Фэргенол внимал песням, но его не оставляло напряжение, хотя он и верил словам Государя Фелагунда и защите Ульмо.  Когда Берен резко поднялся и ушёл, Фэргенол в первый миг встревожился - что заметил Следопыт? - всмотрелся в темноту, вслушался в Незримое.  Угрозы не было. Перевёл взгляд на друга - тот тоже лишь кратко взглянул в сторону зарослей. Значит, у Барахириона были свои причины отойти от кромки воды и от эльфов отряда; ему не стоило мешать.

У самого Фэргенола, сидевшего чуть в отдалении от других и скрытого тенью, тоже была причина. Он, ушедший навстречу опасности и, верней всего, гибели, чтобы искупить былую вину, не чувствовал себя достойным этого светлого отдыха, этой радости, которой  нельзя было не чувствовать здесь. Он не защитил своего Короля в Топях Серех, когда его спасли Барахир и его дружина...

...Сейчас он следовал не только за Финродом, но и за Береном Барахирионом, в те дни - одним из той дружины. Эта возможность была ему дарована судьбой. Но тогда - была дарована и эта остановка у Эйтель Иврин? Испить бы ещё глоток, вопросив Ульмо...

Берен не возвращался, и Фэргенол незаметно поднялся, лишь тронул руку Торондира. Они бесшумно скользнули в заросли. Заметив адана, они приблизились, но не заговаривали первыми. Быть может, он не хочет, чтобы его тревожили сейчас.

- Простите что покинул вас. Кто здесь? Как давно вы здесь?

- Торондир и Фэргенол. Мы подошли только что - тебя долго не было. Опасности здесь нет, и всё же...  - бывший гонец Нарготронда прервался, не договорив. Мир и покой всегда оставался для него передышкой, отдыхом, и рядом бродила война. Она в самом деле не завершилась, хотя Финроду и удалось оградить от неё Нарготронд. Сейчас же им в самом деле был дан отдых перед тяжким путём мимо Тол-ин-Гаурхот, и тем драгоценней он был. Иврин говорил о правоте Гэллвэга - и Государя, не забывавшего о радости. - Если ты желаешь уединения, мы не станем мешать тебе.

Нолдор смотрели на Берена с изумлением. Переменился и взгляд, и выражение, и тон - только что он говорил совсем иначе, думая прежде всего о ночлеге. О чём он думал сейчас,?  Особая ли радость, горесть ли или поиск ответа увели  Берена от остальных? Если последнее, скорее всего, он нашёл ответ... Торондир сжал руку Фэргенола, которого недавно упоминал в беседе с аданом как верного друга, что никогда не отворачивался от него.

-  Ульмо говорил с тобой? - тихо спросил Берена Фэргенол, сам искавший ответа Владыки Вод. 

Даже здесь ему пришла на ум отнюдь не счастливая мысль: Финрод предрёк свою гибель в этом походе, своей же судьбы он не знает. Что, если сам он не погибнет, защищая своего Короля? Что ему делать, если он никогда уже не искупит свою вину? Мысль явилась незваной, когда он смотрел на Следопыта, и потому сменилась иной: каково было Берену услышать это пророчество, не чувствует ли он сейчас того же, хотя это и не его вина - не он отрёкся от своего Короля? Не только слышать, объявить о нём всем.

"Возможно в этом есть правда, в том что именно я вам говорю о злом провИденьи Командира..."

Было странно думать так, когда он сам чувствовал свою вину не только перед Государем, но и перед Береном как сыном Барахира и одним из тех, кто защитил Короля вместо него, одного из лучших мечников: ради этого погибли иные из тех, кого Берен, несомненно, знал. Он должен был быть рядом с Финродом...

...И словно вспыхнуло: он рядом с Финродом сейчас, когда народ Нарготронда оставил его, и будет рядом с ним столько, сколько сможет. Если разделит с ним беду и гибель, то очистится от былого; если нет - легче будет Берену и тем из отряда, кто тоже уцелеет.

Быть может, это и был ответ.

