Саурон... О нем говорят, будто он - правая рука Моринготто. Холод предвидения беды пробежал по позвоночнику, и нолдо выпрямился до предела, почти сводя лопатки, хоть орки и держали его за локти, лишая подвижности. Командир попытался отвлечь... Саурона. Но тот явно нацеливался на иное, претворяя в жизнь собственный план. "Мы - части плана". Таурэндиль улыбнулся бы - если бы не безжизненный Лаикалиссо, которому вновь угрожал враг. Не Астоворимо. Честь для воина - прикрыть спину кауна.

Нолдо почувствовал кожей внимательный взгляд прозванного Жестоким. Криво улыбнулся уголком рта, чуть насмешливо щурясь , снова отбросил волосы за спину коротким движением головы. Он сознавал, во что ввязывается, как дорого может стоить ошибка. Но не попытаться - не мог, как бы ни было страшно.

- Прекрасная познакомилась со своим избранником, странствуя на юге Белерианда. Она всадница, и любит разные дороги. Ее внимания желали и иные достойные квэндор - но сердце девы было холодно, как лед на склонах Пэлори. Я слышал, как она обещала однажды - надеть небесно-синее платье в цвет глаз лишь когда обретет свою любовь. Но увидеть ее в свадебном наряде мне не довелось. Как и играть ей на арфе в день обряда. Знаю только, они ушли в лес, возведя себе дом под сенью древних лип, - запнувшись, эльда продолжил. - Нет, я не любил ее. Просто не мог не восхищаться бесконечной синеве глаз, в Амане незабудки цвели такие - чистый ясный цвет. Или сапфиры на серебряной пластине... Ты, кажется, когда-то разбирался в мастерстве ювелиров, ты поймешь, - нолдо говорил все более вдохновенно, глядя, скорее, мимо врага, на командира. - И волосы - почти до колен. Даже жаль было, когда она забирала их под шлем.

Отредактировано НПС Канта Астоворимо (13-12-2017 16:47:28)

Саурон выслушал рассказ, улыбаясь тонко и задумчиво, глядя только на говорящего и, казалось бы, позабыв напрочь об остальных. Даже ползущий по подвалу холод, казалось бы, начал медленно рассеиваться.

- Синеглазая всадница, что знает немало дорог и забирает косы под шлем, - очень медленно, словно пробуя на вкус редкое лакомство, повторил умайа. - Видевшая Таниквэтиль и предпочитающая оставаться в глуши с дикарем, не признающим даже начертания букв...

Он усмехнулся и кивнул своим мыслям. Образ девы, намеченный словами, как штрихами грифеля, вставал перед ним довольно четко и ясно: увидев - узнает. Орка с такой наводкой не пошлешь, конечно, но вот кого-то из мелких духов... и не ловить, разумеется, пока только наблюдать.

- Да, пожалуй, она не так интересна мне сейчас. Хотя, полагаю, при случае нам было бы о чем поговорить. Она, полагаю, ценит свои путешествия как своего рода искусство. Но это было занятно, вполне занятно... ты можешь рассказать еще что-нибудь, нолдо с Химринга. Мне... - он снова усмехнулся, - нравится, как ты рассказываешь о неважном.

Таурэндиль был уверен что не сказал ничего лишнего, но от слов и тона умаиа становилось не по себе. В душе шевельнулось беспокойство и тревога, а перед допросом это было плохо, и эльф тихо выдохнул, заставляя себя выкинуть лишнее из головы и успокоится. Он ответил - рискнул и ошибся; но когда, в чем?

Еще более заставила напрячься реакция Астоворимо, который всегда был сдержан, а сейчас вдруг почти кричал на друга. Это был плохой, очень плохой знак. Похоже командир и сам с трудом держался и нолдо посмотрел на него с тревогой - таким он  никогда не видел Арандура.

А потом кано приказал ему молчать. Таурэндиль помнил слова Саурона: Я даже не трону тебя, пока мне интересно. И их не трону. Молчание же означало начало пыток. Но командир прав - не получится избегать их вечно, держа Саурона на отдалении сказками. И теперь нолдо приложил усилия что бы не бросить взгляд в сторону прикованного и беспамятного Лаикалиссо, было достаточно и того страдания что проступило на лице Астоворимо.

- Я бы хотел вынести столько как каждый из вас, преждем чем умру, но мне кажется это не возможно. - сказал кано, и роквен поверил в это.

