Нумендиль, щурясь, молча проклинал собственную неосторожность. Он понял слова Тирквилдэ: действительно, в начале их странствия голфинг бестревожно говорил о горах, в которых привык жить. Горах без густого леса. И теперь Врагу есть о чем спросить брата. И знание это, кажущееся мелочью, нельзя отдавать Саурону. А цена молчания будет непереносима.

Страх смыла вода, странно успокаивая израненное фэа. Осторожная забота друга стирала не только грязь и кровь, но и следы мерзости, что оставили на нем руки врагов. Беспомощность вызывала отвращение к самому себе, и эльда, с благодарностью глядя на брата, еще раз протянул руку к воде -
неожиданному чуду, радуясь возможности шевелиться, пусть и через боль.

Но дохнуло мраком ночи, предвещая явление твари. Эльда вскинул взгляд к Тирквилдэ, предупреждая, извиняясь, прощаясь - на всякий случай.
И, заглушая в памяти звучавшие под низким небом слова пророчества: "...но пытки и скорбь над вами властны",.. - успел сказать раньше, чем появились враги:

- Что бы ни было дальше, я благодарен Единому за Дар.

И обернулся к решетке, стараясь подготовиться к тому, что действительно будет дальше.
Саурон был... доволен. И орки впрямь тащили с собой бесчувственного эльфа, не солгал умайя. Смутно знакомое почудилось Нумендилю в нем. Синяя рубаха... смутные воспоминания заставляли с подступающим отчаянием разглядывать нового пленного, а Тху, казалось, решил облегчить эльда задачу.
По его знаку орки подтащили закованного к решетке, подняли раненому голову, показывая лицо.
- Итак, у вас появился новый пленник. Не узнаешь его, Нумендиль?  - заговорил Тху.

Нолдо узнавал, и сейчас, пожалуй, мог бы быть благодарен за раненое лицо: эмоции вряд ли отразились на нем. Друг Финдэкано, рожденный прежде Валинора, спокойный, вдумчивый, сохраняющий самообладание, когда остальным его явно недоставало. Нэнвэ. Нумендилю казалось, он видел его в битве: в короткий момент передышки, когда соединились армии Фингона и Тургона, и братья встретились. Эльда предполагал, что Нэнвэ погиб, как и почти все воины Хитлума, особенно из ближнего окружения короля. Он был бы рад ошибиться. Но не так.
"Лучше бы ты погиб"... - мысль отчаяния, недостойная и неуместная.

Видя состояние брата, Тирквилдэ нашел силы на поддержку:

- Сколько времени ты гонялся за одним  эльфом, жалкий дух? Мы с братом едва выспаться не успели. Не вспотел, не притомился?

И Нумендиль с усилием отвел глаза от лица Нэнвэ. Хуже нет "дара", чем выдать, что новый пленник Жестокого что-то для него значит.

А враг продолжил с отвратительным, выворачивающим душу предвкушением в голосе:

- Вижу вы уже сняли маски и подозреваю что неплохо провели время. Что же я рад что вы отдохнули. По тому что теперь пришел час расплаты. И за твои проделки, менестрель, заплатит твой брат.

Постыдный страх заставил выпрямить спину. А рядом уже поднимался Тирквилдэ. И Нумендиль, следя за тем, как открывается с лязгом дверь, и Саурон бестрепетно перешагивает порог, увидел, что слова твари вновь были ложью, угрозой, которую он не намеревался выполнять. Потому что направлялся он к феанорингу.

Нумендиль поднялся, не теряя под спиной опоры стены, посмотрел холодно и отстраненно. Пусть Жестокий подумает, что он снова готов уйти в себя, не сопротивляться. Так бы и было - если бы не угроза брату, не звезды, сияющие в памяти, не журчание воды, пришедшей как дар. Тирквилдэ, выждав момент, бросился на врага, и, скорее, почуяв, чем увидев готовность брата к атаке, голфинг ударил одновременно с ним, вкладывая в удар, скорее, инерцию, чем отсутствующую сейчас силу, метя в горло, в уязвимую яремную впадину.

Результат атаки:

[dice=9680-16]

Орки втащили Нумендиля в камеру не обращая внимания на его сопротивление. Когда эльф заговорил орки даже не поняли что это было оскорбление. Один из конвоиров сноровисто разжал нолдо рот и влил в него какую-то горькую, пахучую жидкость, после чего с пленника срезали жесткие от крови штаны, и раздев до нага втащили на стол, а затем накрепко пристегнули к нему ремнями, но так что бы не зацепить ни одной раны. К тому времени когда они закончили тело эльфа уже не должно было что-либо ощущать после настойки - так приказал Господин.

Распростертому нолдо зашили раны на боку, и, намотав волосы на кулак, что бы не дергался, щеку. Затем грубо вымыли его тело от крови, и на чистою кожу наложили густым слоем желтоватую мазь - на ожоги, ссадины, разбитые руки и ноги. Где-то в середине процесса пришло еще двое орков, так что распределение обязанностей сопровождалось вялой перебранкой - под боком у Господина больно-то не поспоришь.

