Нельзя сказать, будто Волк ждал, что пленные внезапно перейдут от дерзости к покорности: желать - желал, но такие ожидания были бы неразумны. Сейчас от них стоило ждать новой отчаянной выходки: именно поэтому он и отослал гнома, и предпочёл войти в камеру сам прежде, чем придут орки.

Что они не будут молчать, когда он лишит Нумендиля воздуха, не просто догадывался - добивался этого: пусть в возмущении, быть может, даже с насмешкой, выскажут то, что не сказали бы в ответ на прямой вопрос. И после жалеют о своей горячности -  едва ли думая, что это тоже часть допроса: спровоцировать на необдуманные слова.

Ещё направляясь к Нумендилю, умайа прошёлся по этим троим оценивающим взглядом: насколько сказанное им достигло цели на сей раз? Перед тем он говорил ко всем, и был услышан лишь одним; сейчас - каждому досталось своё. Голова Нумендиля склонилась ещё до продолжения. Нэнвэ замер, словно прикованный к месту не цепями, словами.

"Не сковать ли их? Надежнее будет, и избавит в будущем от таких сюрпризов, как эта баррикада." Правда, однажды пленный нолдо и цепи разорвал, но тогда же он не следил лично, положился на волколака.

Феаноринг то опускал голову, то выпрямлялся. Поднялся, хотел, верно, гордо взглянуть и продолжить дерзить, но едва удержался, схватившись за скамью.

Все пленники были слабы. После очередной глупой выходки с запиранием в камере всё вернулось на круги своя. Ему - пытать и допрашивать, им - мучиться, пока не сломаются или не умрут, или не сойдут с ума, иного и быть не может (...и Хуан сюда не явится, мёртв валинорский пёс, настигнутый своим проклятьем!)  Потому, занявшись Нумендилем, Тёмный совершенно не ждал, что на него попытаются напасть. Они не воины на поле боя, пленные в темнице. И когда сзади скоро поползли по нему и вцепились зубами в ухо, заставив вновь недобрым словом вспомнить Хуана - он был застигнут врасплох. Если бы не это, конечно, сбросил бы нолдо с себя в самом начале, не позволив завершить эту попытку.

Ему пришлось выпустить гондолинца, схватив феаноринга за горло. Хватка бывшего ученика Аулэ была железной, а в гневе - и обжигающей: почувствуй себя металлом под молотом кузнеца! Настоящий кузнечный молот у Волка, конечно, тоже был, но умайа не носил его с собой постоянно. И  до этого дня ни разу не жалел, что не носил.

Он знал, как разжать крепко сомкнутые челюсти, он не раз проделывал это, заставляя пленного съесть или выпить то, что ему не по нраву: в верно выбранных точках стиснуть горло до хрипа, пока не разожмутся и зубы, и руки... ухо, прокушенное отнюдь не волчьими клыками - не тяжёлая рана, хотя боль это причиняло. Но прежде этого - за нолдо Первого Дома уже не впервые последовал нолдо Второго, поддерживая нападение.

[dice=1936-16]

И Волк, занятый тем, чтобы отцепить от своего уха этого мерзкого феаноринга, и одновременно следивший за Нумендилем, не успел отреагировать вовремя. Нэнвэ метнулся вперёд и выхватил у него нож - тот самый, которым умайа вырезал ремешок из кожи Аикарамата.

Они не воины на поле боя!

Здесь - он единственный, по чьей воле происходят события! Он - единственный, кто решает: кто сейчас будет испытывать боль и какую, кто чего лишится, кто в какой камере будет заперт!

"По крайней мере сегодня эта темница больше походит на нашу крепость, чем на твою, Саурон"

Как только Аикарамат ослабнет под его хваткой, он отшвырнёт феаноринга в сторону и забудет о нём до тех пор, пока не вернёт свой нож. То есть не совсем забудет - будет следить, чтобы он чего-то ещё не выкинул, но не будет им заниматься.

...И о Нумендиле не следовало забывать, хотя его допрос и откладывался. Больше Волка врасплох не застанут.