- Я задержался. Но не уходите. Или возьмите меня с собой, - произнёс Берен, и нолдор остановились. Значит, не напрасно они пришли искать Барахириона.

На вопрос об Ульмо он ответил неожиданно:

- Не знаю. Люди иначе устроены, чем эльдар. За годы что я воевал с Врагом в Дортонионе, я научился говорить с зверями и птицами, но у меня это происходит иначе чем у вас. Я обращаюсь к ним и они понимают мои слова, когда же они приносят мне вести, я словно догадываюсь о чем: где враги и какие, много или мало, но не число и не четкие образы, скорее насколько велика опасность. Я размышлял об умении что у меня появилось и подумал даже: не дар ли это госпожи Йаванны? Но я не знаю наверняка, как не знаю и почему видел тропу в густом тумане, что, оказывается, закрывал Дориат...

- Да, это могло быть даром Йаванны тому, кто один защищал свою землю и живущее на ней от лиха и порчи, - согласился Торондир. То, о чём он говорил, отнюдь не было обыкновенным для эдайн. Он бывал в Дортонионе и видел народ Беора - он не обладал такими дарованиями. А Берен продолжи:

- Вот и сегодня... Я словно совершил омовение, но я не знаю просто ли так совпало, или и правда владыка Ульмо посмотрел на меня... Неужели такова власть Тени что пала на мой народ что мы вечно будем блуждать впотьмах и не увидим чуда, даже когда оно пройдет через нас? А вы? Вы говорили с Ульмо?

- Я мог ясно различить его голос в этих водах, хотя и не совсем так, как у Моря, - отозвался Торондир. - И я уловил и теперь знаю, что мы подлинно под надёжнейшей защитой - даже лазутчики не пролетят здесь, не приметят и не услышат нас.

Иначе не пели бы здесь песни так долго, будто во дни мира. Не только звон струй и тень гор скрывали отряд.

В голосе Берена, в его вопросах звучало и иное, и он говорил с горечью. Иврин был Озером смеха, но не один Следопыт принёс свою горечь на его берега.

- Я думал о следе Тени в сердцах Смертных, когда встретил их. А сейчас думаю об ином: эдайн - твой отец, ты сам, твои друзья и родичи - защитили и спасли Командира, когда я не сделал этого. Хотя должен был - именно я, поначалу сражавшийся рядом, - произнёс Фэргенол и невольно потупил взгляд.

Отвечая Берену, Торондир задумался - что слышит адан, что нет? Он нередко встречался с людьми в Дортонионе, но никогда не сближался так, чтобы беседовать с ними о Валар, об их знаках, посланиях или вестниках. А с Береном сейчас говорил, и словно ещё одна нить связывала их.

- Глубокий голос сквозь песню вод, голос, рождающий образы в уме... - задумчиво произнёс он. - Ему всегда можно верить. И если Ульмо пожелает обратиться к тебе особо, если понадобится, чтобы ты в точности понял его послание... думаю, ты услышишь ясно и поймёшь. Правда, ко мне он не обращался так; спроси лучше Командира.

Финрод Фелагунд не скрывал, что задумал город над Нарогом после сна, ниспосланного Ульмо. В сущности, это было общеизвестным. И, конечно, он, в юности живший среди тэлери, а ныне почитавшийся мудрым, должен был лучше знать и более любить Владыку Морей, чем его гонец.

Фэргенол же слушал слова Барахириона - о возможном и невозможном, и о вине, и о тех, кого не сумел защитить он сам. Странны были эти слова - словно он бы давно знал Фэргенола и давно готовил эту небольшую, чуть сбивчивую речь - именно о том, что ему нужно было услышать...

Или же ему именно в эту минуту дано было произнести это.

- А может быть в этом был особый Замысел - не спаси мы тогда Государя, не получил бы отец его кольцо, не пришел бы я в Нарготронд... А может то был не Замысел, а Рок,

- Нет, - тихо ответил Фэргенол. - Рок нолдор связан с предательством и страхом предательства, ты в этом не повинен. Если кто и обрёк Нарготронд Року, то не ты.