Вымытого и залеченного эльфа перевязали, и, отстегнув, заломив руки посадили на лавку, пока четверо оставшихся парня спешно убирали следы бани с лазаретом, периодически то входя, то выходя из камеры, унося вещи, принося тряпки. Каждый раз из открытой двери дуло стылым холодом, подчеркивая царящее в камере тепло.

Держащему Нумендиля орку было скучно просто стоять и он играл с пленником выгибая ему заломленные руки, задирая их вверх или выкручивая. Впрочем забаву то и дело приходилось останавливать что бы прикрикнуть на парней.

Минут 10 понадобилось оркам что бы закончить все и убратся, на прощание кинув возле нолдо свежую одежду, и дав Нумендилю кулаком в живот, что бы не надумал дергаться - может боли и не почувствует, но сведенные мышцы не дадут выскочить.

Тем временем Волк закончил с начавшим приходить в себя, пока безымянным, нолдо и вышел из пыточной. Скорее всего воин будет несколько сбит с толку и обескуражен тем что найдет вокруг себя по пробуждении, тем что произойдет в скорости, но Темного это не смущало. Новый пленник был интересен как раб, но после того как их земли захватили, вряд ли знал какую-то полезную информацию. Позже, в Твердыне, его конечно расспросят прежде чем приставить к делу, но сейчас это не важно. Сейчас важно что он может помочь развязать язык тем кто знает об Ондолиндэ. Волк возлагал некоторые надежды на то что феаноринг сломается когда поймет кого пытали по его приказу, и умаиа мало заботило что об этом подумает новый пленник. Явно добрых чувств к родичу он питать не будет - но оно и к лучшему. Кажется что сама судьба послала Волку в руки этого нолофинвинга.

- Приготовьте менестрелю кресло, - бросил Оборотень подоспевшим оркам и вошел в камеру где все так же неподвижно лежал на полу Аикарамат. Могучий аина присел рядом с ним, кладя руки на виски, и передавая телу потерянные и растраченные силы. Меньше крупицы для него, правой руки Владыки, но вполне достаточно для изможденного эльфа. Нолдо тихо застонал, приходя в сознание и Волк, довольно улыбнувшись поднялся на ноги.

- Вставай, - предложил Оборотень, не сильно пиная роквена в бок. - Твой брат уже заждался тебя.

Не желая очередной потасовки как бесполезной траты времени, Волк отступил на шаг, давая нолдо прийти в себя и собраться с мыслями.

- Тебе напомнить твое обещание, Аикарамат? - Словно между прочим спросил умаиа. - Ты просил прекратить твою пытку. Ты сказал что теперь очередь брата. Ты не передумал? - Волк в любом бы случае заставил менестреля смотреть и вывернул бы все так что это по его воли и просьбе сейчас будут мучить Нумендиля. Но этого было мало. Намного лучше было бы если эльф возьмет на себя вину и ответственность за происходящее. Нужно было не просто унизить нолдо, а сделать так что бы он сам считал себя никчемным и не достойным быть. Раздавить. И через это - сломать.

- Все готово. Ждем только тебя и твоего слова, что бы начать. Сам пойдешь, или тебя притащить?

НПС Нэнвэ

Ловушка!.. Он понял это, но слишком поздно. Меч вошёл в пустоту морока, нолдо почувствовал лишь пустую оболочку, и в этот момент на его плечи легли ладони.
Воля умайа обрушилась даже не давлением - чистой болью, и нолдо сопротивлялся в ответ. Это не было даже решением. Он боролся, не мысля никакого другого выхода, сопротивлялся до самого конца. Разум подсказывал, что бежать некуда, страха не было, и роа повиновалось ему, не искало интуитивно причин боли и возможности сбежать, восприятие превратило ощущения в неоспоримый факт, все силы направляя на то, чтобы удерживать сознание на плаву и стараться выдавить волю умайа вон из своего тела, аванирэ стояло несокрушимой стеной.
Но его сил не было достаточно. Мир померк перед глазами, ощущения боли стали физическими, и Нэнвэ понял, что теряет сознание.

