Саурон надеялся что сейчас-то Менестреля проймет. На гордеца Келебринга можно было не рассчитывать. Он уже пережил многое сам что бы понимать что ждет других и все же оставался непреклонен. А вот нандо в клети и Безымянный реагировали более живо. Только нандо был безынтересен, а менестреля-нолдо так и не удавалось поймать. Хриплым голосом, едва способным выводить мотив, нолофинвинг запел. И его собрат по Дому ответил.

В комнате переплелись все возрастающие по громкости стоны пленника, уже готовые перерасти в крики, и нестройная песня нолдор, в которой переплетались воспоминания доброго прошлого и имена Валар. Нандо закусил губу, прогнулся, незряче смотря куда-то далеко вверх, из его рта вырывался протяжный стон - но разве можно было насладиться всем этим, когда рядом звучали имена?
Не пел только несчастный брат пытаемого и сам нандо. Развлекались нолдор, для которых страдания были чужими, а два брата молчали, охваченные болью.

- Десять плетей обоим! - прорычал Саурон. И орки бросились выполнять приказание. Одна тварь встала напротив Келебринга, и не дожидаясь когда управятся со вторым эльфом, начала свою экзекуцию. У нолдо была доступна только грудь и живот, уже пересеченные шрамами от раскаленной розги, поверх них и стали ложиться десять ударов хлыста. Песня оборвалась, захлестнулась и захлебнулась. Но Темный знал что для гордеца это все игрушки. - Думаешь, что во второй раз я стану дрожать от страха и молить о пощаде? Хочешь... продолжить игру? Я готов. "О да, мы еще продолжим игру. Позже. Неприменно."

В это время второй орк вновь закрутил ворот, растягивая Нумендиля в прежнее положение, и десять ударов бича обрушилось на спину нолдо. Пленники, которые не ведали раньше пыток, обычно находили даже такой простой инструмент как кнут весьма действенным. Да и... любого это обычно приводило в чувства.

- Интересно, - рассуждал меж тем умаиа вслух, - как прост и незатейлив кнут, но как при этом действенен! Он вполне способен доставить удовольствие и палачу и жертве, сколь искушены не были бы оба... Третьего на колесо! - Распорядился Темный. Затем подошел к уже сдерживающему не крики, а стоны нандо и заметил. - Похоже все, кроме твоего брата, о тебе забыли. Видишь ли, этим нолдор никогда не было дела ни до кого кроме себя самих. Придется тебя отпустить... Интересно, а что они скажут, когда увидят своего собрата, как думаешь?

Нандо не отвечал, сражаясь с собственной болью, и Саурон со вздохом отставил горелку и принялся вывинчивать уже ощутимо горячие шипы из плеча эльфа. Конечно дело было не в милосердии - просто этот рычаг не особо работал с менестрелем, и продолжать... могло бы иметь смысл, но, кажется, пленника пришлось бы привести в совсем негодное состояние прежде чем нолдо начал бы совершать верные шаги. А это, увы, в планы не входило. Эльфы должны быть в состоянии выдержать путь до Ангамандо, их нельзя пытать сверх меры. "Интересно, - подумал Оборотень, - тебе все равно просто до родича и чьего-то брата, но что ты скажешь если перед тобой растянут твоего друга? Тоже ничего? Или все же отреагируешь живее?" Во что бы то ни стало Саурон поймает феаноринга. Как только придет конвой и подкрепление...

Вынув шипы Саурон достал флакон с заживляющим зельем и приступил к обработке ран. И вот тут эльф уже не выдержал. Он орал и дергался, но при каждом движении шипы во второй руке доставляли лишь новую боль и мучение шло по кругу. Нандо знал что каждым движением будет пытать сам себя, но при этом не мог сдержаться и от страшных капель, прожигающих его глубокие раны. Это было... восхитительно. Но все хорошее когда-то кончается. Одна рука была исцелена. И Саурон перешел ко второй. Освободив ее от шипов, умаиа провел ладонью по залитому кровью плечу. Сначала просто погладил, а потом нащупал пальцем колотую рану и с силой надавливая, что бы раздвинуть плоть, проник пальцем внутрь. Эльфа скрутило от боли, а Саурон запрокинул голову от удовольствия, ощущая как живое тело бьется в ужасе и боли под его руками, ощущая муку физически, своим прикосновением.

Темный опустил голову и с улыбкой посмотрел на Нумендиля, в глазах умаиа светилось мрачное удовольствие.

- Тебе все равно до чужих страданий, но что если следующим в этом кресле окажется Келебринг, а лучше... Аикарамат? Подумай об этом, - снова сладко улыбнулся Саурон и в последний раз провел рукой по раненому плечу эльфа, задевая ногтями и неглубоко проваливаясь каждым пальцем в каждую рану. Пленника трясло, а Оборотень ликовал. Когда началось "лечение" крики нандо ласкали слух, но... оборвались они уже на третьей ране. Эльф потерял сознания.

- Унесите этого слабака, - ухмыльнулся довольный Оборотень. - Пришло время настоящих героев.
И все же улыбка была наигранной. Уже второй пленник - и все впустую, Безымянный не реагировал. Каждый следующий пленник уменьшал шансы на удачу. Или Темный заставит нолдо повиноваться с ближайшими  пленными, или придется менять тактику. И все же... на Аикарамата Саурон имел особые надежды. "Этих двоих нужно отправлять к Господину вместе, как шкатулку и ключик к ней." ...