Отредактировано NPC Darkness (12-12-2017 15:13:05)

НПС Нэнвэ

Он почти не ожидал успеха - его бросок был во имя помощи друзьям, во имя того, чтобы отвлечь от них внимание. Даже если бы ни сил, ни скорости его не хватило, его дело было бы сделано. И всё же, его бросок удался. В его руке был нож - узкий и острый. Клинок был чистым, но Нэнвэ казалось, что он в крови. Несложно было бы предположить, что это действительно так. Возможно, на нём была кровь и Нумендиля, и Аикарамата. Он не нравился Нэнвэ, но оружие оставалось оружием, чья бы рука ни держала его. Сейчас это было всё, что можно было достать, и даже больше. И, главное, он приковывал внимание Саурона к нему, вместе с гневом на его лице.
В момент, когда Нэнвэ качнулся назад, чувствуя в ладони рукоять, Аикарамат всё ещё был на спине Саурона. Умайа пытался разжать его зубы удушьем - дикая боль и мертвенная бледность проступили на лице нолдо. Нэнвэ хотел броситься на умайа, чтобы тот отпустил феаноринга, но в это мгновение Нумендиль - он был свободен, и это было главным, - поднял голос. Он обращался к Варде, создательнице Звёзд, и его голос был полон светлой ярости. Порыв захлестнул и сердце Нэнвэ, зажигая в нём светлый, холодный, как лучи звёзд, огонь. И в то же мгновение подземная темница озарилась - лампа Феанаро, тускло светившая в этом тёмном месте, вспыхнула ярким светом.
Эта вспышка сияла, словно древняя заезда на краю небосвода. Непохожая, хранящая тень огня не звезды, но сердца, и всё же напоминающая тот огонь, что льдистой синевой лился с неба. Свет, что был единственным светом, сияние, под которым квэнди называли имена вещей. Они смотрели в небо не в силах отвести взгляда, и в их глазах отражались искрящиеся огни. Они были детьми звёзд, и этот свет един с пламенем их сердец навсегда.
- О Элентари, - выдохнул Нэнвэ, и улыбка озарила его лицо, а в глазах вспыхнули отблески звёзд, увиденных им в первые минуты его жизни, самые чистые и яркие, в самой глубокой тьме, лишённой для нолдо страха и зла. И он, сияя этим отражённым светом, бросился в атаку, без страха глядя Саурону в глаза. Не ожидая, не колеблясь - увернуться от его удара, нырнув под руку, тем же выпадом нанося удар.

[dice=5808-16]

Отредактировано Lamaraumo (15-12-2017 23:21:28)

Пленные должны были устрашиться, как только умайа проник за эту жалкую баррикаду. Но они не устрашились и сейчас. Один посмел вцепиться в его ухо, другой - призвать Варду. Третий, захватив его нож и повторив призыв, бросился на него. Он в самом деле рассчитывал чего-то добиться?

Разумеется, у Нэнвэ ничего не получилось, Волк легко ушёл от удара. Но от удара ушёл и пленник! Ему что теперь, придётся побеждать их заново, словно они не в темнице, а в долине?!

"Нужно было больше оборотов на дыбе, тогда бы он не так двигался. Что ж, это не поздно исправить. Или поступить иначе?"

Все трое получат своё - свою кару за дерзость и наглость, за неспособность понять, кто здесь Господин. И эта кара не покажется им малой. Волк не сомневался в этом; но пока было преждевременно продумывать детали. Этот голфинг сумел его задержать.

Второй голфинг, едва вернувшийся к жизни, и то попытался толкнуть Волка. Сил у Нумендиля осталось совсем мало. Довольно было просто ухватить его за руку, дёрнуть к себе.

[dice=3872-16]
+1

Свет в камере, ответ на мольбы нолдор, упрямо не желал гаснуть.

...Свет, неяркий, но ясный и чистый. Кратким напоминанием о Безвременье, когда и мира ещё не было, но было Пламя и был Свет. Ныне недоступный и ненавистный.

Рука его чуть дрогнула. Будь Нумендиль покрепче телесно, и он увернулся бы от неё.

Далее он желал перебросить Нумендиля навстречу Нэнвэ. Гондолинец был ему нужен, и будь у Волка хоть малое сомнение, он не стал бы использовать его таким образом. Но он был совершенно уверен, что Нэнвэ не попытается нанести удар, если будет хоть малейшая возможность, что его удар попадёт по Нумендилю.

