Орки не ждали ударов от пленных. От феаноринга - потому, что считали, что он после пыток уже ни на что не способен, от второго - потому, что слишком спокойно держался. Тот, что отвязывал Аикарамата, не успел даже перехватить его руку, хотя удар нолдо и оказался совсем слабым: орк лишь закашлялся. Второму досталось сильнее: слишком неожидан оказался удар локтем. Он даже не уклонился, а ударил в ответ, метя в живот пленника; но сам задыхаясь, повалился и вскоре затих на полу. Обоих нолдор тут же схватили много лап.

Волк лишь поморщился, глядя на эти бессильные и безумные попытки. Чего они рассчитывали добиться? Не сбежать же отсюда таким манером. В них не было смысла. Только всё та же  нолдорская гордыня и отчаянное нахальство.

- Тебя я ещё не учил вести себя как подобает, а этого никак не научу. Но он уже знает, что дерзость не остаётся безнаказанной, и какова бывает плата, - обратившись уже не к Нэнвэ, а к феанорингу, он добавил. - За ваши выходки заплатит Нумендиль. А после этого я дам тебе возможность увидеть его своими глазами, как ты и желал.

Он намеренно не сказал, когда или каким образом накажет голфинга. Пусть Аикарамат изводит себя тревогой - Волк не сомневался, что так и будет, независимо от того, выкажет он эту тревогу явно или нет. За реакцией же Нэнвэ он внимательно наблюдал: будет ли это эффективным средством воздействия на него? Впрочем, если он и останется спокоен, это ещё ни о чём не говорит: возможно, пока он просто недостаточно понимает, что может ждать гондолинца.

Когда обоих ввели в камеру и оставили, феаноринг в самом деле не смог смолчать: признал, что страшился быть брошенным в одну камеру с братом.... а ведь они всегда оказывали друг другу поддержку. Едва ли сейчас это могло перемениться. Скорее всего, его страх был вызван обещанным наказанием. Глупым желанием хоть немного отложить тот миг, когда он увидит мучения брата. Однако на сей раз Волк не намеревался оставлять их вдвоём и позже. С ними будет и Нэнвэ, и это, как полагал умайа, может сильно ухудшить ситуацию. Как именно - зависело от того, многое ли связывало Нэнвэ и Нумендиля прежде, и от того, далеко ли зайдёт рознь меж ним и Аикараматом. И от того, что именно будет ещё произнесено...

Тем временем как раз подошёл гном. Смотрелся он хмуро, но приказание, заранее переданное орками, исполнил точно: молча встал у двери, слушать разговоры. Нолдор должны были ощутить, что умайа уходит, и это делало иллюзию уединения полной. Были у него и иные причины, чтобы удалиться от двери камеры: он обещал пленникам пищу и питьё в скором времени. Ими он и намеревался заняться, тем более, что и приложения силы это не требовало, и заготовки у него были... Первому действие яда предстояло испытать на себе Нумендилю - это и будет обещанным наказанием... без прерывания "отдыха".

Вскоре орки принесли в его камеру воду, крепкое вино и грубые, несколько подгорелые лепёшки.

- Господин сказал, дать тебе пищу и питьё...

...А вода тем временем вновь отозвалась Нэнвэ. Умайа уже отошёл от двери, да и не тратил он ныне сил на то, чтобы удерживать власть над этой землёй, водой, мороками. Гном же и вовсе не уловил бы этого отклика источника, что был не так далеко, хотя и не рядом.  Пытаясь высвободиться, словно раскованный пленник, устремлялась она на зов - отдельными сочащимися каплями, потом тоненькой струйкой...

Дверь стала отворяться, и Нумендиль вскинулся. Вспыхнула и погасла надежда, что умайя приказал привести сюда же и других пленных. Но это были лишь орки.
Феанорова лампа все ещё лежала в ладонях нолдо.
Кисти рук голфинга были словно одеты тёплым светом, свет лампы отражался и в его глазах, сейчас - с бликами золота.
Он смолчал, подняв взгляд на орков, - не вблизи, потому что стоял на некотором удалении от двери, но все равно будто бы в упор. Тварям Тени могло показаться, будто от пленника исходит непонятная, невысказанная угроза, будто нечто пугающее таилось сейчас в его зрачках, будто сияние знакомого светильника напоминало лучи Анора, нашедшие путь в кромешную темень подземелья.

Но орки не напали: оставив поднос на входе, они поспешно ретировались прежде, чем Нумендиль успел задуматься, а не сумел бы он что-либо выведать о судьбах друга и брата, вызвав рабов Саурона на разговор. Эльда осторожно опустил светоч на скамью, не возвращая его в стенное крепление, напоминавшие клеть. Не сдержал разочарованного вздоха сквозь сжатые зубы. Тху обещал Тирквилдэ и Нэнвэ отдых и покой, но можно ли верить тому, кто только что продемонстрировал собственное коварство?..