И он, Фэргенол, тоже не был повинен в этом. Он не был рядом с Государем, увлёкшись истреблением орков, но никогда не отрекался от него и не забыл своего обета. Он не забудет и о несделанном, о том, что гордиться ему нечем... Но не пришло ли время поднять голову - здесь и сейчас, у Иврин?

Вдали смолкли отзвуки арфы. На время или Государь более не будет петь сегодня? Жаль было не услышанного, но сейчас - им нужно было оказаться здесь, рядом с Береном.

Две улыбки на один ответ - одна  дружеская, другая печальная. Он и назвал Фэргенола другом, пусть они и не были прежде близко знакомы. Сейчас они были вместе... и Барахирион думал о роке, о том, что, возможно, он обрёк на гибель Финрода. Его тяготило большее, чем самого Фэргенола - тогда Государь был спасён, сейчас же...

Сейчас же их ждал отдых у Иврина. Столь мирный, что даже опытный воин и следопыт расслабился.

"В самом деле, если здесь и лазутчиков быто не может, говорить можно обо всём, но...", - подумал Фэргенол.

- Сейчас можно говорить обо всём, - эхом его мыслей произнёс Торондир. Он сам же сказал о том, что расслышал в песне вод, и в его словах не было ни тени упрёка. - Но Государя лучше не упоминать и сейчас - чтобы привыкнуть, что мы более никого не зовём своим Королём.

Поясняя свои слова, он сам заметил, как странно, почти дико звучит произнесённое: те, кто отрёкся от Короля, быть может, сейчас рассуждают о нём и будут ещё рассуждать и вспоминать; а они, верные Фелагунду, ради безопасности не могут и назвать его имени или титула. Сейчас - могли бы, но не стоило.

Его друг шагнул к Берену, протянул ему руку. Нужно ли было много слов в ответ на сказанное Береном? Быть может, довольно было открытого взгляда в ответ. И краткого:

- Я тебя понимаю, друг.

"Пожалуй, и Берен, сын Барахира, может понять меня лучше многих нарготрондцев".

Чуть позже оба друга, как обычно, не сговариваясь повернули головы к берегу озера, где собрался отряд, и вновь перевели взгляд на Берена, словно спрашивая.

Финрод

Песни на время смолкли. Финрод видел, что Берена долго не было, заметил и то, что за ним ушли двое из нолдор. Он не тревожился за Берена на этих берегах, скорее ждал, что пытливый адан вернётся к нему с новыми вопросами. В это он не ошибся, но тем неожиданней были сами его слова:

- Командир мой... Ты привел меня на эти берега и Ульмо умыл меня. Я был покрыт сажей и пеплом, а теперь их смыло. Но если Тинувиэль полюбила Следопыта Чумазого, то Следопыт Отстиранный ей вряд ли понравится меньше.  Прости что говорю это тебе, но и твоим воинам не мешало бы умыться. Их сердца разъедает обида и непонимание и сейчас - последнее место где они могли бы исцелить себя. Ибо они чисты, но поступки других ранили их. Так я увидел, Командир... быть может это то самое прозрение посланное Ульмо, о котором говорил Фэргенол.

Да, Финрод сам ждал, что Ульмо передаст послание и адану, и всё равно это оставалось удивительным. Он принял наставления Ульмо так же легко и скоро, и радостно, как о того - его собственные: хотя само это принятие требовало усилий и ума, и духа. Недаром именно ему было суждено соединить свою судьбу с эллет, принцессой Дориата.  Видела ли Лютиэн Берена лишь таким, каков он был в дни их встречи, или и таким, каким он был готов стать?

-  Ты не перестаёшь изумлять меня, теперь - своей чуткостью... Не для того ли мы и пришли сюда, и завтра останемся у Иврина весь день?  Я думал не только об отдыхе, и о том, что мы унесём с собой от Иврина и что дарует нам Ульмо, - он потянулся вперёд, и в раскрытую ладонь плеснула вода, прежде, чем Финрод вновь отнял её, - И ты прав - не всё, что сюда принесено, стоит нести и дальше.