На колесе был распят черноволосый нолдо. А к Саурону подбежал огромный волк и с жадностью стал облизывать окровавленную руку Вожака. Холодно улыбнувшись умаиа потрепал волколака по холке. - Сейчас тебе достанется куда больше вкусненького. - И тварь, радостно взвизгнув и подпрыгивая, закружилась вокруг растянутого на колесе нолдо.

- Тебе по-прежнему нечего мне сказать, менестрель? - невинно поинтересовался Саурон. - Что же. Ты хотел песен - сейчас ты их услышишь. От голоса твоего родича будет закладывать уши!

Тем временем орки спешно отмывали и приводили в порядок кресло.

А в лагере беглецов сменилась третья стража.

Щенок что-то там говорил, продолжал дерзить... И Саурон картинно вздохнул.

- Ругаешься, - как-то обреченно спросил Темный. - Ты забыл про чашу и про то что я тебе обещал? - умаиа сокрушенно покачал головой. Волколак сидел под колесом и поскуливал от нетерпения, периодически косясь на Вожака.

- Нет, - тихий выдох-стон ласкал слух. Но Саурон сделал вид что не заметил его. Если нолдо и правда уже готов - пусть умоляет в голос, а если еще не готов, то вырвавшееся отрицание еще ничего не значит. И Оборотень кивнул волколаку.

Урча и повизгивая от удовольствия чудовище встало лапами на грудь нолдо и с энтузиазмом облизало ему лицо и грудь. Тварь не спешила - явно тоже играя с добычей. А потом тварь куснула. Несильно, на пробу, оставляя на груди рваные следы. Эльф коротко вскрикнул, но заставил себя замолчать. И тогда волколак бросился. Он с урчанием зажимал в своей огромной пасти руки нолдо, трепал их, оставляя страшные следы, скакал вокруг пленника покусывая и терзая. Забава была кровавой и шумной. Веселый скулеж твари сопровождался громкими криками эльда. И все же нолдо не просил о пощаде.
Пленники молча взирали на кровавые игры, а орки, наоборот, гоготали и комментировали. Саурон хранил молчание, но на губах его блуждала улыбка и орков он не одергивал.

В какой-то момент Темный со вздохом простер свою руку и волколак, сладко причмокивающий, только начавший отгрызать кусочек от плеча нолдо, моментально выпустил добычу, на прощание лизнул нолдо в щеку, и тут же послушно сел подле колеса.

- Я думаю вы все правильно поняли, - улыбнулся Саурон, - я не хочу так быстро убивать пленных. Лучше подлечить и повторить забаву. И еще, и еще, и еще... Как думаешь, менестрель - сколько повторов выдержишь ты? Сначала с тебя сдерут кожу, потом пронзят шипами и раскалят их, потом волк будет грызть тебя живьем... Легко смотреть на страдания других, как думаешь - сколько раз ты смог бы такое выдержать?

Оборотень взял с наковальни кубок, уже на треть наполненный эльфийской кровью, и подошел к растерзанному нолдо. Протянув руку умаиа сжал плечо эльфа так что кровь из него заструилась каплями вниз, в подставленный кубок. Темный "выжал" руку пленного еще в нескольких местах и от каждого прикосновения нолдо кричал, когда сдавленно, когда в голос. Наконец, Саурон удовлетворенно кивнул и поставил кубок обратно на наковальню. А затем, подманив орков, передал им два пузырька.

- Залечите его раны, и не дайте ему потерять сознание. Я хочу что бы голуг чувствовал все. Клык останется здесь, и если вы переусердствуете, превратите мой приказ в дополнительную забаву, он вас загрызет. - Просто сообщил умаиа и развернувшись направился в коридор где содержались пленные.

Орки проводили Оборотня испуганными и подобострастными взглядами и приступили к исполнению приказа. Ран было много, некоторые куски свисающего мяса и кожи приходилось прикладывать обратно, прежде чем скреплять заживляющим зельем. Нолдо кричал почти не переставая. Несколько раз оркам пришлось использовать пузырек с чем-то приводящим в себя, но ни разу они, судя по всему, не посмели ослушаться приказа Господина.

Когда твари закончили, они отвязали эльфа, но гордый нолдо лишь бессильно сполз к подножию колеса и остался лежать там подле самых лап волколака. Пытка и страшное заживление забрали почти все его силы и орки переговаривались о том что даже в Ангамандо его, скорее всего, повезут в телеге - сам не сможет идти. Рабы Саурона подхватили эльда и с трудом втащили его в клеть. И, в этот момент в залу вошел Саурон, волоча за собой по полу скованного цепями эльфа. Орки быстро швырнули нолдо в клетку, заперли дверь и побежали к Господину что бы забрать его груз.

Оборотень бросил пленника и подошел к Нумендилю. С улыбкой провел окровавленной рукой по волосам эльфа и взял скованного нолдо за прядь, заставляя смотреть на себя.

- Чуть ранее я спросил у Келебринга готов ли он заменить собой других эльфов на кресле. И твой родич сказал что готов. Так что... я не имею права теперь сажать туда никого кроме него, - умаиа огорченно поджал губы, - разве что... Ты окажешься не робее твоего товарища по Дому и предложишь свою кандидатуру. Но... у меня будет условие. Ты же понимаешь, ты должен переплюнуть доблесть родича - Саурон говорил это заговорщицким шепотом,  - ты должен убедить меня. Если ты и правда не робкого десятка и твоя кровь гуще воды, назови мне свое имя, и попроси усадить тебя в кресло вместо Келебринга.