Он догадывался, где очнётся. Когда сознание стало возвращаться к нему, он не мог определить своих чувств. Он понимал, что это вероятный исход, и потому оставался спокоен. Он может умереть здесь, но может спастись. Он далеко от Ангбанда, и, значит, у него - у них - есть шансы.
Нэнвэ приоткрыл глаза, полностью возвращаясь в сознание, и увидел потолок, каменный и грубый. Шевельнувшись, он понял, что его тело зафиксировано, а кроме того по нему ещё плавают отголоски боли от воли умайа, но в остальном он не ранен - тело отзывалось привычно. Судя по всему, то, что умайа намеревался с ним делать, ждало его пробуждения. Медленно и глубоко вдохнув, Нэнвэ повернул голову. Он почти не ожидал, но это ему удалось. Сбоку от себя он увидел усаженного на кресло эльфа - того, второго, не Нумендиля. Из какого тот народа, Нэнвэ не мог понять, видел только, что это нолдо. Он бы заговорил, но рот был заткнул.
Вот, значит, как... Умайа собирался демонстрировать пленнику пытку сородича, видимо. Но зачем затыкать рот? Опасается того, что Нэнвэ может сказать? Или?..
Краем глаза Нэнвэ обратил внимание на свои руки, и его глаза удивлённо расширились. Руки выглядели плохо. Разбитые, ободранные и опухшие в запястьях, такие руки вряд ли могли бы удержать меч. Он обратился к ощущениям своего роа, и ничего подобного не почувствовал. Тогда он попытался осмотреть остальное тело, как мог из такого положения, и картина была примерно той же. Это не был его облик. Личина, скорее всего. Скорее всего, в глазах сидевшего нолдо он сейчас был Нумендилем. Вот почему Нэнвэ мешали говорить. И, судя по всему, в этом было слабое место пленников, раз умайа изыскал такую пытку. Создать личину на другом пленнике...
Орков, вертевшихся в помещении, Нэнвэ проигнорировал. Он думал о том, что может сделать. Чем показать, что нолдо видит обман. Это было не так просто, ведь они не были знакомы, да и Нумендиля Нэнвэ не видел многие годы.
Умайа должен наверняка был появиться сам, и тогда любое лишнее движение может выдать его мысли, но пока у него было немного свободы. Меньше минуты, скорее всего, и нолдо подвигал головой, нащупывая с помощью твёрдой поверхности под собой пряжку кляпа. Будь у него время, он мог попытаться расстегнуть её, особенно сейчас, пока здоров и может двигаться без опасений. Двинув пряжкой об стол на пробу, нолдо запомнил ощущения, ответ кожи и металла, закончил на этом и вновь повернул голову к пленнику. Тот тоже выглядел так себе, но взгляд его был не лишён силы. Больше Нэнвэ не двигался - просто смотрел ему в глаза, стараясь чтобы его настоящий взгляд пробился сквозь личину. В его глазах не было ни волнения, ни страха, ни слабости. Только сосредоточенность и целеустремлённость того, кто ищет выход, а не мирится с участью.

Нолдо с трудом сдерживал в себе гнев, это забавляло. Но от обещания своего не отказывался.

- Я помню свои слова. И не отказываюсь от них. Но помни и ты о своих - когда я скажу довольно ты оставишь его в покое!

Вол приподнял бровь. Он такого своего обещания не помнил, но... так будет даже интереснее. Пусть менестрель сам отсчитывает минуты боли брата. Если он прекратит пытку слишком рано, Нумендиль снова будет переживать что он страдает меньше брата, если же феаноринг будет медлить, то тем продлит страдание нового пленника. И умаиа кивнул:

- Пусть будет по твоему, Аикарамат. Ты определишь длину пытки сам.

- Теперь его очередь. - произнес нолдо и Волк довольно кивнул.

К сожалению не много пыток было сейчас что могли быть применены к пленному, сокрытому личиной - раны и кровь будут незаметны на нем, а значит выдадут ложность происходящего. Оставались те пытки что не оставляли следов. Например дыба. И Волк плавно двинул рычаг, медленно затягивая ворот пока не провернул колесо на четверть. Не нанося травм можно будет довернуть колесо до двух полных оборота.

Это было очень удачное мучение для безымянного воина. Он был полон сил и отваги, даже сейчас он не боялся, он был готов к сопротивлению и бою. Но с растянутыми руками сопротивляться трудно. А если заняться еще и ногами, так что каждый шаг станет для нолдо маленьким подвигом? Да, пожалуй стоит так и сделать. Хорошая идея.

- У твоего брата уже потянуты руки, не пора ли заняться ногами? - Пара шагов вдоль стола и Волк оказался напротив другого рычага. Так же медленно двинулся куда более массивный ворот, и остановился описав свою четверть.

- Что скажешь феаноринг? - Равнодушно поинтересовался Волк. - Продолжить пытку, или ты довольно? Или, быть может, ты готов хотя бы купить отдых для своего брата? Расскажи о Городе, и этот  кошмар закончится. Для вас обоих.

НПС Нэнвэ

Нэнвэ стоило догадаться, что умайа будет выбирать бескровную пытку, потому что изменять личину соответственно происходящему, одновременно собственноручно проводя пытку, это неоправданно сложная задача, даже если умайа умел делать очень натуралистичные личины. Нолдо ждала дыба - он констатировал это про себя, почувствовав, как ремни тянут его руки вверх. Не так сильно, как можно было опасаться - такое натяжение не причиняло ещё вреда, но причиняло боль, в устах же умайа это звучало так, словно уже было жестокой пыткой. И Нэнвэ понимал причину - для Нумендиля, чьи руки уже были в совсем не лучшем состоянии, даже такое натяжение уже причинило бы явную боль. Возможно, с ним это уже было, что ещё усугубляло ситуацию.