Гвэтрон и Боргиль рядом шли по берегу, чему-то смеясь. Мэретион, прикрыв глаза, внимал всему, что мог услышать. Мэледир, запрокинув голову, улыбался звёздам, а Дэльвэ неспешно черпал их ладонью...

- Почти никто не чувствует этого бремени: его нет ни на языке, ни в помыслах. Его могут ощутить, пробудившись ото сна.

И вновь осознав в первый миг: они более не в землях Нарготронда. Или же мысленно пролагая будущий путь, обещающий быть уже не столь счастливым, и вновь увидев себя в одиночестве, без многих и многих, в чьей поддержке были уверены. Все они попрощались с Нарготрондом, с близкими и любимыми, с теми, кто не мог уйти вместе с ними, как Гилдор или Гвиндор; о тех, кто уйти не пожелал, и не заговаривали.

- Пока - не время, - заключил Финрод. - Но я многого ожидаю от завтрашнего дня. И если никто по-прежнему  не заговорит вслух о том, что его гнетёт, о том скажу я.

Финрод

- Оставайся со мной, - отозвался Финрод. - И сегодня, и завтра, и позже. Ведь я остаюсь с тобой. И поверь: передать мне то, что возвестил тебе Ульмо - никак не то, за что стоит просить прощения. Напротив, после было бы тяжелее, если бы я не узнал о том.

Разумеется, он останется с Береном до конца. Как и весь отряд.

Он пел ещё, когда эльдар собрались вновь, и они беседовали с Эдрахилем о юности и Амане.

- Никто из людей не зрел света Амана, света двух Древ, в коем проявлялась и возрастала всякая красота; тебе - суждено узреть, - обратился он к Берену, упомянув о Сильмариллов. - Единственному или первому, по чьим следам пройдут другие - не ведаю. Ты во всём  пролагаешь новые, непройденные прежде пути. Этим ты особенно сходен с Беором.

Даже более, чем тем, что строил шалаш для Финрода, и шёл вместе с ним по этим дорогам... Сейчас он оказался первым (или единственным?), кому Ульмо передал весть. И кто передал её Эльдар. Было так странно слышать его весть через адана. Но такова была судьба Берена, особым, невиданным прежде образом сплетённая с судьбами Старшего народа...

Ветер принёс кленовый лист, словно в день их встречи в Нарготронде, и Фелагунд следил за ним взглядом. Тот лист долетел до фонтана, этот - ляжет ли на озеро? Нет: опустился на плечо Барахириона.

Финрод

- Я не утверждаю того, Командир. Быть может и не при чем вовсе лорд Ульмо, а просто мне в голову пришли эти мысли... Я лишь Смертный, с нами не говорят Владыки. Когда-то, если верить легендам, говорил Голос, но с тех пор... мы покинуты. Хотя и сами в том виноваты.

"Не от Андрет ли он слышал подобное?" - спросил себя Финрод: слишком уж сходно звучало сказанное Береном с тем, что он слышал однажды. Сходно по смыслу и совершенно несходно по тону, разве что оттенок горечи. "Ваши Валар не тревожили нас ни заботами, ни просвещением"... там упрёк, здесь вина. Разве что горечь та же, и та же склонность не разделять свою судьбу и судьбу всего народа.

- Ты говоришь сейчас как ученик Андрэт, но у тебя есть опыт, коего не было ни у неё, ни у других эдайн. Ты встречался с одной из айнур - и, как поведал мне, слова словно сами рождались на твоём языке. Потому ты сам мог бы сравнить - сходно ли нынешнее с тем или с обычной догадкой? - сам он был уверен, что догадкой это не было. Берен не стал бы и поминать Ульмо и прозрение только оттого, что понял нечто новое, как не раз бывало до того. - Хотя, быть может, будет дан и видимый знак - как удостоверение для тебя...

Позже он заговорил о необычайности судьбы Берена, и тот спросил:

- Почему ты так говоришь, Командир? Твои ли это мысли, или ты тоже узнал о них от Сил?

