Наконец - понимание; как скоро оно было достигнуто, как легко преодолимы оказались преграды... Не потому ли, что оба народа, Старший и Младший, искали друг друга, как теперь узнал Финрод? Возможно, были во Втором народе и те, кто не искал, как были и среди эльдар те, кто останется настроен против атани, даже увидев их воочию. Они были другими - и по тому, что ощутил нолдо, и внешне.... менее всего отличались дети.  Чем именно новый народ отличен от эльдар, он ещё не знал, и принимал седину некоторых из собравшихся за наследственную черту: подобно тому, как у родичей Ольвэ серебряные волосы. И конечно, не знал ничего об Уделе Людей.

Фелагунд желал узнать, каким новый народ видит себя и свою судьбу, что почитает важным. Первым ответом могло быть имя. Эльдар - "звёздный народ",  квэнди - "те, кто владеет речью",  с речью было связано и странное имя "кхазад" - в этом, в особом значении, какое придавалось языку и речи, было сходство столь несхожих. Напротив, имя "айнур", усвоенное, как слышал Финрод, из валарина, первого из языков, к речи не относилось - скорее одновременно имело смысл "первые", "священные", "духи"... и, возможно, ещё десяток понятий: валарином из нолдор хорошо овладел один Феанаро, и только учившиеся у него ламбенголмор сколько-нибудь разбирались в нём, но Артаресто он уже спрашивал. Каждое из этих избранных народами имён говорило нечто важное о них.

...И словно не ведая ещё ни одного из людских наречий и вновь стараясь возможно точнее повторить за Беором и его сыном первые слова на нём, Фелагунд спросил:

- Кто ты? Как твоё имя?

Его рука, вначале указав на Беора, плавно обвела собравшихся: "Я хочу знать не только именно о тебе, но о вас, о тебе как об одном из народа". И ещё одно он постарался вложить в этот жест: "Кто вы для самих себя? Как вы себя зовёте?"

...Беор, ещё Балан, тогда понял Финрода верно и дал ответ, какого он не ждал... правда, такой ответ тоже многое говорил и о вожде, и о народе. Что он услышит сейчас, он не знал, и потому ждал ответа с былым нетерпением.

Финрод слышал, и был рад тому, что понимает.

Немного иная встреча, немного иные слова (хотя и Беор вначале не знал, что ответить, а после - очень скоро сказал, что ведёт свой народ на Запад).

Берен, столько бившийся с врагами и переживший столько потерь по их вине, и ныне идущий не только исполнить обет, но и нанести Врагу великий урон, сказал "Мы не духи из Темноты, мы не любим Темноту".

...Балан тогда, помолчав и разведя руками в поисках нужных слов, наконец произнёс лишь одно, с той же твёрдостью:

-Атани.

В этом повторении только что услышанного было огромное доверие - готовность вверить судьбу своего народа ему и нолдор; и в этом предок и потомок были схожи меж собой...

Сейчас же Финрод ответил, поняв:

- И мы не любим Темноту, - после прибавив на синдарине. - Мы сражаемся против Тьмы.

Он уже понял, как объяснить это - показать в образах, в песне... И ещё показать других эльдар в мирной жизни, в творчестве, познании, радости....

Но тут к Финроду направилось осмелевшее "дитя людей" и ухватило его за застёжку плаща - сейчас, во время игры, она, казалось, стала ярче и заметней. Мэледир подхватил начатое, с обеспокоенным и заботливым видом подбежав подхватить "ребёнка". Но Фелагунд лишь рассмеялся и успокаивающе посмотрел на "папу". Затем повернулся к лежащим поодаль ягодам, травам, печёной рыбе...

- Смотри!

Настало время возвращаться в настоящее.

- Идём - и да начнётся пир! - Финрод обращался уже не к "эдайн", а к эльфам отряда. В его руках всё ещё была самодельная арфа, которой предстояло вновь стать луками. - Ныне мы с вами воскресили прошлое - прежде всего благодаря тебе, Берен.

Они сейчас и так стояли близко друг от друга... разве что Гвэтрон был ещё ближе.

- И потому на нашем пиру будут участвовать  те, кого я встретил тогда, и Беор, и Баран, и их потомки - через тебя, - он улыбнулся, не весело, но скорее торжественно. Удел Людей был печален, но и высок. - Вместе со всеми вами, друзья - все вы ныне Арандили.