Нолдо с сомнением посмотрел на еду. После "лечения" и "омовения" его ещё мутило, и, хотя который день еды почти не доставалось, да и после битвы довелось голодать неделю, лепёшки не вызывали аппетита. Только тупая боль под ребрами отозвалась вместо обычного голода. "Путь в Ангамандо", - напомнил себе голфинг. Единственный шанс уйти от конвоиров - бежать до прибытия в Железную крепость. Уйти из рук Моринготто ему, знающему тайну последнего не затронутого войной города свободных нолдор, не дадут. И его брату, догадавшемуся о приметах, по которым можно сократить области поиска. И Нэнвэ - если узнают, что они давно знакомы,и судьба этого эльда крайне небезразлична гондолинцу. Для надежды на побег нужно собирать силы. Враг уже сумел заполучить их в лесу, истощенных и усталых. Сейчас с ними без труда справится и горстка конвоиров. Неплохо было бы ещё поспать, но, мучимый сомнениями, что сейчас происходит с двумя другими нолдор, он не сумел бы заснуть, не падая от усталости.

Нумендиль преломил лепешку. Вино, желанное с братом, сейчас почти отталкивало, казалось похожим на густую кровь, и эльда потянул к себе воду. На удивление хлеб с водой показался вкусней, чем выглядел, а, может, роа все же требовало своё. И несмотря на безразличие, тревогу, опустошение души, эльда незаметно для себя сжевал целый хлеб.

Когда умайа обещал наказать Нумендиля, феаноринг вновь начал дерзить. Сама эта дерзость и насмешка выдавала, как он задет, и более, чем задет этим обещанием. Правда, Волк рассчитывал на большее; но, услышав об орках, он лишь холодно усмехнулся:

- Не начал ли ты терять рассудок, коли думаешь, что я могу бояться вас? Пусть тебя не заботит число моих орков. Если вы и убьёте этих четверых, в Ангамандо я выберу новых - из многих тысяч. Невосполнимы потери нолдор, не орков.

В сущности, Волк всегда предусматривал и рассчитывал заранее примерный расход орков - как расход припасов, воды,  стрел, металла. При заметном перерасходе орков он бывал недоволен - как и всегда, когда нарушался его план. Но сейчас он был гораздо больше зол из-за неудач и из-за того, что нолдор так и держатся непокорно, да ещё, кажется, надеются на что-то! Хотя, казалось бы, феаноринг уже должен был хорошо усвоить, что надеяться ему не на что. И то, что длинный язык стоит держать за зубами - тоже.

Он многообещающе улыбнулся:

- Твои дерзкие речи тоже не останутся... без награды, - прежде, чем обоих нолдор вывели из пыточной и увели в камеру; прежде, чем он, немного послушав их разговор и призвав гнома, отправился подготовить "угощение". На тех, что ныне были брошены в одну камеру, он пожелал воздействовать иным зельем. И как раз выбирал его, когда вернулись отправленные к Нумендилю орки.

- Пленник всё съел и выпил сам? - бросил он, не оборачиваясь, взвешивая в руках два округлых сосуда. И, ощутив спиной, как съёжились орки, резко развернулся.

- Ве... великий Господин, - заикался один, упав ниц. - Этот голуг светился весь, и глаза, и руки - жуть одна. Вот Урхас и струсил. Сбежал и меня утащил.

- Великий Господин, - взвыл поименованный Урхас, тоже с земли. - Это Футрак струсил, а не я! Я чего велено оставил!

Оркам и взгляда было довольно, чтобы оба затряслись крупной дрожью. Да и карать их особо за нерадивость, когда орков только четверо осталось... тут феаноринг был прав. Страх от этого Тёмного, конечно, не брал, но неудобств и неприятностей могло возникнуть немало. Подобрать рабов потолковей, и то нельзя, и кары - пока только обещать.

- Наказаны будете вы оба. Позже, - орки вжались в каменный пол. Пока же Волк решил, что посылать их проверять незачем. Выждав положенное время, чтобы яд начал действовать, он велел им привести Аикарамата и Нэнвэ. Пленный мог и не притронуться ни к вину, ни к лепёшке - несмотря на все ухищрения, что скрадывали горечь и даже придавали заманчивый вкус и аромат. Но в этом случае можно кормить и поить его насильно на глазах родичей - сначала подготовленным, а после... скажем, обычной орочьей едой. Это тоже будет наказанием, но не пыткой.

Гном без особых напоминаний тихо удалился, едва завидев подходящих к камере орков. Из страха перед новым пленником к нему они подскочили вчетвером, заломили уже потянутую руку. Только затем разделились, и двое ухватили феаноринга.

-  Я велел вас привести не для того, чтобы заламывать руки, - орк тут же испуганно опустил руку Нэнвэ, вернув в обычное положение, - но ради встречи с вашим другом и братом. Как я и говорил прежде.

