- Да, действительно, как вел себя здесь ваш лорд? Не совсем здесь, конечно - несколько дальше на север...

Слова Саурона оказались неожиданными и обожгли как ударом хлыста. Верный непроизвольно дернулся, вскидывая голову. Даже дернулся через свою боль Хисимо. Не отреагировал только Лайкалиссэ, рожденный в Долгий Мир и не знавший тех мучительных лет у Митрим.

Запоздало Астоворимо подумал что невольно они дали ответ на вопрос об имени лорда и названии Крепости. Увы, Саурон получил из-за его опрометчивости ... нет, еще не прямой ответ, но догадку исходя из которой уже можно понять и другое. Феаноринг дернув головой, снова замер. Охватившее его спокойствие не было естественны в этом месте и в этот момент, просто все было... настолько ужасно, что оставалось лишь кричать в голос. Или молчать.

И все же его слова смогли задеть тварь! Волна ледяной боли окатила феаноринга с головы до ног, перехватывая дыхание, скручивая. Каменная маска на нолдо треснула, но вместе со вскриком боли, на лице эльфа расползлась довольная улыбка. Он смог отвлечь умаиа, тварь не диктует правил. И где-то в глубине себя безумец был счастлив что он разделили хоть малую часть боли друга.

- Ты неплохо усваиваешь науку. Вот только не этого я от тебя жду. Все-таки ты каун голодрим, а бранишься подобно орку.

Саурон не оставил времени на ответ. И снова его ладонь легко зачерпнула сияющие самоцветы углей и вжала их в израненную плоть родича. Хисимо, висевший в цепях, выгнулся, закричал, но в этот раз не сразу; и Астоворимо понял что друг подходит к своему пределу. Еще немного и тварь убьет его. И нолдо не знал хорошо это или плохо. Хисимо был хорошим другом. Хорошим воином. Хорошим Верным. Он был доблестен, отважен, горд... Арандур не только любил его, но и восхищался им и... не хотел другу такой смерти. Хисимо если бы и погиб, то это должно было случиться не так, а в бою, совершая подвиг который потом будут воспевать... Не в темном подвале, под руками Саурона... Лишенное эмоций лицо феаноринга было обращено к другу, неотрывно смотря на его страдания.

- Цени тварь, - спокойно и презрительно заговорил Астоворимо перекрывая своим голосом затихающие стоны друга. - Я говорю тебе правду, на которую не осмелится ни один твой раб. Ты труслив и жалок. Ты пытаешься рыться в наших душах, но тебе никогда не повторить ни один из безызвестных подвигов, свидетелем которых ты был. У тебя нет ничего за душой и тебе не за что платить стойкостью. Ты не властелин, ни друг, ни лорд - ты лишь первый среди тварей. И среди моего народа ты не страшен, ты отвратителен. Даже для сломленного эльда ты навсегда останешься лишь Сауроном, и только для тварей ты Господин. - И вдруг Астоворимо захохотал. - Айна пришедший в мир, что бы стать Господином среди рабов! Ты, ошибка Единого, ты же даже покончить с собой от позора не можешь!

Безысходность. Вот что ощущал сейчас эльф. Что бы он ни делал, что бы ни говорил - все бесполезно. Хисимо страшно страдал и Арандур не мог помочь ему ничем кроме как предательством. Но об этом все было думанно и передуманно - прост Хисимо, прости Лайкалисс, прости... и нолдо назвал имена каждого из своих спутников, словно прощаясь с их жизнями, видя Хисимо, и понимая какой конец их ждет.

Саурон не обратил внимания на его слова. Промах. Где же у твари уязвимое место? Не получалось нормально думать в состоянии непрекращаемого кошмара, а Саурон и не думал останавливаться - очередная порция углей, в еще более чувствительное место, под ключицы. У друга не осталось сил даже что бы кричать. И тогда Астоворимо понял что не выдерживает он. Его попытки быть равнодушным и холодным, его решение не выпускать эмоций, рисковало треснуть и рассыпаться.

Удалось ли сохранить лицо и не выдать насколько происходящее мучительно для "наблюдателя"
[dice=5808-16]

Хисимо молчал, зато Астоворимо не выдержал и застонал за него. Было глупо пытаться и дальше быть невозмутимым и тогда нолдо, собрав свои силы ударил по Саурону, используя чары кузнеца, желая что бы жар углей обжег его темную ладонь.