Берен обратился к спутникам, поклонился им - и они склонились перед ним в ответ. Они следовали за своим Королём, а Король сейчас шёл за Береном, исполняя обет...

- Равно и ты подарил нам эту легенду, - заговорил Дэльвэ. И обращаясь уже ко всем, произнёс то, что обдумал прежде. - Я нарекаю ей имя: Поход Двенадцати.

Словно вновь они жили у Куйвиэнэн или следовали в неведомый край за Оромэ, или впервые видели Аман, и он, как и другие, давал имена прежде неизвестному... Однажды она должна была стать частью большей легенды, но той имя нарекут другие: быть может, летописцы, быть может, потомки Берена. быть может, он сам. О том Дэльвэ говорить не стал: что их путь - часть целого, известно и без его слов, иное же было слишком зыбко и смутно.

- Поход Двенадцати, - медленно повторил Финрод, в уме вновь скоро проходя ото дня ко дню: песни и беседы с Береном и Эдрахилем, прощание с Нарготрондом и нагнавший отряд Гвиндор,  вороны-соглядятаи  и раковина с двумя парами жемчужин, объявление предсказания и выбор пути, соединение отряда в одно целое и факелы из упавшего дерева, и дрозд, и  воды Иврина, и очищение и присяги. И, наконец, празднество и игра... пока последняя часть того, что свершалось. - От врат Нарготронда до игры, что стала для вас новым.  Ведь вы открыли нечто новое, став на место Смертных - не могли не открыть?

Это был не столько вопрос, сколько приглашение - поделиться узнанным, к тем, кто этого желает.

Финрод увидел жест Гильдина, понял... он давно открыл эту горесть, и не как предположение. Беор был ему не только учеником, но и другом, как ныне, так скоро, стал Берен...

- Так удивительно было смотреть на тебя как на неведомое чудо, которое только с небес и могло сойти. Эта встреча завершилась так, потому что ты - это... ты, мой Король, - сейчас, после только что произнесённого "Арандили" и после присяги, стоило ли спрашивать: можно так обратиться или нет? Мэретион был ещё захвачен игрой и видением, более всего изумляясь тому, как могли люди видеть его народ. Он знал, конечно, отношение к ним Берена, однако Финроду стоило усилий объяснить Смертным, что он не Вала... и они думали, что он может потребовать поклонения себе... - Но в начале - люди с не меньшим трепетом смотрели бы и на другого эльда ; а в конце - ждали, что все они таковы, как ты...

Юноша заметил грустную усмешку Берена и печаль во взгляде Короля. Не зная причины, задал вопрос, какой перед тем не пришёл бы ему в голову:

- Как думаешь, твои предки не были разочарованы в других? Ведь эльфы - разные, - есть юноши, которые не зрели свет Амана и которым далеко до обретения мудрости, а есть... есть, например, те, кто отрёкся от Финрода. Мэретион мог примириться с этим, устремляясь мыслью в грядущее, но грань оставалась.

Дэльвэ же думал об ином. Атани шли к свету Запада, как некогда шли квэнди; но Оромэ не звал их за собой, никто из Валар не помогал в пути, и путь за Море оказался для них закрыт - с самого начала... Не оттого ли, что он закрыт для Изгнанников и вместе с ними для всех? Но и "духи из Темноты" оставили людей, призванные своим господином, и Второй народ мог  жить и идти вперёд, и учиться и жить в мире оттого, что пришли нолдор. Кто и из мудрейших предскажет всё, чем может обернуться его решение? Гадать не стоило, стоило идти: однажды на Запад, затем на Восток, теперь - на Север.

Финрод вновь обвёл взглядом отряд, пока так и не перешедший к пиру, вновь остановившись на Гильдине. Горечь понятого умудрит его, но не ей стоило завершать этот день.

- Налей нам вина, - обратился он к юному оруженосцу - зная, что тот исполнит всё с радостью, хотя  и не забудет постигнутого.

Гильдин вновь отвёл взгляд, услышав слова Берена. И встрепенулся, когда Король сказал ему налить вина. В это простое действие он вкладывал сейчас свою преданность и желание служить Финроду, и желание доставить радость другим. Или вернуть её...