Умайа подошёл к двери и нарочито медленно, со скрипом, открыл.  С одной стороны, это позволяло оценить ситуацию, с другой - если эльф всё-таки вкусил предложенные яства... Умайа чуть заметно усмехнулся.

Всё должно было начаться незаметно - с беспокойства и тревоги, которые здесь даже покажутся естественными, с перебора мыслей о том, что может случиться, с того, что неподвижность станет тягостной. Затем его ждёт нарастающее болезненное обострение всех пяти чувств. Слабый звук станет слишком громким, причиняющим головную боль, слабый свет - слишком ярким, сколько-нибудь насыщенный цвет покажется режущим глаз, прикосновение заставит подскочить на месте. А уж орочий запах, которого эльдар и без того не терпят... 

Меж тем, и тревога сменится несвойственной нолдор пугливостью. Всякий шорох, всякое движение, всё сколько-нибудь необычное и неожиданное станут страшными, несущими угрозу... отравленные могут буквально пугаться собственной тени. При нарастающей яркости и громкости всего вокруг - неестественной и чрезмерной - это способно превратить в кошмар самые безобидные впечатления. Не то что приближение умайа и орков.

Несмотря на запасной вариант с насильным кормлением, Волк , конечно, желал найти пленника уже под воздействием яда. И, разумеется, ничего не сказать Аикарамату и Нэнвэ о подмешанной отраве. Пусть гадают, что творили с их родичем, чтобы привести его в такое состояние...

...А ещё Волк желал узнать, как выдержит этот кошмар - в котором ни привычка к опасности, ни природное бесстрашие не защитят от ужаса - сам Нумендиль.

Выдержит ли сердце (чет - да, нечет - нет)
[dice=5808-16]

НПС Нэнвэ

- Это зелье или колдовство. Он ведёт себя не естественно, - Нэнвэ, казалось бы, крепко держали под руки орки, но он стоял спокойно, не пытаясь освободиться. Он видел, как рванулся в камере Аикарамат, он понял, что было за этим рывком. Так бросается нолдо в последний раз, так сжигают ради последнего боя все силы, какие тело имело на бесконечные годы, отпущенные старшим детям Эру. Нэнвэ должен был рвануться следом, не оставляя в одиночестве того, кто был ему товарищем, пусть даже между ними были вина и непонимание. Должен был, но его взгляд был прикован в Нумендилю. Он впервые видел его здесь, и впервые за долгие годы. В после раз они виделись ещё в озера Митрим, а после их дороги не сводили их. Косвенно Нэнвэ уже знал, чего ему ожидать, - очнувшись, он видел его тело вместо своего. В действительности Нумендиль с одной стороны выглядел лучше... но только в физическом плане. Что с ним происходило сейчас, Нэнвэ не мог разобрать также, как и Аикарамат, но в отличие от феаноринга, его взгляд не был затуманен виной и беспокойством. Он видел, что Нумендиль не владеет сейчас собой - но и всё же не сдаётся. Все слова Саурон, вынуждавшие подумать, что ему удалось добиться от Нумендиля чего-то, в итоге были ложью.
Нэнвэ не позволил чему-либо отразиться на его лице, не усилием, скорее привычкой, но его взгляд был тёмным, а внимание было поглощено - в действительности он рад был видеть Нумендиля, и его сердце наполнилось горькой смесью радости от встречи и боли от того, что за время и место им выпало. Из-за этого ничего не сделал он прежде, чем рванувшийся нолдо упал без сознания, не сделав и шагу для своего рывка. У его тела, несмотря на решимость и ярость фэа, на сверкнувший жарким крылом огонь, не было сил на этот бой, и оно предало его - одновременно и спасая. Ему ещё не время было умереть, а порыв его был самоубийственным.
Слова, которые сказал Нэнвэ, увидев, что Аикарамат очнулся, мало что могли изменить. Если у него и был шанс что-то сделать, он упустил его теперь. Обоим им оставалось ждать тут, когда Саурон закончит свой очередной шаг. Они были безвольными куклами в его руках сейчас. Разница в силе была велика, в одиночку Нэнвэ мало чего сможет добиться. Его единственным преимуществом была способность просить помощи у того, против чьей силы Саурону придётся защищаться всерьёз, и то лишь потому, что Саурон явно порастратил силы на свои чары. Но Нэнвэ никогда не использовал те умения, которым научил его Лорд Вод, ради битвы. Здесь же ему бы понадобилось именно это.
Нэнвэ не обращал внимания на орков, которые удерживали его. Он смотрел на Аикарамата и понимал, что тот всем своим существом стремился за дверь, отделившую их от Нумендиля. Что происходило там? Что бы это ни было, оно было жутко, как жутко любое действие, что предпримет Саурон в стремлении вырвать нужную ему информацию. Но сейчас дело было не только в этом. Нэнвэ вспомнил, каким увидел Нумендиля - и сейчас его, считавшего, что в плену каждый только сам может сохранить своё сердце, охватило беспокойство. Он боялся за него. Не так, как раньше, и не так же, как Аикарамат. И он, прикрыв глаза, обратил свой взгляд к незримому. Сквозь отделившую их дверь, он увидел объятую тьмой сущность умайа. Оцепенев, нолдо вглядывался в сумрак пропитанного болью и ужасом подземелья, пытаясь увидеть, ощутить искру света. И не видел, как ни старался. Он не ощущал присутствия его жизни. Но только что Нумендиль был там... Неужели Саурон решил просто убить пленника?! Или Нумендиль не выдержал?
- Нумендиль... - он не заметил сам, как одними губами прошептал имя.
"Вернись, во имя Валар... Ещё не может быть срок! Город ждёт тебя домой, чью тайну ты верно хранишь. Твой король и друг, и твой народ. Я потерял их, и о как хотел бы, чтобы ты мог вернуться к ним!"
Сердце Нэнвэ сдавило болью, разом возвращая скрытые, спрятанные, казалось, надёжно горе и боль от этой страшной, проигранной ими битвы. От гибели Финдекано. От гибели народа и их земель. Эта же боль перехватила его дыхание, и он закрыл глаза, отворачивая лицо.
Что делать ему? Он потерял теперь ещё и Нумендиля? Не спасение, но смерть принёс. Ему хотелось остаться здесь самому, сделать то, что хотел сделать Аикарамат минуты назад. Сжечь все силы, бросаясь в последнюю схватку. В отчаянии, обратить свои мольбы к Улмо, отдавая все силы чарам, что бы ни вышло из этого. Но в эту минуту он просто стоял, надеясь на что-то. На чудо или свою ошибку.