Фелагунд с удивлением взглянул на него. О предвидении, что связано с его судьбой, он уже упоминал. Значит, Берен вопрошает не о грядущем?

- Нет нужды в особых посланиях, чтобы узреть начертанное на лице. И разве ты сам не видишь того, что уже сбылось и в чём ты ныне единственный из людей?

Когда лист лёг на плечо Берена, Финрод желал напомнить ему о другом подобном, спросить, заметил ли он его. Но странно было бы упоминать тронный зал, когда решили не называть и имён. Он молча смотрел, как Барахирион провёл по нему пальцем, чувствуя, что и тот хотел бы и не решается что-то сказать вслух.

Когда мы беседовали в тронном зале, ветер принёс кленовый лист, подобный этому, и он был подхвачен фонтаном. Ныне это повторилось, Берен - не в случайном месте, не в случайный миг. Это ли не знак?

- Валар - не боги, - поправил Финрод, не в первый раз напоминая о том людям. Останавливаться на этом не стал  - Берен, говоря о важном, скорее случайно повторил то, что порой слышал от других. - Не то будет злом, если ты не распознаешь знака или неверно его истолкуешь. Поступить по правде или нет, чувствуют сердцем - и люди, и эльдар. И не одни Смертные обречены ошибаться, хотя и не могут не идти вперёд.

Не часто и не всем посылались предвидения. И никакой дар предвидения не помог им распознать козни Мелькора и избежать раздоров. А ныне? Он поделился с Лордом Келегормом  своим прозрением - помогло ли оно, поможет ли позже? А если бы жители Нарготронда знали более - последовали бы они за ним? Их отречение более вреда принесёт самим нарготрондцам, нежели ему, но оно было отнюдь не невольной ошибкой.

Если бы нолдор заметили во взглядах беседующих хоть тень желания остаться наедине, они разошлись бы, и первым был бы Эдрахиль; но того не было. Тем более удивились нолдор, когда беседа стала безмолвной. Более всего - тем, что Финрод и Берен, кажется, не желали ничего таить от них, и были рядом, и всё же перешли на мысленную речь. Что за нужда побудила их к тому? Мэретион спрашивал себя, не обучает ли Финрод адана самому этому умению - беседовать через осанвэ?

Дэльвэ размышлял о том, что даром слышать и передавать мысль, не облечённую в слышимые слова, Фелагунд был наделён более других - что ,верно, и помогало ему лучше понять Смертных ещё при первой встрече. Слова на незнаемом наречии не есть ли тоже открытая, желающая высказать себя мысль, которую можно уловить тому, кто хорошо владеет осанвэ? 

А Гилдин был изумлён этим не более и не менее, чем услышанным - вопросы Берена были глубокими; ему вспомнились сейчас восторги младшего брата, что называл Барахириона мудрым и признался, что тот согласился наставлять его...

Тогда учи меня знакам, ... Финрод. Как распознать и понять их?.. - услышал Финрод. Коснулся листа.

- Твои родичи нередко говорят о случае - о совпадениях, удачах и неудачах, но ничто в Арде не "случается" само собой, не имея никакого смысла; есть только то, чего мы пока не понимаем. Порой бывает очевидно, что происходящее не могло быть случайно - как то, что ты пересёк Завесу Мэлиан. В местах, подобных этому, и малое может иметь особое значение. Ты спросишь, какое именно? Быть может, ты сам поймёшь позже; сразу же... если тебе будет ниспослано предвидение, какое и эльдар посещают редко. Или ты узнаешь голос Ульмо, что подскажет тебе нечто… - казалось, после этого стоило бы далее говорить об Ульмо, но вместо этого Финрод спросил. - Берен, ты узнаёшь мой голос сейчас, когда самый его звук не слышен?