[dice=9680-16]

И перед тем как чары сорвались, запоздало увидел холодное лицо, обращенное к нему и услышал:

- Ты не сказал ничего нового, нолдо. Но снова дерзишь. Хочешь ли ты, чтобы Хисимо умер?

Но отвечать уже было поздно.

Нолдо ошибся - от боли отделаться не удалось. Саурон разбирался в чарах куда больше, лучше, был могущественнее. Не только не удалось помочь другу, но и сейчас пришлось упрямо выгнуть шею, напрячь спину, стиснуть зубы, что бы крик боли не вырвался наружу. Но Хисимо - вот только что, прямо на глазах - выдержал несопоставимо больше, значит и командир должен. В своих мыслях Астоворимо опирался не на далекого Лорда и события о подробностях которых он даже не знал, а на друга, который был рядом и прямо сейчас.

Холод глаз умаиа обжег, когда тварь заглянула в глаза эльфа. "Придумай пытку лед и огонь!", с ненавистью подумал эльф, все еще ощущая боль огня в ладони и примороженный страшными глазами врага.

- Ты так и не перестаешь дерзить и зарываться? Это ведь не ответ на мой вопрос. Но я все равно скажу тебе, каун, что жив и на свободе - больше, чем ты можешь просить. Выбери что-то одно. Я могу вышвырнуть его из крепости, но он умрет там. Я могу допустить к нему целителя или вылечить его раны сам, но тогда уже не отпущу его. Выбирай. Пока еще есть для кого выбирать.

И тварь отвернулась, выпустила его, устремив взгляд на Лайкалиссо, а Астоворимо почувствовал неимоверное облегчение, а затем вспыхнул до корней волос от чувства стыда: ведь то что облегчение для него - мучение для его воина, как было возможно этому порадоваться? А Хисимо - что ответить?..

Если бы Астоворимо знал мысли Саурона и желание "просто волкам скормить" он бы принял это с радостью и облегчением. Он вовсе не стремился занимать собой все думы врага и его заинтересованность; эльф лигь хотел защитить своих воинов и не выдать тайн. Или хотя бы не выдать... Но жесткие, окровавленные пальцы сомкнулись на его подбородке, заставляя смотреть в лицо Темного, и феаноринг принял вызов - мозгов-то нет, пугаться нечему.

- Пожалуй, я оставлю себе твоего Хисимо. Вы становитесь похожи на орчат, каун. Но он умеет не только тявкать и подвывать. Кстати, может быть, орка из тебя и сделать? И отослать в подарок твоему гордому лорду?

Феаноринг хотел ответить, но хорошей фразы в голове не отыскплось, и нолдо лишь криво улыбнулся в ответ.

- Ты ничего от него не добьешься! - Порывисто ответил Астоворимо, игнорируя все остальные слова Саурона. Нолдо желал что бы Хисимо получил освобождение пусть и через смерть, но эльф не верил что можно просить хоть что-то у Жестокого.

И еще было страшно, до сводящей пустоты в груди, что сейчас, не смотря на насмешку Хисимо, тварь примется за Младшего. С ненавистью и упорством смотрел нолдо в пустые глаза, жалея что не может освободиться и вцепиться в умаиа.

В отчаяние и боли за своих воинов нолда предложил врагу страшное - допросить его самого. Но Саурон лишь смеялся над ним. Смеялся и улыбался довольный:

- Ученик берется давать советы наставнику? Смело, вполне по твоей дерзости. Но неразумно.

- О, - засмеялся в ответ Арандур, - так ты решил взять меня в свои ученики? - Сказаное Темным почему-то звучало оскорбительно. - Но я еще не решил согласен ли я. Я учился у твоего хозяина, вряд ли меня заинтересует такая мелочь как ты. Сам понимаешь масштаб. - И нолдо презрительно скривил рот.