Волк знал, что прочность заслона аванирэ не зависит от состояния тела, от того, на что у эльда довольно сил, а на что - нет: всё определяла твердость решения закрыться, сохранить тайну или уберечься от внушения. Потому напрямую на него не могли повлиять ни пытки и раны, ни чары, ни яд - как не могли они заставить пленника говорить. Но для того, чтобы заговорить, он должен был сделать выбор, решиться отречься от былой верности - и не отшатнуться от этого выбора позже, когда на нужные Волку слова хватит сил. Да, на такого поколебавшегося гораздо легче было надавить потом, но на это требовалось ещё время. И то удавалось не всегда, порой и почти сломленный вдруг отыскивал очередной мираж, за который цеплялся, и приходилось начинать сначала.

Для того же, чтобы уловить обрывок мысли или воспоминания, довольно было самого краткого колебания в тот момент, когда Волк тянулся к его разуму. Довольно было добиться от нолдо  сомнения - не бессмысленно ли сопротивление, не сдаться ли сейчас, если всё равно никого не спасти и не выстоять... - пусть он отбросит его через пару вздохов, и в эти мгновенья можно будет увидеть, услышать, понять.

Как бы крепок ни казался гондолинец, запредельный ужас сделал своё дело: он подался, пусть на самое краткое время. Волк вскинул голову, зубы сверкнули в торжествующем оскале.

Эктелион, что командовал правым крылом армии Гондолина, стоял на широкой лестнице незнакомого умайа дворца. Высокие своды, могучая арка, гладкий камень, которого никогда не касалась война. Эти стены не опаляло пламя, в них не врезались орочьи стрелы, а на ступенях этой лестницы не лилась кровь: всё это оставило бы незримые глазу, но заметные умайа следы.

Потаённый Город Турукано! Он всё же увидел его первым - прежде палачей Ангамандо, даже прежде самого Тёмного Властелина.

Через миг после этого образ угас, а сжавшееся в комок тело обмякло на полу. Феа не закрылась от врага аванирэ, она уходила, разрывая связь с хроа. Сила воздействия всё-таки оказалась слишком велика. Сколь бы ни был зол чуть раньше Повелитель Волков, смерть гондолинца совершенно не входила в его планы. Тем более сейчас - несмотря на то, что, возможно, нолдо вовсе не колебался, и сознание открылось лишь в последний миг, уже не видя врагов, от которых нужно защищаться и перебирая картины утекающей  жизни...

Умирание всё же длилось не один миг, и это давало возможность удержать умирающего. Он был мастером, а тело было инструментом, который он знал и которым умел пользоваться - иначе и пытки его не было бы столь действенными. Тёмный перевернул тело нолдо на спину, стукнул рукой по рёбрам, потом ещё и ещё, подбирая нужный ритм и прибавив к тому немного силы...