Темный в последний раз улыбнулся в лицо пленнику и отступил, так что менестрель смог наконец-то видеть что происходит вокруг. И кто привязан к колесу. А к колесу был привязан Аикарамат с веревкой проходящей через рот и создающей таки образом кляп.

Отредактировано NPC Darkness (29-06-2017 16:54:39)

Безымянный выглядел плохо. Его мутило, его скручивали ужас и отвращение. Но он все еще держался. Быть может на одной гордости - своей и сородичей... Да, гордость это был их общий бич - и нолдор, и Саурона, которому приходилось ломать голову как лучше подступиться к гордецу. Похоже что...

- Похоже что свою боль ты ценишь превыше всего. - Хохотнул Саурон, когда нолофинвинг в очередной раз отказался назвать имя. - Ты мне определенно нравишься! - И умаиа дружески похлопал пленника по груди, заметив как болезненно воспринимает эльф его прикосновения.

А вот ход с феанорингом мог бы быть неплохим... Менестрелю этот братоубийца явно не безразличен. Интересно отчего... Как бы не пытался Безымянный закрыть все свои чувства напускной гордостью, у него это выходило плохо. Скорее даже служило против эльфа и своими приступами гордости нолдо словно ставил акцент.

- От него ты моего имени не услышишь точно, не теряй времени.

И Саурон захохотал.

- Ты глуп, нолдо! Скоро ты предстанешь перед Владыкой, и я уверен что он сможет вспомнить имя Верного Нолофинвэ. Ты нечего не выгадал! Твой ничтожный секрет не стоит и капли крови твоих родичей, но в своем высокомерии ты посчитал иначе. Но правда лишь в том, что ты трус! Говоришь я не знаю ни сострадания, ни милосердия? Почем об этом знать тебе? Или Непокой не научил тебя как опасно верить слухам? У тебя было множество шансов, но нет - ты упустил их все! Я вижу как ты дрожишь, как боишься боли. Ты предал своих родичей, что бы купить лишнее время себе, и теперь в очередной раз предаешь Келебринга. Знает ли твой друг-феаноринг тебя с этой стороны? Или он будет презирать тебя после всего что сегодня увидит и услышит?

По безмолвному приказу Оборотня, трое орков отвязали Келебринга от столба и, заломив руки, дотащили до кресла. Где, после короткой борьбы раненный нолдо и был прикручен.

В лагере беглецов близилось время последней, четвертой стражи.

Менестрель был в бессильной ярости и наверное ненавидел себя. Темный опустил голову что бы скрыть улыбку... Какой старый трюк, как любят его все - от пленных в допросной, до самого Оборотня; ведь иногда раньше времени выдать свои чувства пленнику, означает испортить все.

Не выдержал... Эльф все таки не выдержал. Хорошо. Первый шаг сделан, но, увы, это не значит что второго будет добиться проще. Нолдо говорил гордо, но кого могла обмануть его гордость? Страх двигал им. И тем больше становился страх, чем ближе к нему были те, за кого он боялся. "Нужно будет внести это в отчет для Владыки, - отметил Темный. - Бесполезно пытать его родичей, если они не знакомы. Но те, с кем Нумендиль пережил что-то, его начинают связывать невидимые узы. И их судьба становится сразу намного важнее. Первая цель - сделать Аикарамата как можно более близким для нолофинвинга."

- Нумендиль... - Задумчиво проговорил умаиа. - Верный-Западу... Видишь как все оказалось просто? Почему же ты так жесток? Почему ты не сказал свое столь ценное имя раньше? Столько страданий, боли теперь на твоей совести - зачем? - Саурон смотрел на пленника с огорчением и легким презрением.

- И, раз уж ты ставишь под сомнение мою смелость, замени Келебринга на меня.

- Вот как? - Оборотень воскликнул это с какими-то иронией и возмущением. - Мой дорогой менестрель, разве я не предлагал тебе этого? Не уговаривал? Помнишь что ты ответил мне? Ты насмехался надо мной. И только теперь, когда Келебринг уже готов и усажен в кресло ты вдруг решил что можешь все переиграть? Ты опоздал. Как я уже говорил - твое имя не представляет какую-либо ценность. Так что теперь, если хочешь защитить родича, закрыть его собой - придумай как это сделать. Скажи мне хоть что-то сам. Например расскажи о себе - кто ты, в чем мастер, чем занимался на своем веку. Как видишь - это все тоже не тайны. И помни - если будешь грубить, за это ответит феаноринг.

Умаиа повернулся что бы выйти из залы и, вдруг остановился.
- Хоть мы о том и не договаривались - я буду милостив к вам всем за то что ты назвал имя. Отдыхайте. А ты - хорошенько подумай.

И Саурон вышел, а орки бросились исполнять его приказания. Первым делом всех пленников, кроме Аикарамата, напоили; Келебрингу аккуратно промыли раны, а Нумендилю умыли лицо, правда для этого пришлось намотать его волосы на кулак. Затем цепи загремели и "менестрель" почувствовал что может опустить руки. Более того - он мог даже опуститься на землю и дать отдых и ногам, и всему телу. Правда... опуститься нолдо мог только на колени - дальше не пускали цепи. Гордецу был дан выбор - или отдыхать, стоя на коленях, или заставлять себя стоять, шатаясь под тяжестью ран и усталости, лишенный любой опоры.