Но для Нэнвэ это было не так, эту боль он мог терпеть, и сейчас у него был ещё один шанс зародить подозрения в феаноринге. Тот, кто страдает от боли, чьи мышцы и связки уже травмированы, напряжёт их инстинктивно, пытаясь силой помешать болезненному растяжению. Руки Нэнвэ же не болели непереносимо, и пока растяжение физически возможно без травмы, разумнее было расслабить их, позволяя тянуться и не применяя ненужную силу. Это было разницей, которая должна была вызвать подозрения, и Нэнвэ, всё так же спокойный лицом, постарался поймать взгляд феаноринга, привлекая к себе внимание, а потом указать глазами на свои руки. Они лежали расслабленно - с усилием, но он расслабил их. Потом Нэнвэ повернул запястья в другое положение, сжал кулаки - мышцы напряглись под кожей предплечий, проверяя ремни на прочность, и снова расслабил, опуская на стол раскрытыми ладонями вверх. Его взгляд оставался спокойным и уверенным - ему понадобилось усилие, но оно было доступно для него, он был напряжён, но боль не брала над ним верх.

О Городе... Нэнвэ, очевидно, угадал с намерениями умайа. И с тем, что ни один из пленников не открыл ему тайны, потому умайа и искал к ним ключ.

Отредактировано Lamaraumo (04-10-2017 16:00:35)

Волк ошибся.

Такое случалось не часто, но случалось. Он недооценил нового пленника. Следовало сначала подвергнуть его пытке отдельно, посмотреть его реакции, подготовить поганца к боли, составить наилучший план, и лишь потом разыгрывать это преставление. Но Волк спешил и по тому допустил промах. Впрочем... не так страшно. Он все равно добился того чего хотел - феаноринг отдал приказ о пытке родича, а как долго продолжилась эта пытка не так уж и важно. Могло быть лучше, интереснее, но нужно было уметь воспользоваться и тем что вышло что бы раздавить и смешать менестреля с грязью.

- Ты врешь мне тварь! Что ты задумал? Что за безумие? Прекрати его!

Слова звучали очень похоже на то что Аикарамат просит остановить пытку. Но, быть может он просит остановить именно безумие? Иногда Волк становился страшным поборником буквы договора. Холодная улыбка тронула губы умаиа:

- Ты верно забылся фаноринг. Я уже преподал твоему брату урок что будет в наказание тому, кто смеет оскорблять меня. Но ты, кажется, пропустил этот момент. Ты же в то время спокойно спал в ущелье, и не видел через что прошел твой родич. Зато можешь наглядно увидеть это сейчас, и, быть может, запомнить.

Оборотень протянул руку и взял с подноса три уже знакомых стальных когтя, надел их на пальцы поверх ногтей и тут услышал тихий голос, что донесли др него чары:

- Приходи, поговорим. - Нумендиль звал его. И Волк усмехнулся. Это хорошо, быть может нолдо и правда решился сказать что-то ценное. Но если так, если боль и ужас за родичей (или товарищей?) подточила его, то пусть подождет еще немного - торопливее будет рассказывать. Если же нет, если это лишь уловка что бы выманить его, Оборотня, из пыточной, то тогда и Аикарамат будет потерян. Ну или хотя бы не так надломлен как хотелось бы.  И Темный выбрал продолжить пытку. Хотя бы еще 2-3 четверть оборота колеса.

И Волк мстительно и почти резко, ограничивая себя лишь тем что бы не порвать пленнику мышцы, провернул оба колеса еще на четверть оборота. Короткая передышка на 2 вздоха - и еще четверть оборота. Нолдо уже должен был чувствовать как затрудняется его дыхание, а ощущения становились все ярче и прекраснее.

А потом умаиа взял с подноса приготовленную там медную миску и поставил ее возле растянутого на дыбе эльфа. Со своей стороны, той что была закрыта от Тирквилдэ телом "Нумендиля". И тогда с видимым удовольствием Оборотень провел пальцами по ребрам пленника, раздирая когтями его левый бок, чувствуя подушечками пальцев как рвется и кричит плоть, как натянутое струной тело причиняет самому себе боль. И Темный аккуратно собрал кровь, заструившуюся из ран, в подготовленную миску.

Ждать пришлось долго. Дольше, чем хотелось надеяться. Эльда старался не думать, чем именно занят сейчас Враг, но не думать об этом не мог. Он старался сохранять внешнее спокойствие, потому что знал: стоит ему вновь позволить себе уплыть в опустошенное равнодушие - и тогда, если Тху все же соизволит явиться, нолдо вряд ли заставит себя даже голову поднять навстречу. Оттого он сжимал еще плохо чувствовавшими что-либо пальцами край лавки и пытался собраться. Вместо нужных размышлений о том, что делать дальше, в сознании прорывались отчаянные мысли, что именно враг придумал для нового пленника. Нумендиль догадывался, что брат не откажется от своих слов. Ведь он сам просил Тирквилдэ об этом. Просил - и знал, что обрекает феаноринга на тяжкое испытание. Но и подумать не мог, как все извратит Саурон. "Я приношу другу лишь несчастье". 