Чуть раньше подошедшие к дверному проёму орки перепугались до полусмерти. Чистая вода и чистый свет, явно разозлённый Господин и нолдо, бросившийся на него с ножом - вот что они увидели, Съёжившись, все четверо отступили назад. Самый сильный из них, боясь будущего гнева Господина, вновь сунулся было к баррикаде, ухватился за лавку - вовсе не обязательно входить внутрь, чтобы исполнить приказ. Велено же разобрать лавки? Они и разберут. Ещё один боязливо сделал шаг вперёд, когда услышал "О Элентари!"

Это стало последней каплей: орки бросились наутёк.

Отредактировано NPC Darkness (17-12-2017 18:15:31)

Умайя врос в пол прочно, будто каменная глыба - хотя, Нумендиль не мог похвастаться сейчас не то что физической силой - но даже возможностью нормально держаться на ногах. От прямого контакта с темным эльда снова попытался провалиться в отравленное полузвбытье, не помогала даже стекающая по лицу и волосам ледяная вода. Зато неожиданно помог Саурон. Не оборачиваясь, он вцепился стальной хваткой в плечо пленника, так же без особого труда, как недавно подтащил к источнику, выкинул нолдо из-за спины вперед. Прикрылся им, как щитом, удерживая прямо перед собой. На пути атаки Нэнвэ.
Хватка врага пришлась на выбитый на днях сустав. но даже обостренные ядом ощущения не помешали нолдо заметить нож в руке товарища. Тенью воспоминаний мелькнули наставления Эктелиона: тот увлекался борьбой, едва ли не по примеру Тулкаса, обходясь в случае необходимости и без оружия. Нумендиль физически был сейчас не боец. Не владел руками, терял равнвесие от каждого движения... Что за смысл пытаться устоять и теперь?
Нэнвэ прикрыл его, пытаясь отстранить, убрать из-под удара. И эльда, не пытаясь удерживать подламывающиеся колени, упал, но не вперед, а в сторону, противоположную атаке друга, повиснув на удерживающей его руке Тху, пытаясь собственным весом сдвинуть твердо стоявшего на ногах темного, вынудить открыть атаке бок.
В коридоре затопотали орки. От боли перед глазами плыли красные круги, мешая видеть. Воздух отравлял запах опаленной плоти. Нолдо, почувствовав, что теряет контроль над собственным телом, проваливаясь в ощущения, ухватился за гнев, как за спасительную веревку на обрыве, и попытался ударить врага головой,  ообо не метясь, куда придется.

Успех падения и удара
[dice=3872-16]

НПС Нэнвэ

Их силы были не равны силам умайа, и даже нож мало чем мог помочь им. Они были ослаблены даже по сравнению с нормальными силами нолдор, и, несмотря на все усилия, атаки Нэнвэ оказывались бесполезны. Его удар ножом был просто перехвачен, а Нумендиль так и не смог сдвинуть с места Саурона, Аикарамат же лежал у стены без чувств. Они были бессильны, и в этот момент не было бы зазорно признать бесполезность попыток сделать что-то и опустить руки, если не отдавшись на волю врага, то перестав лишать себя сил в бесплодных попытках что-то изменить.
Только вот Нэнвэ знал, зачем вопреки усталости и боли совершает каждую новую попытку. Разница была между тем, чтобы бороться и тем, чтобы опустить руки. Даже неважно было сейчас, получается ли у них с Нумендилем добиться успеха. Бывали времена, когда отстранённое наблюдение не изменило бы ничего к худшему, но таким временем было не любое. Один Нэнвэ, возможно, поступил бы именно так. Опустился бы на пол и смотрел на Саурона равнодушно, и это тоже было бы сопротивление своего рода, отказ отзываться на его попытки что-либо сделать, равнодушие к глупому желанию сломать его свет и его душу. Сейчас же он видел иную картину, и сердце его подсказывало ему иные действия. Сейчас их сражение уже было начато, и бросить сейчас оружие значило бы признать - это бессмысленно. Не могут они сейчас позволить себе это, не выйдет у них всех троих признать это и остаться при своём. Они сражались не за то, чтобы остановить здесь Саурона и бежать к выходу из ущелья, они сражались за то, чтобы не опустить рук, чтобы помнить - они здесь не для того, чтобы умереть. Там, наверху, оставалось многое, что они любили, и к чему стремились их сердца. Земля, которую они любили, звёзды, которые они хотели увидеть, ветер, который хотели почувствовать. Эта тьма не поглотит их. Ради этого они сейчас сражались. Ради этого Нэнвэ вкладывал всё доступное усилие в удар, и не расслаблял руки, несмотря на стальную хватку умайа, в то мгновение, когда понял - удар цели не достигнет.
Здесь и сейчас, в этом подземелье, он вспоминал о мягком и белом, как молоко, вечернем тумане в низинах Хитлума, о земле далеко у ног скалистых гор, на которую сверху спускались вечером облака, едва перевалившие через ущелья.
Его руку скрутило в тисках захвата, Саурон одним движением мог сломать ему кости. Пытаясь избежать этого, Нэнвэ оставалось податься за движением, не давая выкрутить руку. Одновременно пытаться вывернуться и выдернуть свою руку их ледяной хватки.
[dice=9680-16]
+1 как аманэльда.