- Разделим же это вино, и этот день и вечер, и мир у вод, наполненных радостью и чистотой, - Финрод поднял чашу и умолк, тем призывая отряд вновь вслушаться в песнь вод. А затем продолжил. - И пусть всё, что мы обрели здесь, ожидаемое и нежданное - останется в наших сердцах.

Поднеся к губам чашу с благоуханным вином, Фелагунд передал её Берену.

Когда она, описав круг, перешла к Гильдину, юноша бережно поставил её на камень, и взял ягод...

- Да-а, малина вас всех ждёт-дожидается, - заметил его отец.

- И рыба с травами, и гусь, и перепелиные яйца, запечённые на угольках, - нежданно поддержал его Фэргенол. И чуть улыбнулся, от чего его суровое лицо словно озарил тёплый свет.

А после настал вечер, тёплый и светлый. Печали и тревоги отступили от эльдар.

Финрод ответил Берену вначале взглядом и улыбкой, а затем уже словами:

- Да, вам не нужно будет Уходить, ведь вы будете дома. И мы обязательно встретимся - я не сомневаюсь в том. Я тебя ещё и с отцом познакомлю, и с дедом... Что будет тогда - не сравнить ни с чем: дары, какие и на ум не придут нам, нынешним.

Мэледир с удивлением слушал, и думал о недавней игре и о Доме Беора. Ведь все они - ученики Финрода. Неужто все из народа Берена так же размышляют об Арде Исцелённой, и ждут встречи в ней? ...Нет, наверное, не все, но многие?

Чуть щурил глаза Боргиль, и ждал ещё песни, зная, что вряд ли услышит их ещё; и песни, конечно же, прозвучали - позже.

Когда легли вокруг длинные мягкие тени, и ветер, играя с эльдар, осыпал их всех листвой, и весело взметнулись искры костра.

- Осенний танец, - отозвался Мэретион, и  заметил. - Как же здесь тепло, у Иврина. Будто и время замедлило свой ход и остановилось послушать струи, и струны, и голоса.

Тогда Финрод и коснулся струн самодельной, из луков собранной арфы - вчера и сегодня войны не было, вчера и сегодня был Долгий Мир на целых два дня, и можно было без опаски переделывать оружие, как без опаски называть имена... Некоторое время он играл молча, сочиняя новую песню. На тему, что нашёл Мэретион - осенний танец ветра и костра, облаков и листьев, воды и вечерних теней..

Гильдин внимал и  песне, которую сменила другая, и ожидая в радостном предвкушении: что ещё подарит им Король, и этот удивительный край, и этот вечер?

Финрод же, завершив игру, вначале протянул арфу Берену:

- На такой и играл Беор, хоть он и не решился тогда сыграть вместе со мной... А ты - сыграешь?

...После он обратился к Гильдину:

- Накануне совета твой брат передал Берену свою арфу...  Эта же пусть побудет у тебя до конца праздника, и этой ночью.

А в небе одна за другой загорались звёзды, хотя человеческий взгляд ещё не мог их различить.

И вновь пели, и вновь слушали пение вод, и - впервые за дни похода - от гаснущего костра двинулись на поляну и начали танцевать, всё ускоряя движения. Танец не был безмятежен, но был весел тем весельем, задором и азартом, какое бывает на тренировке и на охоте; в эту пляску попытались вовлечь и Берена. Она и  завершила вечер.

- Много сил мы запасли здесь, но не стоит пренебрегать и теми, что даст нам сон, - произнёс Фелагунд, хотя, казалось, ночь только началась, и можно было длить праздник ещё и ещё... - Завтра уйдём до рассвета.

...Казалось, только и успел закрыть глаза, как вновь открыл их на ладье, и луч от Калакирьи золотил парус. Инголдо, совсем ещё мальчик, впервые пытался ей править. Сейчас о отвлёкся, заворожённо глядя на свет разгоравшейся вдали Лаурэлин, и отблески его на море, и на светлом дереве. В этот самый миг шаловливая волна взметнула вверх нос лодки - пожалуй, её пока не стоило звать настоящим кораблём, и она перевернулась. Оссэ опять забавлялся и шутил... верно, ему было весело вымочить юных эльдар до нитки! И сам Инголдо рассмеялся: великий мореход! Смех его подхватили друзья, стараясь перевернуть лодку и забраться обратно; море ласково держало их и бережно подталкивало, ободряя...