Но тело было не только инструментом, который можно было заставить работать так, как требовалось, оно было домом для фэа - и связь их сейчас разрывалась. Если фэа успеет уйти в Мандос, она разорвётся окончательно, и пленник будет потерян для него окончательно, хотя и не бессмысленно; и для того, чтобы помешать этому, сейчас было недостаточным механически запустить остановившееся сердце.  Но пока она была рядом, и её можно было позвать назад. От зова Тёмного через Незримое она лишь резче рванётся вдаль, но у него оставались ещё двое нолдор, друзья Нумендиля. Пусть же поддержат его сейчас, когда это требуется и ему. Правда, времени на это оставалось немного.

Волк быстрым шагом вышел из камеры, бросил оркам:

- Ведите обоих обратно, они мне нужны.

А затем негромко обратился к нолдор:

- Сейчас я вновь приведу вас к Нумендилю, и велю оркам вас отпустить. Вы можете вновь ударить их - или попытаться спасти своего друга. Дозваться его фэа через Незримое, пока она не переступила порог Мандоса. Пока его ещё можно вернуть.

Да, они могут опять укрепить волю друг друга. По крайней мере, на время; но если они вернут Нумендиля, у него будет много возможностей это исправить. У его будет гораздо больше возможностей сейчас, когда он действительно чего-то добился от голфинга, и всё сделанное прежде, и трата сил и орков имели смысл: ключ к Гондолину того стоил. Силы восстановятся, орки - тем более.

- Теперь отпустите нолдор и встаньте у двери, - сказал он оркам, вновь скоро выходя из камеры - теперь за противоядием. Если придя в себя, Нумендиль вновь окажется в том же состоянии, когда его сердце уже пострадало, нынешние усилия могут оказаться бесполезными. Правда, и выводить столь действенное средство из крови полностью он тоже не желал, только ослабить его. Тем более, что его противоядием стоило пользоваться... осторожно.

НПС Нэнвэ

Тщетна была надежда. Не обманом было его видение, и чуда не было здесь. Нумендиль ушёл - уходил, оставляя эти земли, отправляясь в чертоги Намо. Их фэа были бессмертны, но путь их был конечен. Там, в Чертогах, возможно, сумеет он встретить тех, кого любил и кого потерял. Возможно, многие годы проведёт он там, а возможно, дух его уйдёт налегке, и новый путь вскоре будет расстилаться перед ним...

Но он не ушёл ещё. Его душа не переступила порога. Отчего ушёл он? Своим ли решением, или боль и ужас не смогло вынести его тело? Или Саурон сам убил его, от злости или глупости?

Дверь камеры распахнулась, впуская их внутрь. На тёплом деревянном полу распростёртое тело было ожившим его кошмаром, сплетённым из подчинённого тёмной воле тумана. Теперь кошмар был настоящим, и лицо лежащего не было лишь наваждением из памяти. От этого осознания сердце Нэнвэ сковало льдом, но это не был холод страха. Не морок это был, чтобы бояться, времени на это у него не было. Стоять, опустив руки, позволяя кошмару стать реальностью, а родичу и другу позволяя умереть, когда надежда ещё не потеряна, Нэнвэ не готов был.

Он бы сразу пошёл к Нумендилю, ни на что не оборачиваясь и не замечая, что там говорит умайа, но сейчас рядом с ним был тот, кто звал Нумендиля "брат". Это он должен звать - Нэнвэ не задумался даже об этом, как и о том, станет ли Аикарамат звать брата. Но Нэнвэ мало знал о нём, мало знал и о том, что он чувствует и через что прошёл. Он не стал бы ни судить, ни упрекать, но в то мгновение, когда он услышал слова феаноринга, и понял, что это лишь прощание, не зов, его сердце вспыхнуло протестом и горечью.

Не обратив внимание на Саурона - не имел он значения, и намерения его, когда речь была о самом даре жизни, - Нэнвэ в несколько шагов оказался рядом. Забыв о боли собственного тела, не опустился на колени - почти упал. Не в отчаянии и не в страхе - лишь в спешке, ведь мгновения уходили сквозь пальцы.

- Нумендиль! Услышь меня, услышь мои слова. Надежда не мертва, ничто не кончено ещё. Пусть мрак вокруг, но битва ни твоя, ни наша не проиграна, и слова Тьмы лишь ложь, покуда мы помним, кто мы, - он сжал пальцами неживое сейчас плечо, положил вторую ладонь на шею, одновременно со словами и почти бездумно оценивая состояние самого тела. - Мы были лишь знакомы, но копыта наших коней ступали по траве одних лугов, и один охотничий рог звал нас. Ты всё ещё не потерял так много важного, и цена этого не боль пыток - она совсем в ином. Не оставляй эту надежду. Ещё можем мы плечом к плечу ехать на охоту. Вернись, Нумендиль!

Лишь за ним самим был этот выбор. Одни слова Нэнвэ могли ли передать свет его надежды тому, кто отпустил огонь своей жизни? Если сам он отказался, скорее всего, ни зова Нэнвэ, ни огня его сердца не хватит, чтобы изменить это решение. Ожидая, будет ли ответ, Нэнвэ вглядывался в мертвенно бледное лицо, не решаясь отвести взгляд, отпустить тонкую связь зова. Он слышал только, как ушёл, отдав какие-то распоряжения, Саурон, как встали у дверей шумные, неуклюжие орки, заметил, как выпрямляется Аикарамат, вытирая слёзы.