Финрод

- Не все и не всегда хотят его слушать, и после сожалеют о том. Разумеется, ты прав: можно получить подтверждение тому, чему не смеешь поверить, и не только - и важный совет, и предупреждение, и знание о грядущем,- подтвердил Финрод, услышав возражения Берена. - Только ты сейчас не видишь одного...  Если мне важно объяснить тебе нечто, странным было бы сказать о том один раз и уйти, не заботясь: услышал ли ты, понял ли ты меня! Если Валар подали нам действительно важный знак, а мы не заметили или не поняли его, за первым последует второй и третий.

Касалось ли это эдайн? Когда Андрет говорила Фелагунду, что Валар не обращались к людям и не учили их, Финрод мог объяснить, отчего так могло быть, но не возразил; о том, что и люди могут получить от айнур подсказки, он узнал лишь через Берена - хотя сам Барахирион и не мог в полной мере поверить тому. Оттого, что был пытлив и склонен сомневаться, и скромен, а не по недостатку доверия.

...Доверие и тепло несла и его мысль.

Так и я знаю Ульмо. Не потому, что я принадлежу к Старшему народу: как повествуют те, кто помнит о том, - он перевёл взгляд на Дэльвэ, - при первой встрече эльдар устрашились Оромэ. Но потому, что в Амане я многократно видел его лицом к лицу, и беседовал так, как с тобой сейчас... Уверен, и ты сможешь узнать сходное с тем, что ощутил однажды...

Звон струй, и арфы звон, и голоса перекликались, вторили друг другу. Берен желал быть рядом с Финродом этой ночью, и они были рядом, близко. Не только беседуя, можно быть рядом и вместе - в общем деле и в дороге, в музыке и в тишине. Как и поделиться радостью можно было не только через слова или улыбку...

...Берен сказал, что здесь был омыт и обновлён. Значит, теперь он может радоваться, когда приходит время для радости и праздника. Ныне и позже, когда исполнится его судьба и его мечта, и в иное, не предвиденное и не предсказанное время.

Берен спросил о Валар, и это вновь объединяло его с Беором; и с теми, первыми из встреченных Финродом эдайн, что поначалу приняли за одного из Валар его самого. Что так стремились на Запад в поисках Света. Позже далеко не все Смертные желали знать о Валар больше, считая их слишком далёкими - даже мудрая Андрэт. Берен - желал.

- Ульмо мудр, глубок и таинствен; в голосе его - самая музыка творения и глубины Арды, и глубины вод, и он обращается к глубинам сердца, всегда стремясь понять. Ульмо и Манвэ близки, подобно тому как вода смыкается с небесами, и свежий ветер поднимает волны; и в прекрасной и светлой мелодии Манвэ есть радость, но есть и отзвук глубокой печали - как я слышал, он был главным, кто в начале времён противостоял Искажению своей песнью и многих айнур удержал от падения. Элентари же страшатся все тёмные создания, от слабых до могучих, ибо они не могут вынести чистого Света... - начал он объяснять, а затем умолк, сознавая, что слишком многое не передаст словами. Как передать ими благоухание или мелодию? Айнур были более мелодией и благоуханием, и светом, чем той видимой формой, что принимали.

Но музыку, даже столь высокую и глубокую, что эльдар могут лишь отчасти подражать ей - можно передать своей, да и слова могут заменить образы. И сплести мелодию так, чтобы вода, и ветер, и звёзды стали слышнее. Чтобы донёсся до адана отголосок песни Моря и песен Бессмертных Земель, что они, нолдор, оставили ради того, чтобы повергнуть Тьму.

Финрод отозвался на просьбу Берена не через осанвэ, но, как и желал прежде - песнью. И перед Береном предстало в ясных образах то, что сам он знал от Валар: как они творили Арду, моря её и небеса, и горы и деревья; а после - какими они представали перед эльдар в Амане. Ульмо, облачённый в сияющую чешую; и Манвэ в голубом одеянии, со скипетром, и Варда, в лице которой сиял свет; и Оромэ с развевающимися от быстрой скачки волосами, верхом на Нахаре, и Хуан рядом с ним; и Аулэ и Яванна рука об руку...