- Я постараюсь держаться так, что бы тебе за меня не было стыдно, - с усмешкой ответил нолдо, кивком головы отбрасывая падающие на лицо волосы. Его товарищ и командир уже взял себя в руки, но Таурэндиль теперь знал насколько ему в действительности тяжело. - А остальное не важно, - посмотрев в глаза Астоворимо закончил воин.

И тогда произошло одно за другим два события. Кано произнес:

- Хватит говорить с ним. Это мое решение и мое слово тебе. Tenna meta!

И, словно откликом на кличь их отряда, раздался стон приходящего в себя Младшего. Таурэндиль дернулся. Первой естественной реакцией на стон было прийти на помощь, но орки крепко держали эльфа, и он лишь сжал зубы и вскинул голову. Он сделал это не рисуясь, в гневе и показной гордости, продиктованной бессилием, но жест оказался одним из тех, что многие девы сочли бы неотразимым.

- А тебе, значит, тоже небезразличен... Младший? - Спросил Саурон и Таурэндиль вдруг почувствовал себя почти обнаженным. Умаиа видел в его словах что-то большее чем он хотел сказать, умаиа знал что он чувствует... Тогда пусть чувствует ненависть, и то что нолдо не боится его!

Астоворимо приказал молчать, и феаноринг был вынужден подчиниться, но... слова о том что Лаикалиссэ тяжелее их всех будет переносить пытки до боль сжали что-то внутри, и воин не стерпел, не смог не ответить выпадом на слова Саурона:

- Я могу рассказать еще одну историю, - глядя только в глаза командира заговорил Таурэндиль. - Я некогда слышал об одном маиа, что помогал в творении мира, а потом пал, умалился, и стал всего лишь тюремной крысой, мастером пыток. - Нолдо изящно улыбнулся. - Интересна тебе эта история?

Возвращене в реальность для Лаикалиссэ было хуже кошмара, и он не смог подавить стон - руки словно пылали от боли. Оперевшись на ноги, и с новым стоном сквозь плотно сжатые зубы, нолдо выпрямился. Командира все так же удерживали орки, но в камере появился еще и Таурэндиль. И, судя по тому что слышал юный эльф, Таурэндиль занимался тем что целенаправленно злил Саурона. Со страхом слушал юный эльф эти слова - его друг не знал еще что с ним может сделать тварь; он не видел Хисимо, не был здесь когда калечили самого Лаикалиссэ... Однако мысль о Хисимо придала силы роквену. То что вынес товарищ, казалось вынести невозможно, и все же он не молили о пощаде и не обещал что-либо рассказать. И был живым примером того как нужно себя вести. А пальцы... если будет судьба выбраться, то нолдо верил что эльфийские целители смогут все исправить.

- Я могу рассказать еще одну историю. Я некогда слышал об одном маиа, что помогал в творении мира, а потом пал, умалился, и стал всего лишь тюремной крысой, мастером пыток.

Нолдо-рассказчик, казавшийся поначалу более благоразумным, чем его товарищи, на деле оказался таким же. Дерзким, неразумным, неосторожным... и совершенно неоригинальным. Сколько их таких было - говоривших подобные слова, рассчитывающих оскорбить... Неужели они не понимают, что за сотни лет любое оскорбление приедается?

- Интересна тебе эта история?

Саурон усмехнулся и легко, едва прикасаясь, провел кончиками пальцев по щеке нолдо. Не удар, не рвущие тело когти - лишь намек на то, что и это тоже возможно.

- Не хуже прочих. Полагаю, ты слышал больше подробностей, чем назвал сейчас. Не поделишься ли ими? Возможно, тебе повезет, и ты на краткий миг увидишь того, о ком рассказываешь.

В стороне застонал и зашевелился прикованный нолдо - Младший, как называли его эти двое. Приходит в себя? Хорошо. Очень хорошо. Особенно - то, что помогать ему в этом не придется. Юноша чувствителен, как не всякий обученный целитель, это можно использовать...

- Хорошая история, друг. Что же до слов Саурона о Химьярингэ - не удивляйся при чем тут крепость-на-холме. Тварь не знает кто нашь Лорд и пытается выведать.

Астоворимо заговорил невовремя... впрочем, нет. Тоже неплохо. Иначе недолго и забыть о том, что он тоже может чувствовать, а не только изображать каменную статую. Умайа перевел взгляд на кауна и слегка пошевелил пальцами.

- Ты знаешь, что я знаю, - последнее слово прозвучало с едва слышным нажимом.

