Тирквилдэ. Эльфы смеялись, что витраж в одном из ее окон, дробящий и преломляющий свет Древ, могли разглядеть Оромэ и Тулкас, преследовавшие тварей искажения в сумрачных краях. Теперь, наверное, Анор редко в него глядится. Каков же ныне Тирион и златоглавый Валмар в свете новых светил?..

Задумавшись, нолдо немного отвлекся от боли и сам удивился спазму, скрутившему мышцы. Прижавшись с силой затылком к столу, сказал, сражаясь с неподконтрольным телом, отзывающимся судорогой -
последствием недавнего короткого испытания:

- Если мы выберемся, я построю дом где-нибудь в землях Кирдана, на юге, будем жить там, слушая шум вод. А ты скуешь мне новый меч. И чашу...

О Городе и его жителях Нумендиль старался не думать, будто этого не было вовсе. Но отрывочные мысли рождались в сознании, и эльда добавил зачем--то:

- В основании дома еще одного... моего друга камень с подножия Таникветиль. Я его принес. Но второго такого у меня нет.

- Ты что, уже с ним закончил? Две минуты дыбы и сдался? А я думал увидеть все твое знаменитое мастерство в деле. Похоже не повезло, да?

И Волк с интересом посмотрел на пленника. Скажем так, весьма не часто эльфы предлагали пытать друга, не его. Особенно в самом начале. Особенно феаноринги. Но нолдо не выглядел сдавшимся или сломленным, и при этом предлагал взяться за его брата. А сам Нумендиль в ответ на это не возмутился, не посчитал себя преданным, не замкнулся в шоке, но как ни в чем не бывало вторил брату, желая разозлить умаиа:

- Я уже выяснил, что он боится меня. Видимо, оттого, что я смогу рассказать хозяину о его слабости и неудачах.

"Когда они успели сговориться?" - задумчиво посмотрел Темный на нолофинвинга. Занятная папа, очень занятная. Но все же менестрелю, даже если они и сговорились, должно было нелегко отдавать брата на пытку. Нужно сделать задачу еще интереснее:

- Хорошо, Аикарамат. Я пойду тебе навстречу, ведь не часто воины Первого Дома предлагают пытать их братьев вперед их. Уверяю тебя, об этом случае будут говорить в Ангамандо, а отпущенные рабы разнесут эту новость и по всему Белерианду. Как думаешь, что скажет твой лорд, когда и до него дойдет новость о тебе? - Темный усмехнулся широко и довольно. Но это было еще не все. - С этой минуты я поручу тебе решать до какой степени пытать твоего брата. Когда ты скажешь довольно, допрашивать начеут тебя. И будет это продолжаться до тех пор пока ты опять не скажешь "хватит".

С этими словами Волк подошел к Нумендилю и снова медленно тронул колесо.

- Я не думаю что в твоих интересах заикаться о том поединке. Точнее не в интересах твоего брата. Но ты всегда можешь попробовать и увидеть что вышло. - Равнодушно заметил Оборотень, наблюдая как обнаженное тело перед ним натянулось в струну. Тронь - зазвучит. Но это будет следующим этапом. А пока Волк плавно остановил рычаг на одной четвертой оборота. Повторная пытка усиливала первые ощущения и Темный провел рукой по вискам Нумендиля, стирая слезы.

- Не заставляй своего брата страдать, ведь на нем теперь лежит еще и ответственность за тебя. Дай отдых себе и ему, - голос Волка был вкрадчивый, чары давали ощущения заброшенности и одиночества, и оно взывало найти опору. - Расскажи мне о своем городе. Что ты в нем строил, где любил бывать, когда на сердце печально? Ответь, ведь ты сам этого хочешь, и сразу станет легче, боль отступит.

Рука Волк коснулась колеса и оно медленно двинулось в путь, натягивая мышцы, которые, казалось, и так были растянуты до предела. Нет, до предела было еще далеко. Этот эльф сможет выдержать без повреждений не меньше чем полтора оборта, пока же рычаг медленно полз лишь к половине.

- Давай же, говори. Получи облегчение для всех, и для тебя, и для брата. Ты не скажешь ничего важного, но зато получишь отдых.

Рычаг завершил движение и встал на половине.

Враг крутанул ворот, и ремни снова врезались в истерзанные запястья, и вновь злая машина потянула за руки, будто желая вырвать их из суставов. А, может, так оно и было. Нумендиль успел подготовиться, сжать кулаки, но оказалось, что растянутым конечностям не надо многого, и боль стала невыносимой уже в первую секунду. Из-под сомкнутых век полились предательские слезы, чье-то прикосновение стерло их, не видно, чье, но и так ясно, что врага, - и, хоть это и добавляло боли, эльда попытался повести головой из стороны й сторону, пытаясь избавиться от унижения. Сделал хуже лишь себе, почти потеряв контроль над попытками уберечь суставы, используя силу рук, протяжно застонал. 