Закончив выполнять приказы Господина, орки отошли к стене и стали там негромко перерыкиваться и посмеиваться, очевидно, обсуждая последние забавы Хозяина. Эльфов никто не трогал и Келебринг, казалось, впал в легкое забытье. Минуты текли мучительно и долго - кто знает сколько прошло времени, прежде чем шаги Саурона снова раздались в допросной.

В лагере беглецов в это время сменилась последняя стража. Последний час осталось отдыхать эльфам.

- Интересно, кто создавал эти чудесные покои? Волки копали? В приличных пещерах даже без воздуховодов свежее.  Южнее лесов  Охотника Оромэ лежал спуск в кварцевые гроты, помните, друзья?

Услышал Саурон, слова менестреля, входя в залу. Никто ему не ответил. Нандор в клетке скорее всего отключились, Келебринг прибывал в блаженном полусне, а "феаноринг" просто не мог ответить.

- Решил поболтать с орками? - полюбопытствовал оборотень подходя к страшному креслу. Но тут же примиряющие поднял руки - шучу, шучу.

Умаиа посмотрел на безвольно лежащего в кресле эльфа и снова перевел свой взгляд на стоящего Нумендиля. "Стоишь... шатаешься. Но стоишь... Ничего. Изматывай себя. В какой-то момент ты либо потеряешь сознание и упадешь, что вряд ли, либо... ты сдашься, уступишь своей плоти и будешь знать что даже не я сломил тебя, а ты сам сдался." - Умаиа был злораден и любопытен, но его лицо отразило лишь задумчивость - Что будем делать, Нумендиль? Келебринг спит... будем его будить? Или ты хочешь поговорить со мной? о чем-то рассказать?

План шел своим чередом. Расчет подтвердился - нолдо не выдержал и заговорил. Первый ответ из него пришлось вытягивать тремя пытками, одна тяжелее другой, но вот со вторым ответом уже пошло легче. "Ничего... постой, а там мы продолжим наш разговор", - усмехался про себя умаиа.

- Слушающий-ветер мастер камнерез... - Задумчиво проговорил Оборотень. - Что же ты делал в Нолдолондэ? Чем занимался при своем Лорде? - Темный специально использовал оборот более приятный слуху нолдо, но при этом предпочитал не называть имени Нолофинвэ. Но что-то царапало слух. Неуловимо, и чем длиннее фразы говорил нолофинвинг - тем больше царапало. "Ты не часто говоришь на синдарин!" - озарило умаиа. Но что это могло означать? Близкую дружбу и родство владыкам нолдор, ибо только в их  ближнем кругу по прежнему говорят на языке Изгнанников. "Что же за птица мне попалась?" - Саурон был заинтригован. Какая... пикантная загадка. Нужно ее разрешить. Только... удачнее чем тогда, с Фелагундом.

- Этот твой дом действительно устроен неудачно, раз уж ты слышал. Или живешь ты в другом месте, а сюда только зовешь гостей?

Гнев вспыхнул в глазах твари и погас. Да, он был вынужден жить здесь, долгое время, хоронясь от опасностей ожидающих незалеченное тело, и...  от гнева Владыки. Но гордецу вовсе незачем было знать об этом, а вот заплатить за обиду...

- Похоже что ты не чужд строительству, нолдо. Что бы нам не заключить с тобой договор? Ты строишь это обиталище таким что бы в нем не стыдно было жить, а я не отправляю тебя в Ангамандо. Что скажешь? Пыточные и тюрьму можешь не перестраивать, а можешь наоборот - постараться внести максимум удобств для пленных. Вместе с тобой я оставлю здесь Аикарамата и Келебринга - что скажешь? Заманчивое предложение?

Но пора было переходить к следующему действию.

- Что же мы будем делать сейчас, Нумендиль? Посмотри сам - Келебринг измучен и устал. Я могу разбудить его и вернуть к столбу, и тогда вместо отдыха он получит зрелище твоих мучений и собственной беспомощности. Ты же заменишь его на кресле. Либо... мы можем оставить твоего родича по Дому в покое и немного пообщаться с феанорингом. Что ты выберешь? Я хочу вознаградить тебя за твои ответы и дать возможность вершить судьбу себя и друзей.

Отредактировано NPC Darkness (04-07-2017 17:12:07)

- Для того ты и предлагал остаться здесь, предпочтя твое скромное жилище роскошеству Ангамандо? Я выберу кресло. Для себя.

Ледяное спокойствие и гордый тон; и страшные сияющие глаза, что смотрят в бездонный омут души умаиа... Оборотень выдержал взгляд, и не проявил гнева, не показал что и ему это стоило усилий. Да... Темный прекрасно знал и эту манеру нолдо, и то что за ней последует. Знал и единственный бодрствующий пленник у колеса. И дернулся, и замычал сквозь кляп. Саурон скрыл злорадную улыбку - он подобрал подходящего квэндо на роль Аикарамата.

Нумендиль же... такое ощущение что он принял этот разговор как вызов. Что же... нолдо был не далек от истины. Каждый шаг здесь был - рассчитанный спектакль, специально для него. И... умаиа не спешил переходить к пыткам Нумендиля. После того как эльф их изведает, разговор... перейдет на другой уровень. Заставить уже будет проще чем убедить. Хотя... "заставить" этого... так же будет не просто. Быть может невозможно. Но - в любом случае увлекательно. К тому же...