..Возможно, то было не просто доброе воспоминание, а ободрение от Ульмо; возможно, и нет - сколько уже вестей пришло за последние дни!

Краткий мирный отдых подошёл к концу; взяв от оруженосца арфу, Финрод расплёл её и раздал тетивы для луков отряду, сказав:

- Отныне старайтесь вовсе не называть имён - не только моего, Следопыта и Фалмариона; и помните ещё -  каждый из вас может обратиться ко мне мыслью.

Так же ясно сияли звёзды, так же не успевшие увянуть травы клонились под росами, и так же смеялась вода. Всё здесь оставалось так же - только они уходили.

Берен вновь вернул на краткое время игру, и завершил её - песней о первой встрече с Финродом, сложенной эдайн… был то Беор и его современники, или их дети, или внуки? Того не знали, только в Берене вновь увидели продолжение предка.

А песню Берена о дороге отряд уже слышал и радовался ей, но это была совсем иная песня, чем та, первая... Мэретион едва не шевелил губами, запоминая. С губ Гильдина рвался вопрос: "Неужто такую песнь сложил ты сам, сейчас?" Гвэтрон понимающе кивал в такт: конечно, сейчас, на этом пути. И конечно - Берен, не эдайн Дортониона в мирные дни. Да и в дни боёв таких не слагают... Потому именно, что Берен и что сейчас - она выше, мудрей и прекрасней той: не про ливень и кружку, про цель и утраты, ночь и Свет, что воссияет после ночи. Непременно воссияет... и под его мелодию ещё будет танцевать принцесса Дориата, каким бы немыслимым это ни казалось...

...Когда наступил следующий день, и они собирались в путь, даже Фэргенолу казалось: праздник не завершился, не ушёл в прошлое, а оставляется здесь. Озеро будет хранить и помнить его, как помнит Мэрэт Адертад. Это они уходили туда, где более прежнего нужно обращаться в слух и зрение и следить за собой. Ему не нужно следить за тем, чтобы не назвать друга по имени, а другим, особенно юношам придётся скоро привыкнуть.

- И все же, нам будет нужно называть друг друга, что бы понимать о ком речь. Нам нужны новые имена, - сказал Берен, и Фелагунд отозвался:

- Ты прав. Пусть каждый теперь придумает имя, каким будут звать его в походе.

- Как насчёт Охотника? - Мэледир обвёл отряд почти беспечным взглядом,хотя он несколько переменился не только за дни пути, но и последнюю остановку. Спросил полутэлеро. - А ты как хочешь зваться, Певцом?

- Рыбаком, - с улыбкой парировал Мэретион, подумав про себя: певец здесь не он...

- Старший, - произнёс Дэльвэ. Если враг будет не просто орком, и так поймёт, что он по возрасту старше всех.  Если же по ошибке решит, что и в отряде он старший...  ему как раз достанется предназначенное Королю.

Напоследок обернулись к Иврину, благодарно склоняя головы - и оставили его позади, как оставили позади Нарготронд, Талат Дирнэн, берег Нарога. Всё прежнее было оставлено позади, а впереди ждала известная всем им цель. Уходили - словно обновлёнными, и эта перемена имён казалась Финроду чем-то большим, чем маскировка: знаком перемены судьбы, совершившейся после ухода.

Теперь стоило вновь думать и о маскировке, и отряд рассыпался. Серые плащи затерялись среди серых стволов древних буков, что росли неподалёку от Иврина. Они были защищены его близостью, его звонкой чистотой и сокрытой в глубине силой. Однако, собираясь рядами, буки походили на стражей: стройные, строгие, недвижные, готовые доложить о незваных гостях шелестом коричнево-золотой листвы под ногами - будь это не Берен, привыкший скрываться в лесах, и не эльфы, что держались тише лесных зверей и птиц. Они встречались путникам. Пробежала полёвка. Стайка зябликов занялась буковыми орешками - немного их собрали и эльфы. На миг мелькнула в просвете меж стволов пугливая косуля, не заметив слившегося со стволом недалеко от неё Торондира. Тут уже старались не потревожить тишины леса, опасаясь привлечь соглядатаев; когда же последние отзвуки водопада затихли вдали, тянувшийся вдоль гор лес стал меняться.