Ему удалось. Нэнвэ, не ощущавший, как на его лице поселилось злое и решительное упрямство, боролся, практически не ожидая успеха, но его рука оказалась свободна. Запястье горело болью от жёсткого захвата поверх повреждений от пытки, но было цело, всё ещё цело. На мгновение Нэнвэ вновь вскинул взгляд в лицо умайа и, всё также решительно сдвинув брови, перехватил выпустившую его руку, чтобы ударить ножом ещё раз, снова, не сдаваясь вне зависимости от того, сколько раз его попытки были безуспешны.
[dice=3872-16]
- Ты, кем бы ни мнил себя, лишь своих жалких слуг можешь перепугать, и бегут они от страха не только перед твоим бессильным гневом, но и перед нашим светом, которого не в силах выносить, - Нэнвэ почти не отдавал себе отчёта в том, что заговорил вслух.
"Держись, Нумендиль", - подумал он, но перевести взгляд на него не мог, чтобы не выпустить из вида врага и не позволить воспользоваться этим.

Отредактировано Lamaraumo (30-12-2017 01:07:39)

Вопрос о Кирдане был не только знаком для пленных, что допрос продолжается, несмотря на их жалк4ие попытки. Волк бросал этот вопрос как наживку рыбе. Лучшее - если именно ответят, это можно будет заодно использовать для ослабления их воли. Возможно, вместо того опять начнут дерзить или смолчат... но, в конце концов, он ждал не столько слов, сколько реакции. Первой, самой непосредственной и открытой реакции, вызванной неожиданностью - после нолдор могут придумать какую-либо хитрую уловку, чтобы скрыть правду, или просто закрыться.

Если этой реакцией будет изумление, недоумение, непонимание, при чём тут Кирдан - значит, Гондолин находится не слишком близко к гаваням Фаласа, и с Кирданом его жители никак не сообщаются. Если страх и потрясение - либо сообщаются, либо являются соседями. Конечно же, нолдор могли испугаться и иного: что один из городов эльдар уже разорён и опустошён. Но в чём-в чём, а в оттенках страха Властитель Таур-на-Фуин не ошибся бы.

Он сдерживал свой гнев ради пути в Ондолиндэ - и он искал его, не на берегу и не на карте, а здесь, сейчас. будучи почти уверен, что сейчас сделает ещё один шаг на пути к цели, и впивался взглядом в обоих.

Но ожидаемой им реакции не последовало.

Нумендиль, коего он оттолкнул (резкое движение неожиданно отдалось болью в запястье: похоже, полуживому гондолинцу удалось не только расцарапать кожу!), безвольно свалился в орочьи лапы. Уже не слыша слов умайа, не видя его действий. Теперь его взгляд словно ощупал пленника: жив, только без сознания. Волк не перешёл грани, за которой его действия стали бы опасны для жизни гондолинца. Но опасны могли быть его собственные действия, те усилия, что он прилагал, та боль, какую при этом испытывал.

Наблюдая за гондолинцем, Волк скорее ощутил, чем увидел, как падает на пол бесчувственный Нэнвэ. Орки подхватили его, но он не очнулся. И не скоро, очень не скоро очнётся - понял Волк. Пытаясь биться с умайа, словно бы у него сил хватало - почти все их растратил. Ради чего - ради нескольких минут даже не торжества, даже не надежды на торжество, так, глупого трепыхания... Не мог же он знать, что в итоге силы обоих кончатся в тот самый миг, когда они могли выдать ещё нечто о пути в Гондолин - по своей воле или помимо воли!