"Прости, что не оставил это лишь на твою волю, того, кто и ближе ему, и провёл с ним всё это время, но я не мог. Нельзя добровольно отпускать жизнь. Эта ценность слишком велика, чтобы отказываться от неё", - он не сказал этого вслух, только поднял на Аикарамата напряжённый, решительный взгляд.

Отредактировано Lamaraumo (30-10-2017 08:09:04)

НПС Нэнвэ

Такое чувство было, словно он зовёт вслепую. Того, чьё лицо помнит и чей голос, но фигура, казалось, растворялась в тумане. Никогда раньше Нэнвэ не приходилось звать из-за грани, и сейчас он мог ощущать, как тонка нить, как слабо тянется его зов к тому, кто уже стоит на берегу. Брату бы звать его, не ему, кого судьба лишь бросила в ту же ловушку. Словно в сумерках без света и времени он пытался дотянуться до холодных пальцев, которых никогда не касался раньше. Нэнвэ звал, и стремление его было сильно, но в то же время он понимал, что его попытки могут быть тщетны.

Он отвёл взгляд, переводя его на Аикарамата, и в это мгновение, всё ещё не отняв пальцев от холодной кожи Нумендиля, он почувствовал движение. Ещё не движение тела - всё также лишь отдельные удары поддерживали иллюзию жизни, - но это был отклик, Нэнвэ почувствовал его. Показалось, что пальцы коснулись прохладной воды, чистой и свежей, как бегущий осенью под сенью золотых деревьев ручей. Нэнвэ вдохнул, и понял, что на несколько мгновений забыл о том, что находится в плену. Опомнившись, вгляделся в бледное лицо Нумендиля, и увидел, как возвращается его фэа в оболочку роа. Неуловимо, но безошибочно ясно изменились черты его лица, а через секунду он задышал хрипло и тяжело, тело выгнулось, мучительно возвращая почти ушедшую жизнь.

- Нумендиль... - шёпот Нэнвэ на выдохе был совсем иным, чем голос минуту назад. Ни мольбы, ни печали - привычная твёрдость и едва слышная радость были в нём. Нэнвэ не сказал больше ничего - перехватил нолдо под спину и затылок, чтобы поддержать и помочь принять удобное положение. Он не знал пока, в каком Нумендиль состоянии, и сейчас жалел, что совсем не целитель и, хотя может помочь с чем-то, умеет далеко не всё. - Здравствуй. Как тебе помочь?

Другие слова не шли, и приветствие почему-то не показалось сейчас странным - ведь и правда, они не не виделись многие годы. Нэнвэ подумал, что ему помогла бы вода, но она была далеко именно сейчас. И чутьё подсказывало, что обратиться к ручью зовом ещё раз сейчас не выйдет - мало времени есть у них, и сделать это не замеченным не получится. Показать же Саурону источник не будет благом в любом случае.

За тысячи лет, минувшие с тех пор, как в Утумно доставили первых квэнди, умайа изобрёл немало ядов; а противоядие - только одно. Он почитал неразумным тратить время на составление снадобий, которые могли бы обезвредить то или иное зелье. В случае нужды довольно было одного - позволявшего вывести яд из крови. Частично или, если полезнее казалось иное, целиком, но в несколько приёмов: когда пленники нуждались в противоядии, они обыкновенно бывали не в том состоянии, чтобы выдержать его действие в полную силу.

Хранилось оно в реторте из прочного стекла, позволявшей удобно отсчитывать капли. Доставая её с полки, Волк спрашивал себя, поверили ли нолдор в то, что вернуть Нумендиля ещё не поздно, решились ли позвать его  - и отозвался ли он или предпочёл уйти отсюда в Чертоги Мандоса. Он рассчитывал на естественную любовь квэнди к жизни и их привязанность к Арде, и на Проклятье Мандоса, обещавшее и мёртвым Изгнанникам мало доброго: не скорое возвращение в прежний дом в Амане, а долгое или даже вечное заточение в Чертогах Ожидания. Однако в них, несомненно, не было боли, ужаса, орков и тёмных майар. Так что он не знал, каким будет выбор нолдо, как и выбор его друзей. В этом и состоял главный риск, на который он шёл, потянувшись к разуму гондолинца: не собственно в остановке сердца, а в том, что умерший предпочтёт уйти за грань. Эльдар крайне редко умирали по своей воле, но смерть от пыток, ужаса и горя не была добровольным отказом от жизни.