- Я уважаю твой выбор, - серьезно кивнул Темный. Он подал знак и орки быстро и сноровисто освободили Келебринга и еще до того как бывший командир окончательно пришел в себя, он уже был снова прикручен к столбу. С нолофинвингом обращались жестко, но без излишней жестокости - не к чему пока пугать и дразнить менестреля.
Саурон сел в освободившееся кресло и немного поерзал, устраиваясь поудобнее, расположив одну руку на устрашающем подлокотнике, а на вторую положил подбородок.

- Но вот о чем стоить тебе подумать... - Задумчиво продолжил Оборотень. - Я буду с тобой откровенен, не смейся. Подумай что ждет тебя у моего Владыки. Ты был другом Нолофинвэ, а Господин имеет зуб на твоего мертвого короля. Ты станешь лишь объектом для мести. Это будет... неприятно и бессмысленно. - На идеальном лице проскользнула тень отвращения и сожаления - мастера камнереза стоит использовать, а не просто медленно убивать. - Ты в праве мне не верить, но я не разделяю позицию Владыки во всех вопросах, и в любом случае не считаю что ты должен или можешь отвечать за доблесть своего Лорда. И я готов... помочь тебе. Не жди от меня многого, у всех свои границы. Я не отпущу тебя и не освобожу - у нас идет война. Ты бы тоже не отпустил на свободу моих орков. Так что ты вынужден отметить - все справедливо. Однако - я могу обещать: никаких больше пыток ни для тебя ни для двух твоих друзей. Вы останетесь здесь и будете в безопасности. В обмен на твою помощь при строительстве моей резиденции. Не крепости, отметь. Мы составим договор, и он будет для тебя гарантией. И для них. Что скажешь?

Легкий взмах руки и один из орков уже возле "феаноринга" с ножом в руке и медленно срезает с пленного пропитанную застарелой кровью рубаху. Свалившись, лохмотья открыли три свежих уродливых шрама, пересекающих грудь.

Менестрель продолжал стоять, подтачивая сам свою волю и Оборотню было интересно - как это может повлиять на его решимость взойти на кресло. Это многое скажет о противнике... Да, этот сражающийся сам с собой нолдо, пытающийся не сорваться в пропасть Тьмы, но при этом старающийся защитить друзей - он был противником. Хотя не понимал этого. И он вел бой, на шатком и опасном поле, где его победа принесет ему лишь смерть. Но Саурон был заинтересован в собственной победе, которая принесет ему жизнь и душу эльда.

- Ты был здесь всего три часа, Нумендиль. - Жестко и серьезно заговорил умаиа. - В гостях у моего Владыки ты можешь провести годы. И твой феаноринг проведет их рядом с тобой. Ты уже имеешь, правда очень смутное, но все же представление, о том что будет вас ждать. Или возможно, только его. А ты будешь вечным наблюдателем. Хочешь этого? Или заключим договор? Сейчас? Пока еще не поздно. Договор или кресло Нумендиль. Решай сейчас за вех вас троих.

Эльф слушал. Слушал внимательно и сосредоточенно. В его душе шла борьба. Холодная улыбка скользнула по губам Саурона когда он увидел что его слова о предстоящих ужасах попали в цель. Нолдо пошатнулся, перехватывая не поддерживающие его больше цепи, что бы устоять. И Темный даже непроизвольно подался в перед - менестрель сейчас был похож на зрелый плод, готовый упасть в подставленную ладонь. Как вдруг... Что-то незримое произошло, случилось, и все перестало быть как раньше. Сталь, холодная и несгибаемая сверкнула в серых глазах и нолдо ответил.

- Договора не будет. Ты вспомнил короля Нолофинвэ? Вовремя. Я не оскверню его память соглашениями с Тьмой.

Оборотень вздохнул. Полный сожаления и огорчения - что бы замаскировать невольный вздох разочарования и злости.

- Будь по твоему, Нумендиль, друг-короля. Ты верен владыкам Запада - посмотрим заступится ли кто-то из них за тебя. Но по моему опыту скажу - не надейся. Этого не будет. Ни к кому еще не приходил ответ и помощь на его стоны и мольбы, в кромешной Тьме, куда ввергаешь ты своим упрямством и себя, и друзей.

Саурон встал и тут же эльда снова растянули за цепи между полом и потолком. А Жестокий медленно и неотвратимо приблизившись взял непокорного гордеца за подбородок, холодно улыбнулся в лицо пленнику и использовал свою Волю. С короткой и жестокой целью - даже не выведать что либо через боль, но наказать мерзавца. Наказать и ощутить его ужас и боль через то соприкосновение душ что у них будет. Оборотень "держал" эльфа пока тот обессиленно не обмяк, а потом дал знак оркам и оглушенного болью нолдо расковали и без сопротивления бросили в кресло, где сейчас же крепко привязали ремнями, подготовив к допросу. А что бы пленник скорее пришел в себя, его окатили холодной соленой водой. Рассеченой спине, плотно прижатой к спинки кресла, досталось не много, но вот обожженный бок вспыхнул.

С холодной и презрительной улыбкой наблюдал Оборотень за тем как менестрель окончательно приходил в себя. Тихо выругался у столба Келебринг, что-то гневно мычал "феаноринг"...