Не мог знать. И рассчитать силы так точно не мог. Может быть - всё-таки Валар, к коим они обращались за помощью - Варда, Ульмо? Придавали им сил ровно до того мига, пока это было нужно, а как только услышали вопрос о Кирдане, прекратили? Могли ли они действовать столь разумно и рассчитанно? Едва ли: что это даст, когда пленных доставят в Ангамандо?

...О том, что странные совпадения могли быть и не делом рук Валар, Волк не думал. Он давно запретил себе думать о подобном. 

А свет не угас, хотя все трое пленников были лишены чувств. Более не было даже самого мимолётного смысла поддерживать их - не к оркам же он был обращён! И не к нему же.

Не к нему же.

Он прикрикнул на орков, что от света ёжились и щурились, чтобы не держали вчетвером двоих, а связали, после занявшись и третьим - Аикараматом. Это до того о нём можно было забыть, теперь же все трое были примерно в одном состоянии.... Феаноринг, пожалуй, теперь даже в лучшем, чем двое других, и скорее придёт в себя.

Сам же подошёл к светильнику, снял его и обхватил руками - неприятно, более, чем неприятно, не то обжигает, не то вымораживает, и не оболочку...  Но он-то не орк, чтобы страшиться этого! Потерпит чуть-чуть, зато после избавится от помехи. Светильнику в руках умайа тоже хорошо не будет. Подумал, что  стоило бы заменить эти нолдорские изделия, как они ни были хороши и полезны, гномьими. Благо подручные гномы были.

...Хотя и эти - "дети Аулэ". Точно ли Валар не могли откликнуться? Самому сделать? Нет, лучше взять эти же нолдорские и слегка... подправить. Позже.

Пока времени на то не было, да и не только времени. Но свет в его руках понемногу мерк. Пока наконец Волк не повесил светильник на место: не совсем ещё подправленный, но уже не сиявший так, как до того.

Затем вновь осмотрел нолдор: никто из них не пришёл в себя от орочьих лап и грубого связывания. Пленные под пытками нередко теряли сознание, и существовало немало способов привести их в себя. Но попытка привести в себя Нумендиля могла закончиться тем, что его сердце опять не выдержит. Нет, тут не допрос продолжать, как бы ни того хотелось, а беречь ценного пленника, который до Ангамандо может и не дожить...  Снова к жизни не вернёшь. Тогда - Нэнвэ? Привести в себя и покарать этого наглеца, испытавшего менее других? Взгляд пристальней, через Незримое, однако, показывал: бесполезно. За внешне почти неповреждённым телом и попытками сохранить непробиваемый вид крылся такой расход сил, словно нолдо выжали почти досуха. Это было более, чем сильнейшим утомлением. Мороки, Фуинор... и источник? Привести в себя, конечно, можно, но и это будет опасно для жизни. А ведь это наверняка второй гондолинец... Приходилось оставить обоих в покое - пока не наступит время вести их в Ангамандо. Или пока не очнутся сами.

Оставался феаноринг. Да, жар, боль, удушье, и тоже большой расход сил... и всё же всё было куда проще.

- Привести его в чувство, - скомандовал умайа. -  Водой, а не поможет - ударами.

Орки бросились исполнять приказание. Чистой воды они страшились, но не настолько, чтобы не быть способными набрать её в подобранный тут же кувшин и вылить на голову и раны пленника.

Отредактировано NPC Darkness (06-01-2018 14:41:48)

Орки хохотали над феанорингом, осыпали его издёвками, скрывая собственный страх.  Волк же наблюдал за ним. У него были замыслы, как дальше действовать с этими пленными. Как растравлять раздоры, как использовать их друг против друга, как карать за неповиновение.... И эти замыслы оставались невоплощёнными. Умайа не считал, что всё пошло прахом: что начато здесь, будет закончено в Ангамандо. Но пока  - для двоих допрос завершился, и кары они тоже избежали. Оставался один из всех, Аикарамат. Ему одному и достанется то, что причиталось другим: Нумендиля, Нэнвэ, беглецам.

- Брат, - выдохнул он, приходя в себя. Дёргаясь, ещё не ощутив или не осознав, что связан.

Брат. Нумендиль.