Всё меньше стройных стволов и орешков в измятой прелой листве, которую уже не сравнить с золотом. И самих буков - всё меньше. Всё больше обломанных ветвей, свисающей лохмотьями коры. Утро сменил день, но ветер становился лишь холодней и сильнее, обещая будущую зиму, и деревья надсадно скрипели. Ещё садились на ветки птицы, сторожко осматривались и быстро взлетали вверх; а звери попадались всё реже, всё больше среди них мелких, всё больше робких - что естественно для косули, то чрезмерно для белки...

И отряд продвигался всё медленнее, прислушиваясь к каждому шороху.

Хранимые земли отряд оставил в первый же день - так скоро двигался поначалу; ныне он оставил земли свободные - от зла, от врагов, от страха. Он слышался даже в ветре, срывающем ещё держащиеся на деревьях пожухлые листы... здесь стоило опасаться не одних соглядатаев. Тень Севера, до которого ещё было далеко...

Гвэтрон ("Ворон", - повторил он себе - пожалуй, стоило приучиться и в мыслях звать себя так же) внимательно смотрел на встречных зверьков, осторожно приближался, стараясь не спугнуть... нет, пострадавших от орков или волколаков и сумевших вырваться от них не было. Следы былых схваток и прежде бывавших здесь врагов были малозаметны взгляду, но ощутимы. А пламя Дагор Браголлах не затронуло или почти не затронуло этот лес - деревья были древними. Там, где земля только зарастила раны, в лучшем случае росли совсем молодые, не старше десяти лет. В худшем... о худшем лучше всех в отряде знал Берен.

Берен в это время как раз подозвал Эдрахиля.

- Может твой взор понять, был то зверь, или тварь, или дитя Единого? И если последнее... не стоит ли нам позаботиться о нем? Вот только... я бы не стал и близко приближаться, не знаю почему, но такое чувство, словно это ловушка. Хотя ни засад, ни сетей я вокруг не вижу.

Нолдо передёрнуло при виде осквернённых останков. Особенно от того, что тёмные твари воспользовались ими, чтобы подстроить ловушку.

- Хотел бы я, чтобы то были только звериные кости... Увы, то была аданэт, - тихо отозвался он, оглядев все кости, мысленно соединив их и представив частью живого тела. - И ты очень чуток. Я в самом деле ощущаю здесь тёмные чары. Они кажутся слабыми...

Он прикусил губу. Слабые чары, не то, что может убить или связать эльда, даже будь он один. И обглоданное, брошенное на виду, как врагам на потеху, тело убитой девы или жены.... как можно оставить его так?

Несомненно, на то и рассчитывал тот, кто сплёл колдовство. Обычный адан не распознает его, эльф заметит или ощутит, но может пренебречь, потому что стерпеть боль или иной вред легче... И так попадёт в западню. Желая понять, что это за западня, Эдрахиль  посмотрел через Незримое.

- Хотя сетей и не видно, они есть. Слишком тонкие и слабые, чтобы удержать, но... - он замолчал, стараясь понять лучше. Зачем нужна сеть, из которой легко уйти? Пауки плетут свою паутину, для того, чтобы муха попалась в неё, а не улетела прочь...

...А если достаточно задеть паутинку, и на её дрожь прибежит паук? И тогда уже затянет сеть прочней. Да, так может быть...

- Скорее всего, если мы коснёмся их, передадим вести о себе... тем, кто их поджидает.

По виду спешивших к нему Эдрахиля и Берена Фелагунд видел: вести недобрые. Хотя и не слишком спешные, не те, что побудят уходить немедленно. Следовавший за Королём юный оруженосец вначале смотрел вперёд с тревогой, затем - увидев, но ещё не осознав, что именно видит - в замешательстве. А после, не сдержавшись, отшатнулся. Они столкнулись не с лазутчиками, как прежде, и не с явной угрозой, но с одним из отвратительных деяний морготовых слуг...

Глаза Финрода сверкали гневом и горечью, когда он сделал шаг в сторону останков. Затем, не говоря ни слова, он стремительно развернулся, уходя с поляны. Так близко к вражьей сети ни о чём важном говорить не стоило. И вообще не стоило говорить. Быстро осмотрелся: Боргиль, Гэллвэг... да, и конечно, Торондир с Фэргенолом... были рядом и наготове. Финрод взмахнул рукой, созывая остальных - хотя оказавшиеся дальше и так сами стягивались к нему. Кратко сказал о страшной находке.