Наверное, следовало готовиться к бою, а не к разговору, но злое отчаяние грызло, как волк грыз того несчастного нолдо по приказу умайя. Сколько крови пролито уже из-за него... Несмотря на тепло, пленника вновь стал заметно потряхивать озноб. Лишь бы темный не подумал, что страх. А, впрочем, не все ли равно?..

Дверь распахнулась и вновь затворилась - вечно дарующая свет лампа будто захлебнулась вползшей тенью. Саурон осмелился явиться один, без охраны. Нолдо невольно распрямил спину: через действие зелья ломящие плечи отзывались лишь тенью настоящих ощущений.

- Итак, ты желал со мной поговорить. О чём же? Помни: если это окажутся оскорбления, за них ответят как Аикарамат, так и новый пленник. Если пустые слова... я внимательно тебя выслушаю, но, видишь ли, один из них сейчас на дыбе и так там и останется. Пока мы не закончим беседу или я не услышу чего-либо полезного. Ты знаешь, что это такое.

Эльда явственно сжал зубы - свежий шрам на щеке потянуло, но боли не было. Все страдания доставались другим. Тирквилдэ? Нэнвэ? Он без колебаний поверил, что Жестокий мог так и поступить: оставить одного из эльфов на дыбе - теперь он знал еще и это слово, и квэнди передернуло от нового "знания", - сказав, что идет поговорить с ним. Когда брат все узнает, возненавидит ли он Нумендиля? Хотелось подняться и швырнуть лавкой в ненавистное лицо. Пришлось перевести дыхание, чтобы совладать с собой. Нужно говорить короче, чтобы сберечь руки того, кто страдает. Когда Саурон вернется, страдания лишь усилятся... Выхода не было. Звезды светлые, пусть же озарят они путь во тьме друзьям!

Нолдо на мгновение прикрыл глаза. Он почти смирился с тем, что его роа подводит его. Но сейчас ждал от него немногого: и, собирая последние крохи самообладания, дарованные недавним отдыхом, он заговорил неожиданно чисто и прохладно:

- Ты спрашивал, где я часто любил бывать в Городе, о котором ты невесть от кого услыхал. В доме моего короля. Перед битвой мы разговаривали - всякое может случиться на войне, - и я дал ему слово хранить молчание обо всем, что так или иначе связано с Городом. И не выдавать тайны ни словом, ни делом, ни мыслью. Потому  мне более нечего будет прибавить о Городе ни тебе, ни Моринготто, - незаметно для себя эльда говорил на квэнья, каким он был в Валиноре, в дни перед Исходом.

С тех пор многое переменилось, речи стали проще и короче, еще у Митрим язык менялся, приспосабливаясь к новой жизни. Сейчас Нумендилю снова оказалось проще говорить так, как он привык в светлые, не скованные Роком дни.                                         

- В Амане я видел, как раз за разом обходит твой господин стороной Турукано, будто опасаясь приблизиться и заговорить. Будто знает о нем нечто, недоступное остальным - и боится этого знания. Так что, добрый совет: будь осторожнее, пытаясь протянуть руки к неведомому тебе.

НПС Нэнвэ

Саурон... О, знал бы Нэнвэ с самого начала, что слепой путь отчаяния приведёт его не в случайную ловушку, а надежда увидеть выживших сородичей заставит увязнуть в ней по самое горло? Не просто умайа, и не квенди, чья удача изменила им. Он собственными ногами пришёл в нору, облюбованную никем иным, чем Сауроном, и пренебрёг многими возможностями выйти из смертельной опасности целым, чтобы встретить знакомого из дней света и его побратима, ценой собственной жизни скрывающих самую большую из тайн, что ни в коем случае не может попасть к Врагу, всеми силами её жаждущему. О, лишь судьба могла привести его сюда, и всё происходящее теперь не случайно. Мысль об этом прибавила сил, возвращая разуму Нэнвэ ясность.

И всё же нужно было понимать, что не просто умайа попался им на пути, и не просто сильный. Саурон был сильнейшим из слуг Врага, и многим квенди он уже принёс гибель. Выбраться живым из его логова будет чудом, но в то же время Нэнвэ был уверен, что они должны сделать это. Если это не случится так, напрасным были его жертва, его решение, его надежда. Поэтому он будет бороться до конца и дальше. Ничего нет для него больше. Ни Лорда, ни дома, ни близких, только вода и звёзды, мир, который он любит.