Темный задавал вопросы, и тягостное желание закончить, наконец, происходящий ужас, завладело душой эльфа. Странное, неестественное, оно давило на фэар, даже чуть заглушая боль тела. Нолдо только крепче закусил изгрызенные губы. «Я держусь за скалу… веревка оборвалась», - он придумывал картины, заставляющие напрягать мускулы, не слушая подтачивающих волю предложений. А слова ввинчивались в разум, будто и он был распят перед Сауроном без права на честь, гордость и волю.
Нумендиль только стонал, сосредоточившись на сопротивлении, пытаясь не жалеть себя – о звезды, как же быстро он пал, если испытывает жалость к себе самому!  - но слова про брата заставили его представить, каково сейчас Тирквилдэ, который смотрит на него. Наверное, было полным, окончательным безумием в этот момент найти нечто нелепо смешное в Жестоком. Но, видимо, эльда уже достаточно сошел с ума. Труднее всего было разжать зубы и не заорать от боли, а выговорить разборчиво:

- Ты теперь…  можешь распоряжаться…сильнейшим слугой Моринготто, брат? – он хотел рассмеяться, был уверен, что сможет совладать с собственным роа, но не выдержал и закричал.

Крик не принес облегчения, напротив: окончательно сбил дыхание, добавил напряжения грудным мышцам. Нолдо узнал за последние мгновения много нового о своем теле, такого, чего и не желал знать.

А Саурон усилил растяжку, продолжая спрашивать… И Нумендиль не удержал напряжение мышечным усилием, и показалось, руки рванулись из плеч, затрещали локти и запястья… Тогда он снова закричал, едва сумев после сцепить челюсти, вжимаясь затылком в стол. Хуже всего казалось то, что боль была длинной, затянутой, словно бесконечной, и не было выхода из нее.

Волк только призрительно ухмыльнулся, услышав как феаноринг пошел на попятный. Стоило Нумендилю подать голос и вина заговорила в эльфе - о чем бы там они не сговорились раньше, но менестрель больше не мог играть свою роль. А когда нолофинвинг решил оскорбить умаиа, феанорингу стало совсем грустно, ведь он наверняка услышал в словах брата прямой призыв о помощи. И конечно же сразу сдался, решил подставить себя. Что же - слишком быстро что бы быть действительно любопытным пленником, но достаточно что бы чувство вины могло укорениься и подтачивать. Их всех подтачивает вина, на том же погорел и Артафиндэ. Главное найти эту вину. Или создать самому.

- Скоро же ты, менестрель переменил свое решение. Я ждал от тебя большей стойкости и постоянства. Как я и обещал - ты будешь следующий. Пока сам не взмолишься о пощаде, или пока твой брат не смилостивится над тобой и не ответит на два заданных ему вопроса. Но в начале мы закончим ту пытку что начали - я не ожидал что ты так слабоволен,  иначе бы выбрал для твоего брата что-то покороче. А так - придется подождать. Я тебе не мальчик бросать работу и бежать с новым указанием, как только ветер в твоей голове сменится.

Темный погладил по щеке едва сдерживающегося Нумендиля и колесо продолжило саое медленное вращение.

- Нумендиль уверен что я не в силах с ним справиться, - умаиа улыбался. - Возможно. Возможно его дух крепче его тела, но ты, Аикарамат слышишь то же что слышу и я. Твой брат слаб, твой брат боится и ты обрек его на это. Расскажи что тебе известно об Ондолиндэ, и я прекращу это сейчас же.

Через страдания тела эльф все же услышал и понял, что именно посулил другу Тху. Тот не сдастся, а потому лишь гибель спасет его от страданий: жуткая смерть под пыткой. Он попытался дернуться, распахнув глаза и глядя в потолок, но лишь в очередной раз вскрикнул. А враг тем временем сулил продолжение кошмара и ему - в расплату за дерзость. И чтобы заставить Тирквилдэ говорить?..

- Он не знает ничего! - простонал Нумендиль. И сразу же в ответ на унизительное прикосновение к лицу: -  Не трогай меня! - сознание плыло, и эльда явно говорил не то, что следовало открывать Саурону, но смолчать вовремя не смог.

Страдание усилилось, нарастало, медленно и от этого тем более невыносимо. Нумендиль и не представлял, что такое бывает, не знал, что можно чувствовать, как постепенно вытягиваются, рвутся мышцы рук, а за ними мучительное напряжение передается всему телу. Он утратил гордую способность сдерживаться и стонал почти не переставая, готовый просить, чтобы враг завершил свое дело быстрее, пусть даже лопнут суставы, и руки вырвутся из плеч, превратившись в кровавые ошметки.

Из последних сил сжимая зубы, он взмолился мысленно, обращаясь к Фэантури в поисках стойкости и воли. И неожиданно, будто в сознании открылись ворота в Иное, доселе недоступное, прозрением будущего коснулось души новое знание. На мгновение мука стала неважной, и
неожиданно чистым, словно не омраченным страшной болью голосом, нолдо проговорил:

- Придет и твой час отступать в страхе перед серебряными звездами на синем щите. И тогда не сможешь более скрывать свой истинный облик, став навсегда уродливей орка.

И в каждой поверхности, что могла отражать хоть какое-то изображение перед глазами Саурона, предвестием будущего на долю секунды мелькнули лазурные знамена в россыпи ясных звезд.

А эльда задохнулся и снова протяжно застонал.