Но Жестокий продолжил:

- Зачем мне мучить тебя, который сломается не быстрее прочих, но после этого, скорее всего, уже не сможет ответить на мои вопросы? - Как ни странно, но страшные слова в устах Саурона звучали как комплимент, придавали мужества - уж если опытный палач так оценил его, то, быть может, эльф и правда сможет выдержать все что ему готовят? По тому что самым страшным сейчас было сломаться. Но враг продолжил говорить дальше и все стало... ужасно. - Тебе больно и от их боли. Ты сам сказал - невыносимо больно. Значит, этот путь не хуже, хотя и медленнее. - Его проклятый длинный язык! Эльф медленно выпрямился, насколько ему это позволяли и похолодел. Он только что всех подвел. Всех своих. Теперь ему только оставалось быть бессильным наблюдателем. Его воинов и друзей будут мучить, а он будет находиться в безопасности. Это... даже до того как начаться, сама мысль уже леденила сердце и заставляла все внутри сжиматься.

"Как же странно мы устроены", - подумал эльф. - "Как сильно наша феа способна терзать нас, хотя тело и невредимо при этом".

- Скажи, каун, стоит ли твое молчание его... не смерти, что ты, это было бы слишком просто для тебя... скажем, его рук? пальцев?

Астоворимо не вздрогнул, но упрямо едва наклонил голову, а глаза его потемнели. Бессилие. И гнев. Во два самых ярких чувства что пылали в нем. Сжав челюсть феаноринг взглянул на Лаикалиссэ.

Отпущенный темной магией Младший глубоко вдохнул, закашлялся, и содрогнулся в цепях. Но несмотря на ужасающую судьбы Хисимо, на то что то же сейчас могло случиться и с ним - юный нолдо был готов. И несмотря на весь ужас ситуации Астоворимо не мог не испытать гордость за своего воина.

- Прости. - Сказал кано своему роквэну. Больше сказать было нечего. Да и это говорить было... глупо. Но в ответ на угрозу Лаикалиссэ лишь криво улыбнулся, полный презрения не просто к пытке, а к тому что искалечат его пальцы - как после этого жить нолдо, как творить? И тогда командир продолжил. - Я не хотел что бы однажды мне пришлось требовать от тебя такой службы. И все же - ничто не меняется. - Голос Астоворимо сделался таким словно он снова рассказывал задание своим воинам. Впрочем... так оно и было. - Как и обычно мы защищаем Лорда. Просто сегодня мы это делаем здесь. И возможно это будет наше самое сложное служение. Но видя тебя, то как ты встречаешь судьбу, я исполняюсь гордостью и уважением.

Нолдо чуть не зажмурился от унижения; почему-то, среди всего произошедшего, слова еще могли задеть и неприятно-болезненным казалось сравнение его с учеником Саурона. Но, вместо этого, нолдо лишь дернул подбородок вверх, в своем нелепом проявлении гордости.

- Причем первое вы растрачиваете бездумно, как пыль по ветру, зато во втором обучаетесь столь рьяно, что иным из вас и мои уроки ни к чему. У тебя пока получается очень неплохо для ученика. Продолжай.

Очень захотелось дать за такие слова в морду. Но орки по прежнему крепко держали ноющее тело. И эльф сохранил непроницаемое лицо, а тварь подошла к Лаикалиссо.

- Да, командир. - Ответил молодой воин. Спокойно, словно речь шла о задании не сложнее прочих. И Астовримо улыбнулся ему углом рта.

А потом началось страшное.
- Я могу отпустить их - по одному эльда за одно письмо. Не причиняя выбранному тобой эльда ничего с того мгновения, как ты расшифруешь письмо. Мне меньше мороки, тебе и твоим квэнди - мучений. Подумай, пока я не сделал с твоими квэнди ничего непоправимого.

Что-то внутри роквена мучительно сжалось, но лицо осталось неподвижно-напряженным:

- Пока ты пытаешься заставить меня через других, мой ответ не изменится. - Впрочем, это были лишь пустые слова. Может звучали они и неплохо, но сути не меняли. Он был бессилен и беспомощен. И он был невредим (глядя на Хисимо избитое тело и вовсе нельзя было считать за боль, так, обошлись слегка небрежно). А вот его отряд... одного почти до смерти замучили, второго ждет пытка вот прямо сейчас, и еще трое неизвестно где. Пять писем. Пять пленников. Хорошо хоть Саурон не предложил такой ценой свободу ему самому. И нолдо вновь устремил взгляд на Лаикалиссо.