Умайа чуть усмехнулся: как уязвимы все эти "светлые" - будь то нолдор, синдар, эдайн или даже айнур!  Сам он ни к чему и ни к кому, не исключая и Владыки Севера, не был так сильно или так глубоко привязан, чтобы это сделало его уязвимым. А  сколько сил и времени потеряли эти самые великие Валар, оплакивая свои обожаемые Древа! Отдались бы мести или разумному расчёту, как достичь цели, не тратя сил на горевания, достигли бы куда большего. Он не мог этого видеть, этого и Тёмный Властелин не видел, но от первых пленников удалось узнать почти обо всех событиях Исхода. Они были наивны, те нолдор, схваченные ещё до Осады: гордо молчали о войсках, крепостях и военных замыслах, но открыто говорили о своём горе и своей вине. Не ведая, какое оружие влагают в руки Тёмных...

- Брат? К сожалению, он умирает. Как и Нэнвэ. Несколько слов о Городе, по твоему выбору, и они получат укрепляющее зелье. Иначе - за эту глупую игру в крепость нолдор оба заплатят жизнью.

Разумеется, заплатят: умрут в Ангамандо. Раньше ли, позже ли, но явно не вместе с Ардой, как назначено квэнди. Лгал он, как всегда, легко. Но более всего рассчитывал на то, что Аикарамат ещё не вполне очнулся и может ещё не вполне понимать происходящее.

"Кто из них придумал запереться в камере? Хорошо бы, феаноринг..."

Волк перевёл взгляд на текущую воду, чуть прикрыл презрительно глаза, словно  бы феаноринг и его ответ его едва занимали. Водой отчасти можно было пользоваться, но уже не столь эффективно. Тем более, что Нэнвэ этого не увидиь.А орки боятся (...Эти тоже ни к кому и ни к чему не привязаны, даже более того - ничего и не ценят, хотя бы как полезное; а гномы-рабы с их кланом, их наставниками и их Махалом были куда как лучше, и много лучше были бы рабы-эльдар). Нолдорские светильники, которые умайа воспринимал так же, как стены нолдорские крепостей: кто их использует, тому и будут служить -  в своём настоящем виде оказались... небезопасны и связаны с, казалось, отвергнутой Изгнанниками и отвергнувшей их Вардой. Но чистому источнику в его темницах и в его Лесу точно было не место.

- Притащить сюда убитого орка, - скомандовал он. Орки охотно выскочили из камеры мимо валявшихся лавок (разбирали баррикаду на обычный орочий манер: лишь бы поскорее). Один вжал голову в плечи, явно чуя в этом наказание не для эльфа, а для себя. Оборачиваясь на него, сильнее тряслись и другие.

Пусть трясутся. Эту бестолочь тоже есть за что наказывать. Пусть и не сейчас.

Лишь в первый миг показалось: феаноринг попался в расставленную ловушку, сжался... но за тем последовала лишь издёвка. И едва ли не смех.

Итак, он Нумендиля не звал. Должно быть, стоило выбрать иную угрозу - пыткой, а не смертью, хотя второе и казалось разумнее: в то, что эти двое могут умереть, поверить было куда легче, чем в то, что они пригодны к продолжению допроса. На слова о том, что он едва не убил одного из главных пленников, Волк ответил презрительной усмешкой. Понять её можно было по-разному.  "Хочу - оставляю жизнь, хочу - казню: здесь моя власть"... "Я уже узнал многое"... "Тебя так легко обмануть"... Вот он и предоставил феанорингу выбирать один из этих и подобных смыслов - хороших среди них всё равно не было.

Однако непохоже было, чтобы Аикарамат обращал внимание на его усмешку. Он смотрел сквозь Волка - и это злило едва ли не более прямого сопротивления. На приказ он, однако, ответил.

- Саурон, зачем тебе-то эта мерзость? Не верю что тебе не противно, меня ты таким тоже не проймешь, так ... зачем? Я всегда думал ты стараешься быть расчетливым и разумным, неужели я и в тебе ошибся?

- Увидишь. Так ты, оказывается, веришь не им, - умайа кивнул в сторону других пленников, - а мне? Похоже, я напрасно не пытался вести с тобой переговоры. Как насчёт Сильмарилла в твоих руках, феаноринг?