Нэнвэ не смотрел на умайа, пока он не появился в поле зрения вновь. С миской в руках, в которой теперь было что-то - его, Нэнвэ, кровь из ран на боку - Сайрон подошёл к феанорингу. Нолдо сидел, опустив голову - то ли был подавлен, то ли эмоции ослабли после всплеска. Тварь отвечал ему, но то, о чём был их диалог, пока было не слишком ясным для Нэнвэ. Эльда просил остановиться и, судя по ответу, это было всё ещё частью от сделки, на которую пленник пошёл до появления Нэнвэ. Для Нэнвэ сейчас это не было важным. Он, сведя брови, смотрел, как умайа выливает на руки прикованному феанорингу кровь из миски. Видеть свою собственную кровь было странно, и невольно подумалось о том, сколько её там, как много он потерял.

Представить друг другу - Нэнвэ подумал, что хотел бы знать имя того, с кем вместе он оказался, и вполне мог бы назвать своё, но пока слова феаноринга об этом принесли лишь имя Саурона и очередную издёвку от него. "Тот, чья кровь на твоих руках". Кому он говорил это? Этот воин рядом со своим Лордом наверняка вошёл многие годы назад в белую Гавань, чтобы по воле пламенного духа Феанаро пролить в Благословенном краю кровь родичей. Его руки не станут краснее от того, что их тёмная воля облила кровью ещё одного из квенди.

Умайа обернулся к Нэнвэ, чтобы, наверное, продолжить издевательское представление, но вдруг замер, а его лицо исказила настоящая злоба. Не из тех, что смешаны с презрением, нет. Что-то в облике нолдо оказалось совершенно неожиданным и очень неприятным для умайа. Но что? Нэнвэ с удивлением перевёл взгляд с лица Саурона на свои руки - запрокинуть голову было проще - и увидел, что на них едва ли видны следы никогда не существовавших травм. Личина. Личина падала с него. Нэнвэ показалось, что, не будь у него во рту кляпа, он бы засмеялся. От того сразу, что перед ним Саурон, и что его силы оказались так малы сейчас, что он не упустил так добросовестно сделанную личину. Унизительно это, разве нет, показать ограниченность своих сил беспомощным пленникам? Нэнвэ улыбнулся глазами и снова посмотрел на сидящего нолдо.

Всё то, что Саурон сказал о том, кто первым будет за что платить, было не важно. Они всё ещё пленники, полностью в воле умайа, и тот всё ещё не получил нужную ему информацию. Их участь никак не изменится в зависимости от того, что он сейчас говорит. Всё это лишь факт, и спасти здесь сможет лишь крепость собственного сердца. Умайа развернулся и собрался уходить - очевидно, к Нумендилю, но, пройдя мимо, вытащил кляп. Это было хорошо, но, пока Саурон не скрылся за дверью, Нэнвэ не проронил ни звука.

Наконец-то нолдо снова смотрел на него. Он молчал, и несколько секунду молчал и Нэнвэ, подбирая слова. В его лице сейчас не было тени пытки - он не шевелился, и со временем боль меркла, тело привыкало к противоестественному положению, а разум отстранялся от ощущений. Пока не шевелится, Нэнвэ мог терпеть.
- Моё имя - Нэнвэ, - проговорил он наконец, и его голос был хрипловат после молчания, но спокоен. - Вы с Нумендилем сильны и смелы, и упрямы, раз так много сил сумели отнять у Саурона. - его губы дрогнули, он чуть улыбнулся. Орков, которые слушали их разговор, он, казалось бы, полностью игнорировал, но, на самом деле, подбирал слова, чтобы не упомянуть того, чему не стоило бы здесь звучать. - Эта кровь не имеет значения. В этом месте нет места подобному. Важно лишь то, что надежда всё ещё есть, и, покуда это так, раны тела не важны.

Гондолинец тоже был подавлен. Почти доведён до отчаяния. Подавлен настолько, что - быть может, действительно готов говорить, не насмехаться и не тянуть время. Впрочем, о том, чтобы последнего нолдо и не пожелал, он позаботился заранее.

Когда эльф прикрыл глаза, явно готовясь нечто сказать, Тёмный умолк и замер, остерегаясь случайным словом или жестом спугнуть миг, которого ждал, который готовил. И очень внимательно и серьёзно слушал, когда тот заговорил:

- Ты спрашивал, где я часто любил бывать в Городе, о котором ты невесть от кого услыхал. В доме моего короля. Перед битвой мы разговаривали - всякое может случиться на войне...

Умайа чуть опустил веки, скрывая торжество. Нумэндиль был достаточно близок к Турукано, чтобы часто бывать у него. Чтобы беседовать с ним перед Битвой Бессчётных Слёз. И - он был готов передать часть разговора перед Битвой, из коего можно было бы понять нечто о Тайном Городе - скажем, то, каким образом туда сумели послать вести о подготовке к битве, так что Турукано появился необычайно своевременно...

... и я дал ему слово хранить молчание обо всем, что так или иначе связано с Городом. И не выдавать тайны ни словом, ни делом, ни мыслью. Потому  мне более нечего будет прибавить о Городе ни тебе, ни Моринготто.

"И это всё?! Проклятье!"