Он смотрел на воина в упор, словно запоминал, по тому то не мог ни подставить плеча, ни заменить его.
Друг стоял спокойно и гордо, не пытаясь уклониться или оттянуть неизбежное, и аракано молча, сам не отдавая себе отчет, кивнул, выражая одобрение и уважение.
Первый перелом - и Младший закрыв глаза застонал сквозь зубы. Арандур напрягся но удержал себя что бы не дернуться. Второй перелом - и парень выгнулся дугой, пытаясь заглушить боль, стараясь молчать, но громкий стон разлетелся по камере, и Астоворимо что есть сил сжал челюсть и кулаки. Третий перелом -  и новый крик. Грудь роквена тяжело поднималась и опускалась  от бессильного гнева... еще только первый палец!

И тогда тяжело дышащий Лаикалиссо поднял на своего командира глаза, но во взгляде была ни боль, ни страх, а вопрос - "Ну как?" И Астоворимо снова кивнул: "Молодец друг. Это было достойно".

Тварь лишила его воина руки. Медленно и мучительно. А он так ничего и не сделал. И, в общем-то, что тут было сделать? Разум понимал свое бессилие, но протяжные стоны младшего товарища терзали душу. И Саурон надеялся что в какой-то момент бессилие и вина пересилят и уничтожат. Вина за то что он единственный кто знает нужные ответы, но при этом невредим, а его роквены проходят через невыразимую боль. Только у Астоворимо возникло странное чувство, что он не имеет права начать говорить, по тому что молчание оплачено болью, ведь его нолдор молчат.

Предложение Жестокого было смешным и странным:

- Скажем... год верной службы за год покоя для ваших границ. За год можно увести сколько угодно беззащитных, не умеющих воевать, сколь угодно далеко. И я даже не потребую присяги, достаточно будет слова, которое ты намерен и способен сдержать. Но ведь ты слишком горд для такой платы, верно?

Услышав про то что год границы не тронут, нолдо отвернул голову, пряча взгляд. Нет, не скрываться и уводить свой народ планировали лорды. И не должен был Саурон увидеть и прочитать это в глазах пленника. Но само предложение было... Эльф слышал что Север предлагал службу атани, но что бы предложить такое же нолдор? И Арандур ничего не ответил. Лишь вернул лицу холодность и снова посмотрел на Лаикалиссо:

- Ты держишься как подобает герою. - Спокойно и жестко сказал эльф. Командир не стал говорить что и у гордости может настать предел. Если сейчас его слова смогут заставить продержаться еще хоть сколько-то, это будет хорошо. Когда же боль начнет брать верх и воин больше не сможет сдерживаться, Арандур скажет ему о том что не молчание делает нас достойными, а верность.

Но короткая "передышка" закончилась и Саурон медленно сокрушал вторую руку молодого феаноринга. К каждому новому перелому присоединялись предыдущие, срывающиеся, раздавленные вскрики и стоны, кажется, заполнили всю камеру. Когда пальцы закончились воин не выдержал и закричал. И его кано вскинул голову, больше казалось бы не имея возможности терпеть это. Напряженные почти до судороги мышцы, сжатые кулаки, сжатые намертво зубы - и это все что мог позволить себе Астоворимо. Для хора естественно бояться боли, но сейчас эльда жаждал ее и принял бы с благословением.

Сейчас в голову не приходили мысли ни о том как родич будет жить с искалеченными руками, ни о том как за ним нужно будет ухаживать пока кости не срастутся. Все внимание было поглощено моментом, и было очень трудно думать что до этого момента было что-то, и будет что-то после. Но именно это понимание и заставляло держаться. 

- Не получишь! - Вместо очередного крика с усилием выдохнул из себя Лаикалиссо и потерял сознание, падая на несчастные руки.

Прошло некоторое время (пара минут? вечность?) прежде чем Арандур пришел в себя и заговорил:

- Ты ... слышал? - Слова не дались легко и сразу, сначала пришлось разжать сведенную челюсть. - Ты не получишь ничего, ни от него, ни от меня. - "Ни от другого пленника", хотел сказать аракано, но не стал. По тому что это могло бы спровоцировать Жестокого привести в камеру еще оного из его канты. Хотя... тварь все равно рано или поздно кого-то притащит. И все же нолдо не хотел давать повода врагу идеи.