...Хотя Дориат был защищён Завесой, это можно было устроить. В Ангамандо. Владыка Севера, возможно, и не откажется поднять его к своей короне и позволить коснуться одного из Камней - ему же от того только хуже будет...

Впрочем, Волк не слишком ждал, что эти его слова окажутся более, чем издёвкой. Пленник говорил без страха, без отчаяния, даже без ненависти... скорее, с пренебрежением. Как с рядовым орком.

Вроде тех, что спустя небольшое время притащили труп сородича. Умайа велел посадить его у стены, так, чтобы перекрыть источник. Вода, конечно, всё равно будет сочиться, но чистой уже не будет.

- Я знаю, Саурон, что ты будешь верен мне, до самого конца мира, верен так как и я не смог бы быть верен своему Лорду, - прозвучало в промежутке между репликами Волка. Что имел в виду феаноринг? Явно отнюдь не то, что означали бы слова "Я буду верен тебе" - те слова, которые тщились и не могли вырвать у многих и многих...

Аикарамат был совершенно уверен, что умайа никогда не сможет или не захочет действовать иначе, чем действует. Что он не сделает ничего непредсказуемого, если говорить о сути, не о деталях. Что он всегда будет идти одним и тем же путём - до конца мира, будто бы обречённый на него.

"Если Повелитель услышит эти слова, он будет в ярости, в какую его не привели бы никакие издёвки."

Самого Волка это в ярость не приводило. Он никогда и не стремился идти наперекор: чему угодно и кому угодно. "Наперекор" не было целью и смыслом его существования. Он следовал за Силой, а в своих действиях также следовал тому, что разумно, полезно, целесообразно. Не будет ли выглядеть "предсказуемым" или даже "обречённым" тот, кто выбирает одно и то же, наиболее рациональное, решение вчера, сегодня и завтра - до тех пор, пока оно остаётся наилучшим? Не будет ли выглядеть свободным и непредсказуемым безумец? Даже если он и в самом деле свободней - свобода была не столь важна, как сила и власть, как воля и разум.

Волк уверенно считал, что ничего из этого у пленного не было и быть не могло. Ни силы, ни власти, ни воли, способной что-то изменить. Ни разума - иначе он не говорил бы так, словно они у него были. Словно только что произошла Битва-Под-Звёздами, и Аикарамат - предводитель воинства, разбившего силы Ангамандо, а не тот, кого туда отведут в цепях. Упоминание Камня задело его, болезненно задело - умайа видел это! - но он гордо отвергал Камень. Действия с орком побудили его умолкнуть, но затем он заговорил вновь.

- Мне не о чем говорить с тобой, Саурон. Делай что задумал, Жестокий, а я буду то, что я должен.

- Ты выбрал, менестрель, - лицо умайа исказил хищный оскал, и он стёр с уха кровь. Наглец всё равно должен был заплатить за всё и заплатил бы. Но мог бы выиграть себе отсрочку. - Пока что менестрель.

На Аикарамата повеяло жаром, и рука Тёмного вновь потянулась к его горлу - сейчас не яростным, а точно рассчитанным движением.

- Я не задушу тебя, и говорить ты ещё сможешь. Шёпотом. А петь - никогда. Никогда больше, Аикарамат.

Он задержал руку и выдержал паузу: ну же, говори! Ты готов отдать жизнь, ты готов позволить умереть друзьям... а твой талант, твоё призвание? То, что дало тебе силы вступить в поединок даже со мной?

- Или - во что ты оценишь свой дар?

Феаноринг заслужил и худшее наказание, чем это, но Волк не собирался ради собственного удовлетворения лишаться полезных сведений. Он должен был добиться цели.

Отредактировано NPC Darkness (11-01-2018 15:01:55)

Страх. Волк чувствовал его и отчасти черпал из него силы; но страх преодолённый или связанный силой воли был вовсе не тем, чего он желал добиться. Кто не устрашился бы пыток и увечий? Разве тот, кто плохо представлял себе, что это такое или тот, кто, напротив, всё уже испытал и кому уже нечего терять.

Аикарамату было что терять, и он подлинно страшился утраты своего дара. Но отвечал всё равно с гордостью, с насмешкой:

- Лишишь себя и своего хозяина удовольствия слышать мои крики? Я не против.