Предвкушение обмануло Волка. Всё, в чём был готов признаться гондолинец, был обет хранить молчание. Очень точно сформулированный обет - не мог не признать Волк. Даже не нуждайся он сейчас в восстановлении сил, он не мог бы поймать нолдо в ловушку, представив ему "старого друга", решившего с ним поговорить ради взаимной  поддержки. Даже если довести его до такого состояния, что он едва будет отличаться реальность от бреда или сна. И в иную ловушку - тоже не мог бы поймать. Никакой надежды, что проговориться, беседуя с феанорингом или новым пленником. Никакой возможности изобразить, что уже узнал от другого о чём-то, и молчать об этом уже нет смысла. Никаких "случайно" подброшенных карт или предметов. Никаких "безобидных" рассказов о своих строениях. Даже искать брешь в аванирэ, и то нет смысла. Обет!

Либо сломается, преступит клятву, сознательно предаст Турукано и Город, либо не выдаст ровным счётом ничего. Это лишало смысла все хитрости и уловки. С ним, во всяком случае. Вновь неудача! Умайа был зол, особенно потому, что Нумендиль, не сказав ничего важного, исполнил обговоренное ранее условие.

- И это - то, ради чего ты молчал? Предпочитая пытку своего брата - этим словам? Быть может, ты и желал помучить его подольше, только так, чтобы он этого не понял?  - зло и насмешливо спросил Волк. - Эту возможность я дам тебе позже, по пути; как я слышал, ты весьма успешно отдавал приказы рабам. Пока... я обещал, что за это признание Аикарамат получит отдых, и исполню это. Сделаю даже больше: отдых получит и второй. Прежде, чем вы все отправитесь в Ангамандо.

Пусть голфинг пока подумает об этом... Волк вдруг понял, что может использовать даже то бесполезное признание, что услышал ныне. Против феаноринга, который тоже что-то знает о Городе; а что, если и второй - знает? Нужно проверить.

А голфинг продолжил:

- В Амане я видел, как раз за разом обходит твой господин стороной Турукано, будто опасаясь приблизиться и заговорить. Будто знает о нем нечто, недоступное остальным - и боится этого знания. Так что, добрый совет: будь осторожнее, пытаясь протянуть руки к неведомому тебе.

- Так ты лучше меня знаешь, как исполнить волю Владыки? - рассмеялся умайа. Это и в самом деле было забавно: пленник не то  предупреждал о грозящей Мелькору опасности, не то угрожал ему.- Я не стал бы расспрашивать об Ондолиндэ, если бы он не желал знать. Здесь не Аман.  Валар бросили вас, и не помогут ничем - разве что проклятьями.

Что-то было в его словах, что-то, от чего веяло холодком пророчества и обречённости - не его обречённости; но умайа предпочёл отбросить мимолётное чувство. Это было нелепо: Тулкас - да, мог быть угрозой, Мандос, Оромэ.... только не будет этого, все они сидят в своём Валиноре и пальцем не шевельнут ради мятежных нолдор. А - Турукано Нолофинвион, спрятавшийся Король, не способный даже отдать приказ своему народу? Нелепо и невозможно.

Оставив Нумендиля, он вернулся в пыточную. Орки передали, что пришедший назвал имя, Нэнвэ - сам! И сам выдал, что знает Нумендиля, назвал его по имени, стремясь поддержать родича - при орках! Не по Ондолиндэ ли знает?

Волк улыбнулся, ощутив, что может быть вознаграждён сполна за свои неудачи.

Верно он понял: новичок ещё не осознал в полной мере, куда попал. Пожалуй, лучшим будет повременить с его пытками - пока он и сам может выдать что-либо по неосторожности. Исполняя обещание дать пленным отдых, можно бы посовмещать их по-разному: Нэнвэ и феаноринг, Нэнвэ и Нумендиль, все трое вместе. Посмотреть, что будет действенней. Послушать. 

Что до феаноринга и его попытки предупредить родича... он уже знает, что боль можно причинить не только телу.

- У меня добрые вести для вас, - начал Тёмный с холодной, полной предвкушения улыбкой. Приказал оркам. - Снимите Нэнвэ - благодарю, что сам назвал имя; не представляешь себе, сколько упрямились эти двое!

Выдержал паузу: пусть подумают, чем именно он доволен.

- Вы оба будете избавлены от боли, получите отдых, питьё и пищу. И Нумендиль - тоже. Потому, что он упрямиться перестал - купил покой и избавление от муки для всех вас, сказав о Городе.

Он почти не лгал. Ведь нечто о  Гондолине было сказано: где любил бывать нолдо, о встрече с Королём перед битвой и данном обещании. Да, по-настоящему это не было сделкой, скорее нолдо перехитрил умайа...

Он почти не лгал.