- Это, - обратился он не к одному Берену, но и ко всем, - та самая песня, что я пел перед эдайн при первой встрече.

Так четвёртый день пути соединился с первым, иным образом. Это было обращение не к одному Барахириону, но и ко всему отряду. Гилдин, сам знавший Аман лишь по легендам и песням, всматривался, затаив дыхание. Его отец улыбался - да, куда бы они не направились, они принесут этот свет и туда...

То, что эта песня завершает день, ощутили все; и Финрод убрал свою арфу.

- Пора.

Здесь, у Иврина, омывшись и сбросив с плеч тяжкий груз, Берен не ощущал усталости. Но скоро мог ощутить, как много узнал и увидел за этот вечер; тогда ему понадобится отдых, будь то сон или вначале раздумье. Отдых и светлые сны - какими ещё могут быть они в этом краю? - ждал и отряд. Пещера, куда Финрод вёл их, была невелика, хотя и могла вместить их всех. Сухая, с мягким песчаным полом, и прибрежными травами, укрывающими вход, она казалась намеренно приготовленной для отдыха путников.

Быть может, так и было, хотя она и не была рукотворной.

Минула ночь, и эльдар пробуждались один за другим под пение птиц. 

- Последний мирный день перед уходом в омрачённые земли, - тихо произнёс Фэргенол, вновь представив себе путь. Сейчас это не исполняло его тревогой, напротив. Не время для тревог.

Гвэтрон тем временем собирал травы - здесь, на берегу росло множество целебных трав. Они и после сохранят свою целительную силу.  Они могут пригодиться в пути.

- Хочешь унести частицу Иврина в походной сумке? - спросил его Мэретион.

- Даже их благоухание поддержит нас, - кивнул Гвэтрон. Оно будет едва уловимым, но этого будет достаточно.

- А я унесу его частицу во фляге, - Мэретион, присев на самом берегу, зачерпнул воды.

Эльдар были рады и не нуждались ни в какой помощи; но Фелагунд, выйдя из пещеры, размышлял, кому из них стоит помочь и как. Чтобы случившееся в Нарготронде позже не стало тенью и помехой, что ослабит их, пусть сейчас о том и не думают. Именно сегодня они должны не только отдохнуть и укрепить силы, но и очиститься от оставшегося за спиной; позже на то едва ли будет время. Перевёл взгляд на Гэллвэга с Гилдином - оба они недавно омылись в озере, и на лицах, волосах, руках сверкали невысохшие искорки. Отец хранил надежду и радость, и был мудр, хотя не все различали это; сын его не держал на сердце ни обиды, ни гнева... Фелагунд не сомневался в том, помня, как юноша напоследок обернулся к остающимся - с недоумением, непониманием, вопросом: разве вы не уходите с Королём? Он был опечален, но это была не та печаль, что может отнять силы. Кто из них мог бы сказать, что вовсе не ведал печалей? Им обоим не потребуется ничто большее, чем эти смеющиеся воды...

Но другим, как Гвэтрону, этого будет недостаточно...

Мэретион почувствовал, что Гвэтрон скорее хочет побыть один, нежели беседовать с товарищами, и потому вскоре незаметно отошёл. Заслышав вдали голос Гилдина, он улыбнулся, и над озером нежданно закричала морская чайка. Гилдин удивлённо обернулся, и всё поняв, негромко рассмеялся.

- Какое ясное и тихое утро, и осень словно осталась южнее, - в голосе юноши звучало то удивление, с каким говорят о чудесах. Осень, зима идёт с севера, как весна - с юга. Здесь же было иначе. И не потому, что от воды тепло... - И вода ледяная, но этот холод несёт бодрость, свежесть и радость.

Финрод тоже чувствовал, что Гвэтрон предпочитает остаться один, но он догадывался о причине. Потому он, напротив, подошёл к нему,

- Мы взяли с собой довольно целебных зелий, прежде, чем уйти, - сказал он, когда нолдо аккуратно сорвал ещё несколько листочков, - Но эти травы в самом деле превосходят те, что растут близ Нарготронда. Позже они могут оказаться бесценными. Хорошо, что ты позаботился об этом... Но я желал поговорить с тобой.