- Одна из Эрухини не останется без погребения, даже если это будет опасным для нас. Иначе мы изменили бы себе и Свету в себе. Даже не ради цели - напрасно, - здравый смысл подсказал бы: стремясь исполнить обет, данный Берену, это место нужно обойти как можно дальше, иначе до Ангамандо отряду не добраться. Сердце подсказывало обратное, и не ему одному. Они шли не побеждать силу силой, но противостоять Тьме вопреки всему. И недавнее очищение было даже важней, чем острота клинков и стрел, чем искусство воинов и следопытов, как много они ни значили. - Но мы должны найти лучший способ сделать это так, чтобы не быть замеченными.

- Чары кажутся слабыми, - повторил Эдрахиль, обращаясь к Финроду, но вкладывая в те же слова иной смысл, чем только что.

- Ты прав, моих сил хватит, чтобы развеять колдовство. Только в этом случае мы выдадим себя: если за ними следят, само их исчезновение уже привлечёт внимание врага. И тот, кто создавал ловушку, мог догадываться, что эльдар поступят именно так, - ответил Фелагунд. - Мы можем сразу же повернуть к Иврину, двигаясь возможно быстрее, и после выжидать у его вод. Но нас, несомненно, будут преследовать, и уйдём ли мы от погони, неведомо.  Я применю чары против вражьего колдовства лишь в крайнем случае, если иного выхода не найдётся.

Финрод молчал, пока отряд предлагал то одно, то другое. Пока всё предложенное было исполнимо, всё было лучшим, чем применить чары, но ненадёжно, и это скоро выяснялось.

- Командир, а каковы эти чары, о которых вы говорите? Как именно они работают? Если чары это песня - о чем в ней поется? - спросил Берен.

- Вслушиваться в такое - хуже, чем видеть, - если в иных местах Финрод порой мог различить отзвуки Айнулиндалэ, то там - Диссонанс как он есть.. - Потому я желал вначале обсудить всё с вами, и лишь затем вслушаться - уже зная, что ищу. Не просто... внимать Тьме.

- И... - продолжил Берен, - что если покрыть останки сосновыми лапами, ведь под ветвями сохранится пустота, а сверху ветви закрыть камнями и землей? Тогда враги могут и вовсе не узнать, что кто-то совершил погребение...

Первым в ответ улыбнулся Мэледир - прекрасное решение! - перевёл взгляд на Короля: да, оно и Финроду по душе, он не ошибся.

"Мы оба ныне вожди отряда - при выборе дороги поступили по моему слову, а ныне поступим по слову Берена", - подумал он прежде, чем сказать:

-  Ты совершенно прав - они  не узнают. И ловушка, закрытая ветвями, камнями и землёй, перестанет быть опасной для тех, кто пройдёт здесь после нас: это будет подобно снятию чар, и вместе с тем не вынудит нас прежде времени вступить с схватку с неведомым и сильным врагом. Мне пора вслушаться, - сейчас он знал, что именно хочет узнать. - Вы же найдите пока подходящие сосновые лапы и соберите  камни.

Осторожно приблизившись  к западне, он вслушался. Как всегда, однообразная мелодия, стремящаяся оглушить и задавить... и насмешливая. Насмешка над самим погребением, над желанием придавить "никому не нужные огрызки" тяжестью камня и земли. Нет, ничто из того, что предложили прежде слов Берена, не подошло бы.

- Опасности? - переспросил Финрод. - Вслушиваться - не то, что подпасть под действие чар. Но всё же это отголоски той песни, что стала Искажением Арды, и в них вложена воля врагов. Это неизбежное соприкосновение с Тьмой, разумом и сердцем, и стоит быть осторожным... она всегда стремится завладеть, а не просто прозвучать и быть услышанной. Потому никто не посвящает много времени изучению вражеских чар, как посвящают воинскому искусству или строительству крепостей. Но пройти мимо сейчас было бы много хуже.

Гильдин вскинул взгляд на Короля - он тоже не знал, и не пытался смотреть через Незримое на то, что без того омерзительно... И встретил взгляд отца, ободряющий и успокаивающий. "Всё будет хорошо", - читалось в нём. Сейчас - будет, это не то, что убьёт их, не то, что остановит, и омрачить не сможет. И в конце тоже всё будет хорошо. А между - между будет путь...