Отредактировано NPC Darkness (10-10-2017 14:41:28)

Волк смотрел на пленников с видимым презрением, как только и может сильнейший смотреть на слабых и жалких, хищник - на беспомощно трепыхающуюся, замершую перед ним или глупо хорохорящуюся жертву.  Под этим надменным, холодным и жестоким выражением скрывался жгучий интерес - чем лучше зацепить их, какие методы выбрать? Особенно его занимал второй, Нэнвэ. Он пока не выказывал слабости, хотя, несомненно, слабые места были и у него. Они у всех были. Через руки бывшего наместника Ангамандо прошли многие пленники, и неуязвимых, железных среди них не было. Сломать удавалось далеко не всех, это верно. Довести до чёрного, безнадёжного отчаяния, в котором эльдар медленно умирали от телесной и душевной боли - Волк и такой исход считал своей победой, хотя и не приносящей столько пользы, как ломка - тоже. Но Волк был уверен, что сейчас устоявших должно стать много меньше, если они вообще останутся - ведь нолдор потерпели поражение. Противники не могли более держаться за то, что они лично проиграли и мучимы в плену, но их народ побеждает или победит в будущем. Теперь же они все проиграли. Теперь никто из их друзей и родичей не был избавлен от того, чтобы в любой миг стать пленником под пыткой, рабом, пищей для орков...

...Кроме жителей так и оставшегося тайным Ондолиндэ. Тем важнее было узнать о нём хоть что-то.

Нэнвэ не был задет словами о том, что Нумендиль якобы выдал некоторую часть тайны Города. Не верил? Феаноринг - не верил, назвал ложью, но задет был. Волк видел, как расширились его глаза. Страх и утрата самообладания... это было хорошо, но слишком недолго, чтобы успеть воспользоваться этим.

"Не дать ли ему обещания, что голфинг действительно сказал нечто о Городе? Рискованно. Обещание придётся формулировать слишком обтекаемо, нолдо может и догадаться, что ничего полезного я не узнал".

- Думай как знаешь. Ты не поверишь ничему, что я говорю, и все мои слова сочтёшь ложью, - усмехнулся Тёмный. - Хотя это не так.

В самом деле, и желай он лгать непрестанно, всегда и во всём - ему бы это просто не удалось. Но рисковать с феанорингом, как он считал, не стоило; разгадав хитрость, он мог разозлиться на умайа. Тогда как сейчас сам прекрасно справлялся с задачей себя мучить.

"Почему ты не мог быть обращён против меня!"

"Ошибаешься. Против тебя я его уже обратил, и ещё обращу. Интересно, что скажет этот, мнящий себя чистым и светлым, когда я объясню ему, что он стал моим орудием..."

Аикарамат страдал из-за вины, которую так удачно удалось на него возложить; Нэнвэ, судя по переданным орками словам, осуждал его и считал трусом. Если объединить их, это должно быть неплохим средством воздействия на феаноринга и без телесных пыток.

- Смотрю, пока ты прекрасно держишься, куда лучше Аикарамата, - обратился к нему Тёмный. Отчего бы и не похвалить, если это подчеркнёт разницу, дополнит уже высказанное осуждение и посеет рознь? Они из разных Домов, что важно для феаноринга; и на сей раз голфинг - не друг и не брат, незнакомец. - Но я ещё посмотрю на тебя позже, когда вас отправят в Ангамандо. Окажется ли к тому времени нолдо из Второго Дома более сильным, стойким и отважным, чем из Первого?

Острие этих слов было направлено на феаноринга. Но нужно было найти и способ воздействовать на самого Нэнвэ - пока столь сильного и по видимости непробиваемого, даже внешне отличного от этих двоих, успевших многое испытать. Внешне отличного... эти эльдар так трепетно относились к своему телу - быть может, это подействует? Пока Волк рассчитывал на другое: на возможную неосторожность одного в словах, на вину и подавленность второго, на рознь Домов нолдор. Но и об их телесном состоянии намеревался позаботиться очень скоро. Без всяких пыток - они, как он и обещал, сейчас были отменены...

- Отведите их в камеру - не в ту, где держат другого пленника. Затем оставьте, - распорядился он. - Воду и пищу вы, как и Нумендиль, получите позже. Ты так уверен, что я всегда лгу; но, как видишь, я исполняю свои обещания.

Последние слова были обращены к феанорингу - чтобы поколебать его уверенность в своём брате.

Орки ввели двоих в камеру, несколько отличную от первой, и вышли. Пусть пленным покажется, что их оставили наедине. В действительности же он узнает обо всём, что будет сказано: для этого довольно было неподвижно стоять у самой двери.  На некоторое время он сам задержался у неё, поручив оркам призвать одного из гномов. Гномы на его службе и в этом могли стать  полезными: им хватит терпения долго стоять в неудобном положении, припав ухом к двери, их не выдаст запах, как орка, или сила, как самого умайа.

Тёмный знал, что нолдор могут ощутить, что он пока не отошёл от камеры. И всё же рассчитывал, что и сейчас нечто могло быть сказано. Нэнвэ, который может не обратить на это внимания. И Аикараматом, который самое меньшее предупредит его - а, возможно, и не сможет смолчать после того, что было сделано и сказано.

Тёмный ждал и слушал.

Отредактировано NPC Darkness (13-10-2017 12:29:44)