- Я услышу и безмолвный крик, - пообещал умайа, и его пальцы охватили гортань менестреля  - так, чтобы не стиснуть, а выжечь, необратимо повредив связки. Эльфы прекрасно восстанавливались после ранений и травм: хроа охотно откликалось на желание феа исцелиться. Но это касалось травм обыкновенных, в которых не участвовали силы Тьмы.

- Я ожидал найти в нолдор, - выделил Волк так, что можно было понять: он не только о народе, но и о смысле слова - "мудрые". - хоть немного разума. Или, может быть, я не понимаю чего-то? Ради чего ты это делаешь?

Он обратился к феанорингу почти сразу же, как только отнял пальцы. Именно сейчас он не смог бы произнести что-либо в ответ, но для умайа это не имело значения: он потянулся к разуму Аикарамата.

Потому Волк и обратился к нему таким, сдержанно-вкрадчивым тоном, и с такими вопросами - разумеется, вовсе не считая, что в самом деле мог бы не понять чего-то, доступного Воплощённым. Разве что их глупости: она в самом деле порой бывала непостижима, и, как он ни пытался, не мог учесть в своих замыслах всего, что могут выкинуть враги и даже пленные.

"Ради чего ты это делаешь?"

Более всего он рассчитывал, что ответ - ради Города. Или ради нолдор, которым Город важен: хотя бы как последнее место, где они живут мирно и безопасно. И рассчитывал уловить какой-то образ или слова, что относились бы к Городу. Хотя и знал: если Аикарамат не подастся в этот миг, не помыслит о том, не сказать ли - перед Волком вновь предстанут лишь наглухо запертые  двери.

За происходящим наблюдали орки, что жались к двери. Ясного света и чистой воды, что так пугали их, более не было; нор они старались держаться подальше от собственного Господина: чтобы он покарал их не сейчас. А сейчас - покарал этого нолдо, который не одного орка успел прикончить. Они прятались друг за друга, отступали назад, к разваленным в стороны лавкам и не смели выйти наружу. Страх изводил их - и потому все они  дёрнулись, разом, но не дружно,  толкая друг друга, от звука быстрых и чётких шагов за их спинами.

Волк добился, чего хотел - покарал наглеца. Кричал эльф долго, и долго ещё, как рыба, разевал рот.

Волк ничего не добился. При попытке проникнуть в разум словно ударился о запертые двери. Заслон аванирэ не дрогнул. Он не видел лица пленника, уткнувшегося в пол. Зато прекрасно чувствовал, что вместе с голосом менестреля пропал и страх. Умайа не считал это своей ошибкой. Устрашать следовало именно самым страшным или самым болезненным; не привести угрозу в исполнение означало бы превратить все прочие в пустой звук; а что после этого пленник может прийти именно в то состояние, когда терять нечего и нечего бояться, это вполне допустимый риск.

"Проверить, в самом ли деле - нечего?" - умайа усмехнулся, когда в камеру вошёл гном. На ходу, пожалуй, что и не задумываясь, поправил одну из лавок, нескрываемо скривился при виде орочьего трупа у стены и поклонился Волку, явственно избегая смотреть на пленных эльфов - двоих без сознания и одного на коленях.

- Мой Господин! В камере, где вы держали пленных прежде, видимо, пробита брешь в стене - оттуда течёт вода.

- Ещё? - прошипел Волк, затем нехотя, свысока пояснив. - Эльфийское колдовство. Здесь такой же источник.

Он желал сказать это с высоты величия лучшего ученика Махала, но ухо и запястье слегка смазывали впечатление.

- Мы всё заделаем, Господин, и колдовство не поможет, - поклонился Халди. Но Волку нужно было не устранить течь, словно в корабле, а осквернить чистую воду, и он велел оркам притащить и туда труп одного из своих.

- Ступай, - бросил он Халди, поклонившемуся в ответ совсем низко, касаясь бородой пола. Как ни желал он избежать того, чтобы встретиться взглядом с Аикараматом, ещё менее хотел, чтобы в эту минуту его лицо разглядел Господин. Который, как выяснилось недавно, вполне мог подвергнуть верных учеников пытке, будучи разгневан. А он будет, если прочтёт в глазах одного из них отвращение - не только к оркам, двое из которых тут же бросились выполнять приказ.

Гном с поспешностью развернулся, и вновь по коридору застучали быстрые шаги.