Гэллвэг едва успел задаться вопросом, отчего он так уверен и в том, что именно это - разрешится без потерь, ведь это намеренно расставленная на эльдар западня? - как выход уже был найден. Берен сказал о том.  Верно, он ощутил, что хочет сказать Берен чуть раньше, чем прозвучали сами слова. Так не раз бывало с друзьями, близкими - осанвэ не как намеренное желание узнать или сообщить, но как ответ, опережающий вопрос, понимание, опережающее слова, произнесённые вслух. Неужели Берен стал так близок ему? Или на понимание повлияла недавняя игра, в которой он был "сыном Беора"?

-  Ты идешь сражаться один против Тьмы, как я могу тебе помочь? Или я должен просто отойти и знать что... ты уйдешь один? - с тревогой спросил Берен. Он был готов разделить всё, но не всегда мог, как бы ни был мужествен, верен и светел... просто потому что был человеком и не видел Незримое так, как могли эльдар. Тем более не слышал так, как мог Инголдо.

- Ты уже помог нам сейчас, - ответил Финрод. - И мне довольно  будет проверить, правы ли мы, и не понадобится распутывать сеть чар, и сталкиваться с тем, кто её сплёл - тоже.

...Быть может, ещё столкнутся. Но не сейчас.

Тем временем Дэльвэ осматривал сосны, а Гвэтрон и Мэледир собирали камни - они лежали местами меж сосен, но не все вместе.

Оборачиваясь к отряду, что не уходил далеко, Финрод более всего желал бы услышать музыку или спеть и сыграть самому. Соприкосновение было недолгим, и он был осторожен. Просто хотелось сбросить с себя услышанное, как смыть грязь. Здесь было не место для песен, но можно будет услышать иную мыслью; сейчас - этого будет довольно. Как только они завершат задуманное...

Когда сложили всё вместе, он негромко произнёс:

- Да будет светел дальний путь,
Что ждёт тебя, о дочь людей; 
Пусть память о тебе хранят
Земля и древа, и ветра...

Он не обдумывал заранее, какими именно словами проводить погибшую, и получилось - нараспев, как часть той песни, что он желал бы спеть. И не с себя только смывал - с них всех...

- Мы не знаем её имени, - обратился он к отряду, - но, должно быть, та аданэт была стойка и отважна, раз с ней поступили так. Ныне это более не осквернённая земля, но место памяти и скорби.

В самом деле, это было подобно восстановлению разрушенного или испорченного врагами...

Оттуда двинулись дальше. Ветер стих в лесу у подножия Эрэд Вэтрин, только в вышине гнал по небу тёмные облака. Они наливались тяжестью, обещая пролиться дождём, но скоро проносились мимо, неся свой груз дальше к западу. Эльфы смотрели бдительно, готовые остановиться при малейшем подозрении. Даже шорохи леса были здесь тревожны, но ничего более и не происходило до самого вечера.

Три особенно могучие и древние сосны, что росли совсем рядом, соединяясь вершинами, сплетаясь ветвями и почти срастаясь друг с другом, первым приметил Гвэтрон. Они привлекли его не тем, что в них таилась какая-либо опасность. Ничего подобного нолдо не ощущал (как ни всматривался) - только некую настороженность, естественную за пределами свободных земель. Они и сами были более чем насторожены. Но эти сосны могли и Первую Весну Арды помнить: легко не запугаешь. Он чуть усмехнулся.

Меж сомкнутых стволов лишь в одном месте оставался заметный просвет, заслонённый лишь веткой толщиной в иной ствол. Надломленная, она опиралась на землю и потому только не рухнула. Оперев ладонь о бугристую, покрытую многослойными старыми обрывками, кору, Гвэтрон заглянул внутрь, в просвет, не тревожа повреждённой ветви. Сумеют ли и помочь древнему дереву? Возможно.

Вершины смыкались совершенно, а у корней сосны расходились, образуя подобие шалаша. Тесновато будет, но здесь уместился бы весь отряд...

С тем он и вернулся.

- Что за весть ты несёшь, Ворон? - проговорил Мэретион, сейчас стараясь обращаться, чтобы привыкнуть к новым именам.

- Ночную, - ответил он. - Дело к ночи, и я нашёл для нас убежище.