- Итак, все ка ты пожелал. - Развел руками умаиа. - ты в кресле и мы готовы приступить. Помни что ты можешь прервать происходящее в любой момент, причем двумя способами - либо временно, ответив на вопрос что я тебе задам, либо совсем, согласившись на договор.

Саурон щелкнул пальцами и тут же один из орков кинулся, принес трехногую табуретку и с поклоном поставил ее перед Господином.

- Не уходи далеко, - обронил Жестокий, садясь на табурет, и снова обратился к менестрелю. - Пожалуй можно начинать. Как я помню мой вопрос был - чем ты занимался при своем Лорде, уже здесь, в землях Владыки Мира.

Темный выждал несколько секунд, давая эльфу возможность на ответ, а потом сделал знак орку и к рукам Нумендиля приладили жуткие накладки с шипами. Кивок головы Господина - и первый шип начал входить в левое плечо эльфа. Медленно, больше раздирая и продавливая, чем прорезая. Скрипел механизм, проворачивалась шестеренка, и острие проникало в плоть.

Келебринг за спиной молчал, а вот стоящий сбоку "феаноринг" пытался разорвать путы и рычал. Это... была хорошая идея взять на роль преданного Аикарамата юного и горячего синда.

Эльф стойко перенес прикосновение Воли. Но... Саурон знал что с этим воздействием нельзя перебарщивать, а то квэндо придет в непригодное для допроса состояние, а то и вовсе умрет. Поэтому умаиа отпустил нолдо и подождал пока Нумендиль очнется на кресле и осознает свое новое положение. Как бы нолофинвинг не задирал подбородок, было видно что он боится - "Интересно, чего именно ты боишься?". И все же менестрель смог быстро взять себя в руки:

- Я как будто твой первый в жизни гость. Ты так много уделяешь мне внимания... лично.

- Ну что ты, - усмехнулся Темный. - Каждый пленник из эльфов, нолдор особенно, отдельный гость. Вас не так много, как могло бы показаться. А уж тот кто был командиром, другом короля, или менестрелем, владеющим чарами... Вам преступно не оказать чести и не одарить личным временем. - Саурон не слал говорить что на то есть прозаические причины, связанные с гордостью и повышенной сопротивляемостью пленных, и трудной задачей палача. - Впрочем, в Ангамандо есть мои родичи, которые специализируются на допросах. Я все же больше командир воинов, но у тебя будет шанс познакомиться с настоящими профессионалами. - И Темный многообещающе улыбнулся.

- Вся Арда есть земли под рукой Манвэ, Короля мира. Я не понимаю вопрос,  - не унимался гордый эльф. И Оборотень хмыкнул:

- Значит твой Манвэ трепло не хуже королька Тингола. Этот зазнайка тоже бахвалился что весь Белерианд принадлежит ему, но сам не смеет высунуть носа за пределы своего зачарованного Королевства. Хорош правитель, ничего не скажешь. Но шутки кончились, Нумендиль. Только ответ на вопрос, или просьба подписать договор теперь спасут тебя. Отметь - я даже не прошу молить меня о милости, или пощаде - я великодушен сегодня, а ты даже не понимаешь как и насколько.

Эльф мужественно переносил пытку. Отвернулся и сжал подлокотник еще целой рукой. "Интересно, что ты будешь делать когда целых рук не останется?" - ухмыльнулся Оборотень. И подал знак. И тут же ко второй руке была приделана подобная конструкция, а граненый шип начал ввинчиваться в правое плечо. Нужно было щадить эльфа, давать вкусить ему каждого плода лишь немного - иначе пленника не хватит надолго. Исцеляющую жидкость нельзя было применять часто, так как она затягивала раны тела, но не снимала изможденность с духа, другие же способы лечения были слишком долгими. Задача стояла не простая - за пару дней при минимальных повреждениях, максимально сломить пленника.

Когда второй шип ввинтился в руку, орки принесли лампу и поставили ее нагревать пластину на левом плече. Любое, даже малейшее, движение теперь пронзало болью обе руки.

- Все будет происходить очень медленно, - неторопливо пояснял Саурон. - Металл постепенно наберет температуру. Сначала ты будешь чувствовать тепло, но уже вскоре после этого оно будет все больше и больше возрастать и превращаться в нестерпимое жжение. А потом твоя плоть будет обугливаться изнутри. Запечется кровь, начнет подгорать мясо... А ты будешь жить и все чувствовать. Келебринг может поделиться с тобой воспоминаниями, если соизволит открыть рот. Поверь мне - даже этот суровый командир кричал во все горло, так что твои слезы были не чета его ярким чувствам.

Пока Саурон говорил металл, сделанный с изрядной примесью меди, уже начал разогреваться. И Темный выжидательно смотрел как будет воспринимать менестрель очередную муку.

В это время в лагере беглецов кончилось время последней стражи и едва отдохнувших эльфов будили.

Отредактировано NPC Darkness (05-07-2017 17:47:13)

- Оскорбляешь Синголло, потому что дотянуться до него руки коротки? - Воскликнул с вызовом и ненавистью Келебринг.
- Или  оттого,... что проиграл... его дочери? - находил в себе силы сквозь сдерживаемую боль говорить менестрель. "Значит для него это еще не серьезное испытание...  Хорошо же, пойдем постепенно, по нарастающей. Так даже интереснее".