Да, риск оказался оправдан. Возвращаясь назад, в камеру, и не зная ещё, что найдёт там - пленного гондолинца или только мёртвую оболочку, Тёмный вновь мысленно увидел уловленный им образ. Кроме самого дворца, наверняка королевского, он разглядел и ещё кое-что: поодаль, за ним виднелся кусочек моря. Это был пусть не путь в Ондолиндэ, но важнейшая подсказка - где этот путь искать. Возможно, его последние слова Нумендилю - об убитом Короле и захваченном Городе - вскоре могли стать правдой.

Но пока Волка заботило иное. На пороге камеры он замедлил, в первую очередь выхватив взглядом Нумендиля. Жив! Им всё удалось, этим нолдор - удалось вытащить его почти из-за грани, не позволить уйти безвозвратно! Рядом с ним был Нэнвэ: как видно, голфинги действительно были близки. Теперь нужно было действовать осторожно, чтобы не потерять едва вернувшегося: второго возвращения не будет, фэа окончательно воспримет хроа как более непригодную для жизни. Умайа так и не переступил порога, отступил назад. Согрев реторту в руках - этот состав испарялся и начинал конденсироваться в горлышке уже при слабом нагреве, хотя отравленному и мог показаться обжигающим - Волк передал её всё тому же хмурому гному, что подслушивал разговоры. Тот не уходил далеко, понимая, что вскоре может вновь понадобиться своему хозяину, и тот успел передать ему по пути новое поручение.

Гном и вошёл в камеру.

- Господин передал: это противоядие, без него пленник может умереть снова. Подними ему голову и осторожно вливай капля за каплей, - очень тихо обратился он к Нэнвэ. Феаноринг выглядел слишком измождённым и, возможно, не справился бы с этой задачей. Затем прибавил. - Требуется от тридцати до сорока капель. Меньше - яда останется многовато, больше - он выйдет не только с потом, но и с кровью.

Из нескольких возможных способов напоить Нумендиля противоядием Волк выбрал наименее рискованный.  Если бы он подошёл к Нумендилю сам и напоил его лично, ужас наверняка оказался бы слишком сильным.. убийственно сильным. Если бы это сделали орки, он бы выдержал, но тут требовалась точность и аккуратность, которой орки отнюдь не славились.  Пока лучше было бы не допускать даже того, чтобы орки вновь схватили только-только призвавших его фэа обратно друзей. Несомненно, теперь они сделают всё возможное, чтобы сохранить и удержать едва вернувшуюся жизнь. Можно было бы считать, что успех достигнут, если только нолдор поверят, что зелье, источавшее довольно едкий запах - действительно противоядие, а не отрава.

Именно поэтому Волк предпочёл передать снадобье и указания через гнома, а не просто велел ему напоить Нумендиля: увидев, как гном поит их друга неизвестным зельем известного им мастера, они могли броситься его "спасать".

НПС Нэнвэ

Нумендиль сказал о яде, и Нэнвэ понял, что не ошибся, предположив, что состояние Нумендиля вызвано чем-то. Голос нолдо показался отстранённым оттого, что звучал более естественно, более привычно, чем можно было ожидать, видя состояние его тела. Связи его фэа с роа едва не оборвалась, и сейчас, когда он едва вернулся от берега, страдания тела ещё не захватили его разум. Но это лишь временный эффект - Нэнвэ ясно понимал это. Ему удалось вернуться сейчас, но, если ничего не сделать, он не удержится надолго. Нужно было нейтрализовать яд, как можно быстрее.

Ничего не говоря, Нэнвэ убрал руки - по возможности быстро, но аккуратно, и отодвинулся на пол шага. Хотелось поблагодарить нолдо за данное объяснение, особенно видя, что и оно далось с трудом, но любые лишние слова наверняка лишь будут болезненны. Те несколько секунд, в которые Нумендиль снова молчал, Нэнвэ думал о том, что делать. Вода, о которой он думал недавно, тут не поможет - яд, от которого нолдо не может терпеть прикосновения и свет, наверняка, сделает отравой и чистейшую воду. Он поднял взгляд на Аикарамата, молча ища ещё ответ, но он нашёлся в тот момент, когда Нумендиль сказал о приближении Саурона. Дверь распахнулась, и он обернулся к ней, уже готовый встать, чтобы вопреки своему отвращению перед умайа говорить о том, что без противоядия "щедрость" Саурона окажется бесполезной - ведь понятно было, что не развлечения ради умайа хотел, чтобы они вернули родича из-за грани, а от того, что пленник был ему нужен, - но Саурон так и не вошёл.

Вместо него в камере появился наугрим, чтобы передать противоядие. Он бы не поверил сам, скажи ему кто-то раньше, что он он не будет сомневаться в зелье, которое передаёт ему умайа. Сомневаться казалось естественно, единственно верно, но сейчас на сомнения не было времени. Если промедлить, Нумендиль может уйти вновь, и тогда уже действительно - насовсем. Нэнвэ, безотчётно постоянно следивший за родичем, заметил, как громче и громче бьётся его сердце. Не так, как должно было, не жизнь разжигая, а так, как это бывает в ужасе. Нолдо чутьём понимал, что это плохой звук. Тем более, он так и не знал, что заставило Нумендиля уйти - внешне тело казалось целым.