Теперь лишь Дэльвэ сидел у входа в пещеру, наслаждаясь покоем и гармонией, и позволив своим мыслям течь естественно, ничего не избегая. В который раз уже - он уходил, другие оставались? Авари, нандор, фалатрим, ваниар и нолдор, оставшиеся в Тирионе; теперь - нарготрондцы… Пожалуй, из всех иных они более всего были сходны с авари. Были среди них те, кто остался ради близких, и те, кто слишком любил Куйвиэнен, чтобы оставить его; таковые тепло прощались с уходящими, желая им доброго пути. Были те, кто не доверял Валар, желал жить только по своей воле и слушал иных вождей - Морвэ и Нурвэ. Иные из них совершили странствие на запад позже, без помощи Оромэ, через многие опасности, и некоторые достигли Белерианда; они были рады вернувшимся нолдор. Но большинство отреклись от западного пути и от своих вождей оттого, что устрашились возможных  опасностей и оттого, что не желали менять привычную жизнь. Те - доброго пути не желали, в лучшем случае сумрачно молчали вслед...

Не так ли и теперь? Иные из принятых в Нарготронде, особенно из пришедших с Феанариони, никогда и не признавали Финрода королём; иные остались ради родных и друзей, которых любили более, чем своего Короля, и ради любви к Городу. Среди них были и те, кто желал бы уйти, но не мог. Многие же слишком привыкли к мирной жизни в Нарготронде, и устрашились речей Келегорма и Куруфина. И пролегла меж ними грань, разделившая авари и эльдар; а теперь - ушедших и оставшихся. Он более не видел в отрёкшихся своих, разве что как в тех же авари: тоже эльфы, тоже родичи, тоже знал их когда-то. Всего три дня минуло с тех пор, как они, нарготрондцы, были вместе, и Дэльвэ звал иных из них друзьями. Теперь - и видеть их не желал. Возможно, им более никогда и не встретиться. А что, если судьба позволит увидеться вновь? Как они будут смотреть в глаза друг другу?

Дэльвэ не отводил взгляда от воды, что ни на миг не оставалась в покое. Всегда взволнованной - на поверхности; в глубине же её должен был царить покой. Или постоянство подводных течений, коих не могли переменить ветра и дожди... Стоят ли эти ветра того, чтобы нарушать его? Нет, не стоят; не стоят того, чтобы омрачать себя, погружаясь в эти чувства и воспоминания. Он достаточно владел собой, чтобы не позволить себе этого.

Не желая и отгораживаться, как от небывшего, Дэльвэ ясно представил себя вернувшимся, стоящим перед теми, кто не сдержал обетов. Если они встретятся вновь - предвидел ли он, шагая на влекомый Ольвэ остров, что однажды вновь ступит на берег Средиземья? - он не отведёт взгляда. Ему стыдиться нечего. Пусть в тот день поддавшиеся страху, отрёкшиеся от своего Короля тревожатся о том, как смотреть в глаза ему. Пусть сами, вслух или в своих сердцах, произнесут над собою суд. Вслух он его не произнесёт.... А если не произнесёт тогда, незачем произносить и ныне, в своих мыслях: для того наступит свой час.

Тем более незачем - если не случится не предвиденного, и ему не вернуться назад. В Чертогах Мандоса его будут спрашивать о его собственных деяниях, не о чужих. К этому ему нужно готовиться. К тому, чтобы войти в них неомрачённым.

И тогда - он вновь встретится с теми, с кем расстался. Долгое ожидание Мандос обещал покинувшим Валинор; долгое, но не вечное. Куда бы ни вёл его путь, его ожидает встреча с теми, с кем он однажды расстался; куда бы не вёл его путь, его ожидает возврашщение. Может ли быть так, что однажды он и Куйвиэнен узреет вновь?

Текли воды и текли мысли, уходя к тем дальним дням, когда Дэльвэ был совсем юн, и так же юн был сам народ квэнди...