Слова нолдор были оскорбительны и хотели задеть за живое, но Саурон улыбнулся. Он знал как обернуть слова пленников против них самих.

- Рад что ты вернулся к нам в полной мере, Келебринг. - Отозвался умаиа с откровенной угрозой в голосе, но не сдвинулся с места. однако дал знак что бы пытку приостановили и Нумендиль в полной мере мог слышать его речь. Речь, что должна была наполнить сердца отчаянием. Второй шип, еще не полностью ввинченный в правую руку воина, замер.

- Дни Дориата сочтены. Не осталось эльфийских крепостей что могли бы нас задержать, отныне слуги Властелина будут беспрепятственно бродить по всему Нолдолондэ до самых Гаваней. У Синдэколло больше нет безопасных границ. Лишь трусливые эльфы Нарготронда, да Турукано скрываются еще от воли Владыки, но... стоит им высунуться, как придет и их время. Мы умеем ждать. Пройдет не так уж много времени и в этих землях не останется уголка не подвластного Мелькору, и Сильмарилль - вернется к своему хозяину. Но перед тем - наделает еще немало бед в остатках ваших владений. Знайте же это, ибо лишь это знание - единственная причина почему Владыка не пытается вернуть похищенное. Камень омоется бессчетной кровью и вернется к Мелькору, равно как и все Нолдолондэ ляжет ему под ноги.

Темный кивнул, и шип продолжил свой страшный путь. И Нумендиль снова затрепыхался как бабочка на игле. После короткого отдыха ощущения обрели новую яркость.

Какое-то время лишь короткие стоны и громкое частое дыхание, были единственными звуками в зале. Взгляды всех собравшихся были прикованы к нолдо на кресле. Судя по тому что Нумендиль оживился и даже начал пробовать метаться, шип был уже ощутимо горячим, особенно для свежей раны.

- Саурон забыл рассказать, какими словами я называл его при этом. Могу напомнить, трусливая шавка Моринготто. - С яростью заговорил Келебринг. Очевидно, его стойкому и благородному духу было тяжело видеть страдания товарища по Дому, надеялся переключить внимание на себя... Но Темный сдержался. Не сейчас. Позже.

- Ему... Хуан... хвост отгрыз! - коротко выплюнул-простонал  менестрель и наконец закричал.

Но эти слова переполнили чашу терпения. Желание раздавить непокорных было в умаиа почти нестерпимым, и все же... выдержка и опыт - вот что спасало. одним плавным движением Саурон поднялся с табурета и оказался возле Нумендиля, положил ладонь на его тяжело вздымающуюся и покрытую потом грудь, заглянул в его запрокинутое лицо.

- Ты чувствуешь свое бессилие? Твое тело разрывается, боль вгрызается в тебя, а ты знаешь все и не можешь ничего. Только ощущать неотвратимость происходящего и беспомощно ждать худшего. Ты привыкнешь к мысли об неотвратимом. Ты забудешь что такое надежда.

Какое-то время Темны простоял над пленником. Со стороны могло показаться что умаиа не хочет пропустить что-то из эмоций, отчасти это было так. Но лишь отчасти. В основном Жестокий следил за степенью нагретости шипа. Если металл раскалится, это будет плохо - слишком тяжелые раны будет залечить не сложно, но зелье можно использовать либо редко, либо на не серьезные раны. И Оборотень, протянув руку поднял лампу и убрал прочь.

- Отдохни немного. И подумай о моем вопросе. И о том что если ты не ответишь, мы продолжим с твоей правой рукой, - пообещал умаиа. И направился к растянутому "феанорингу". Какое-то время Темный перебирал инструменты на верстаке, давая время Нумендилю прийти в себя, а потом встал возле "Аикарамата".

- Я предупреждал что стоит быть вежливым, не так ли? И я предупреждал что за каждое оскорбление будет платить кто-то другой.  Вы, двое, то ли забыли, то ли не послушали... И теперь вашему другу придется ответить за ваши языки. Кстати, Нумендиль, ты предпочитаешь кровь обычную, или с солью?

Насколько серьезно покалечился при этом?
[dice=7744-16]

Знание, что можно приходить в себя от боли, было неприятным откровением последних дней, но нолдо быстро учился. Он не обманулся в происходящем даже в первые секунды, но все же не сумел вовремя остановиться и закричал: боль была почти нестерпимая. Наверное, нагретый шип в ране давал бы такой же эффект. А, может, и нет. "Узнаем", - усмехнулся про себя эльф. Он добился своего: Саурон стоял рядом, Аикарамат был в безопасности. Правда, Келебринг едва дышал, бледный до серости, жадно хватая воздух открытым ртом. Но повреждений, кажется, не было.

Вонючий орк принес вино, неожиданно сладко пахнущее лесом, теплом и ягодами. Нолдо после секундного колебания позволил напоить себя. Он чувствовал, что одержал крошечную победу, несмотря на ужасное физическое состояние и слабость тела, вымотанного пытками и сопротивлением. Знал, что и враг это понимает - а, значит, ему, Нумендилю, придется платить. И хотел быть готовым. Вино слегка ударило в голову, даже, пожалуй, едва заметно обезболивая, помогая поднять подбородок и улыбнуться навстречу Саурону.