- Думаю, нужно верить. Держись, - Нэнвэ, поудобнее перехватив сосуд, снова приблизился. Помня, что Нумендиль просил не трогать его, Нэнвэ надеялся, что он сам поднимется, и что согласится выпить зелье. Но если нет - он готов был помочь.

Всё внимание Нэнвэ было занято другом, потому, хотя он и хотел бы обратить внимание на гнома, сейчас было совсем не время. Он, наверное, и Саурона мог бы не заметить. Точнее, проигнорировать.

Халди, науг, что принёс противоядие, казалось, смотрел в стену, чуть опустив голову, и лишь бросал на эльфов взгляды искоса. Господин желал задержать пленных, помешать им уйти, и он в нужный миг помешал вместе с другими. Господин велел принести эльфам еды и  передать, что они должны быть благодарны за его щедрость - и он передал. Велел слушать разговоры - и он слушал. И, зная, что вскоре вновь понадобится Господину, ожидал неподалёку - прежде, чем принести противоядие... Они были нужны Хозяину Таур-на-Фуин, эти пленники. Этот вот пленник, едва разлепляющий губы...

"- Предательство!"

Он не был предателем, никогда - он просто выбрал быть верным Повелителю Волков, а не эльфам. И оставался ему верен, стараясь правильно понять и как можно лучше исполнить его желания. Он стал бы предателем, если бы действительно перешёл на сторону нолдор... может, кое-кто из его товарищей и впрямь был готов к этому, а он - нет. Ну, пусть он их обхитрил. Как будто они сами с врагами никогда не хитрили, честно выдавали всё, что знают и что замышляют! В конце концов, это был чужой ему народ - с какой-такой стати он должен был следовать за ними и помогать им, а не тому, кто дал ему знания?

"А если бы это были гномы? Как ты поступишь тогда, Халди?"

"- Как ты поступишь тогда, Халди?" - так часто спрашивал дед, да и отец, когда у него только ещё борода пробивалась. Теперь в ней хватало седины, а отец, как и дед, уже присоединились к предкам. А всё равно нет-нет да и слышал этот вопрос, словно их голосами произнесённый. Оно и понятно: он всегда любил и чтил их. Вот такого, чтобы слышать мысленно голос эльфа, который вчера-сегодня здесь, а завтра уже не будет - такого не было.

"А как вознаграждаются ваши труды, представителей свободного племени? Золотом? Невиданными камнями? Или, может быть, всего лишь правом существовать здесь рабами - пока не прогневаете господина, и он не лишит вас жизни?"

А с чего бы ему гневать господина? Он не эльф, чтобы намеренно противиться его велениям, и не орк, чтобы делать всё тяп-ляп, не прилагая головы. А вознаграждал он знаниями - это очень щедрая награда. От золота он бы не отказался - да и какой гном отказался бы? - но разве малая награда для мастера - научиться новому? Умеющий и золото, и камни потом всегда получит, куда больше, чем если просто одарить ими...

...Было бы с кого. С кем он будет торговать-то тем, что сделает? С орками, с пленными эльфами, с другими гномами?

А почему бы и не с другими гномами? Только не со своими же товарищами, с иными. Чай, не эльфы, у кого уроки брал - едва ли спросят: было бы мастерство! Может, кто из них и пройдёт как-нибудь поблизости... Да и в Таур-на-Фуин они все едва ли навечно засели. Может, после ещё куда перейдут; хорошо бы - к горам поближе. Вряд ли он, конечно, когда увидит Ногрод...

...А если увидит, значит, Повелитель Волков или тот, кому служит он сам, на него войной пойдёт, и гробницы его предков достанутся оркам на потеху. Да и одного гнома или малый отряд мимо Таур-на-Фуин не пропустит, нечего и мечтать: так же в ученики возьмут. А не захотят или что важное знать будут, так в пленники...

Он снова скосил хмурый взгляд на лицо эльфа, которому его Господин сначала дал столько яда, что тот не выдержал, а потом - противоядие. Который мог уйти из этого плена к своим предкам - или не предкам - но вот, друзья позвали, и он вернулся. На его руки. На руки второго, уже сбежавшего и вернувшегося за друзьями. Этот-то точно всегда был врагом: вон с какой ненавистью смотрит, были бы силы - прикончил бы и голову на пику насадил. На их руки... и раны...

"А если это будут гномы? Как ты поступишь тогда, Халди? Тоже будешь мешать побегу, подслушивать речи, передавать противоядие - а, может, и яд тоже?"

Гном стиснул зубы так, что дёрнулась борода.

"Как ты поступишь тогда?"

Отредактировано NPC Darkness (02-11-2017 16:49:40)