Ответ врага был страшен, и тем страшнее, что обращал кровью доставшуюся победу в... то, что хуже поражения. В полный, окончательный провал, из которого поднимал голову кромешный ужас предыдущего злобного обещания Темного: "А ты будешь вечным наблюдателем".

Нумендиль понял в этот миг, что, сам того не желая, открыл Жестокому собственные слабости: невозможность сносить чужие мучения. А платить за его ошибки будут другие. Друзья. Эльф почувствовал, как проваливается в даже не в отчаяние, а в какое-то тупое безразличие, словно тело продолжало жить и двигаться, как раньше, а фэа в ужасе пытается исчезнуть, спрятаться, скрыться от чудовищности творящегося вокруг зла.

Оцепенение придавило сознание, казалось, мир вокруг отделен прозрачной стеной изо льда. Даже чувство собственной вины перед друзьями не имело власти пробить эту стену, оставалось только закрыть глаза и ждать, когда смерть завершит начатое - сколько бы ни пришлось ждать. Эльда даже не знал, что ощущение поражения может убивать. Когда расплачиваться за него должны другие...

Враг выбрал Келебринга. Сердце кричало от боли, но прорвать глухое отчаяние казалось невозможным. От сильного удара голова нолдо мотнулась, и Нумендиль закрыл глаза. Но в сознании была та же беспросветная чернота, что снаружи. Чернота и ожидание худшего. То, что раньше горело в душе звездой, помогая находить дорогу, что эльда называл надеждой, погасло, оставив тлеющие уголья. Ими был выстлан только один путь. К неизбежной и почти желанной смерти. Но чей-то голос позвал из расплывающихся во тьме воспоминаний. Несколько звуков сложились в знакомый мотив, отзываясь в памяти с неожиданной силой:
"И нолдо запел. Не тревожась о том кто их услышит - ибо Саурон и так знал где они. Нолдо пел и творил собственные чары - смывая тень ужаса с сердца друга, отсекая все что нависло над ними, впуская свет звезд и светлую тоску. Они идут сквозь ночь...  но... они дети Единого, они несут Пламень в себе и пусть ничем кроме горящего сердца ослабевающий от ран феаноринг не может прикрыть друга, он сделает хотя бы это."

Песнь силы, разорвавшая оковы призрачных чар в прошлом, звучала в сознании. И вместе с нею пришло осознание, безжалостное, как сама правда: "Твой друг пожертвовал свободой, чтобы попытаться помочь тебе. А ты хочешь бросить его, оставить Саурону? Предать их обоих, страдающих из-за тебя?"

В тот же момент до ушей Нумендиля донесся протяжный, задавленный крик Келебринга. Нолдо вскинулся, открывая глаза - для того, чтобы увидеть, как Темный с ухмылкой любуется своей "работой": выжженными на иссеченной груди сородича рунами. Увидеть закушенные до крови губы нолдо, искаженное мукой лицо...
- Ты напоминаешь моему другу о дарованных каждому из детей Единого силах? - снова глядя в лицо врагу, без страха и дрожи в голосе выговорил он. Не для Саурона - для Келебринга. - Дары Его не забрать, не украсть, здесь ты не ошибся. Что за напоминание ты выберешь для меня?

Нумендиль не поверил глазам своим: Саурон... испугался? Он не знал, что могло заставить испытать страх прислужника Моргота, память ли о Едином, чьи законы тщились нарушить враги, или что-то иное. Но в пещере мимолетно посвежело, и словно бы страшный, несокрушимый, подавляющий волю Темный на миг умалился, став подобен просто очень злому и сильному орку. Нолдо замер, подняв голову. Даже боль тела отступила. Он ловил, запоминал ощущение, чтобы надолго сохранить его в сердце, что бы ни случилось дальше.

Но Тьма набрала силу, затопив допросную, желая раздавить, растворить в себе непокорных, а умайя рассмеялся. Смех его словно резал по живому, но эльда, сжав пальцы на подлокотниках, к которым накрепко были прикручены руки, не опустил лица, даже услышав угрозы. А Саурон, источая злобу, которая и сама была подобна удару в лицо, развернулся к Аикарамату с раскаленным металлом в руке. Нумендиль попытался дернуться, освободиться, подался вперед, натягивая безжалостно впившиеся в тело ремни - к удаче, не попадающие в незакрывшийся ожог на ребрах. Казалось, тварь хочет уничтожить, убить его друга, замучать до смерти в наказание за собственный страх. А может - за ту песню в ущелье, память о которой вернула эльфу возможность сопротивляться. Нолдо раздирал ужас и сострадание, но он мог только бессильно, бесполезно пытаться разорвать ремни и так же впустую мечтать закрыть Аикарамата собой, отдать ему силы.... Он потянулся сознанием к другу, но тот был закрыт, заперт наедине с собственным кошмаром, и никак нельзя было ни помочь, ни прервать безумие. Крики феаноринга были хуже шипов в ране, и тогда Нумендиль выкрикнул с ненавистью:

- Будь ты проклят, Тху! Ты трус, ты не смел сражаться со мной с оружием в руках, прикрываясь чужым ликом, ты силен лишь против связанных и раненых! Ты смеешь издеваться над моими друзьями лишь потому, что до сих пор боишься меня!

Аикарамат наконец сумел потерять сознание, уйти из-под власти Темного, но пылающая ярость все еще затмевала все прочие ощущения, и Нумендиль не замечал, что дрожит от гнева и сам того и гляди лишится чувств от чрезмерного напряжения.