Ты так страдаешь от невозможности разделить боль своих воинов? Что же, ты ощутишь все, что я дальше сделаю с каждым из них. Посмотрим, насколько ты прочен.

Саурон равнодушно пожал плечами.

- Ты выбрал. Извини, крыс не держу.

Саурон подал новый знак, и орк, подобострастно сгибаясь, подал ему с жаровни маленький изогнутый нож. Орку пришлось брать его щипцами - но умайа, казалось, не волновали такие мелочи, как жар металла, раскаленного докрасна.

- Ты, насколько я понимаю, считаешься среди ваших дев красавчиком? - неприятно усмехнулся Саурон.

Подошел он, тем не менее, не к Рассказчику, а к Младшему. Очень, очень медленно поднес лезвие к правому глазу - так, что на грани слышимости затрещали опаленные ресницы. Еще медленнее провел по самому краю глазницы - там, где кожа еще покрывала кость, - длинно, но не слишком глубоко, так, чтобы не повредить сам глаз. Убрал руку, отошел на шаг, рассматривая результат, и так же медленно провел подобную черту под глазом - тоже по кости. Снова отошел, позволяя Младшему продышаться, и обернулся на кауна: доволен ли ты?

Ответа от Астоворимо, впрочем, он дожидаться не стал. Снова вернулся к Младшему - и на этот раз остывающее лезвие несколькими расходящимися надрезами вскрыло правую скулу, проходя глубже и задевая кость.

Астоворимо и Рассказчик почти одновременно рванулись из захвата, и Саурон поморщился. Неаккуратно. Но поправимо. Повинуясь неслышному приказу, орки оттащили Рассказчика к другой стене и приковали на место Хисимо. Умайа уделил ему долгий взгляд и холодную жесткую усмешку, а после снова вернулся к Лаикалиссо.

- Ты хорошо держишься, я вполне согласен с твоим кауном, - проговорил он, трогая свежие раны на лице юного нолдо. - Пожалуй, ты сможешь выдержать больше, чем я полагал сначала. Правда, я не знаю, стоит ли того упрямство...

Умайа не договорил - чье. Даже не обернулся на Астоворимо. Но не нужно было смотреть, чтобы обрушить на кауна незримый соленый водопад. Конечно, этот нолдо неплохо обучен - по их меркам, и распознать иллюзию ему не составит особенного труда, но хорошая иллюзия успеет причинить немало интересных ощущений прежде, чем развеется.

А Саурон тем временем снова прогрел лезвие на жаровне и прижал его к другой скуле Младшего - теперь плашмя, слегка вдавливая. И почти сразу - справа чуть ниже ключицы, так, чтобы острая грань снова проскребла по кости.

- А ведь несколько слов - и ты мог бы быть свободен, - снова усмехнулся умайа. - И даже цел. Или - не ты. Как жаль, что вы так упрямы...

Говорил он, казалось, Младшему. Но отлично знал, что его слышат и Рассказчик, и Астоворимо.

Саурон называл Астоворимо учеником, и это было как-то слишком оскорбительно, но, навернека, выночилось легче чем боль. Командир объяснил что происходит, Таурэндиль подумал что и он не отказался бы от того "дара" что получил Арандур. Только ведь... разделить боль это не то же самое что получить ее вместе с шрамами. На Младшего было страшно смотреть, враг не только искалечил, но и изуродовал юношу. Неожиданно Таурэндил понял что ему будет трудно принять такую форму плена - не пытку что оставляет шрамы, заставляющие ужасаться, но и склоняться к их пережившему с уважением; а пытка что обезображивает и будет вызыватб желание отвернуться, с отвращением и жалостью. Вот какие взгляды будет он ловить, если выйде. Если. Нолдо усмехнулся. Жалость к своей судьбе еще не повод предать.

Впрочем, о себе эльф забыл как только сново зашипела под ножом плоть Младшего.

- Сволочь! - с ненавистью выкрикнул эльф.

Младший снова справился с тяжелым испытанием. От боли он уже плохо соображал, голова, кисти, кажется, жили какой-то своей пламенеющей жизнью, но почему-то при этом не оставляли его в покое. И все же эльда терпел. Ему даже стало в какой-то мере любопытно сколько он сможет выдержать. Лаикалиссо понимал что он, наверное, бредит, но не мог удержать себя.
Сквозь шум в ушах донеслись слова командира - он разделял его боль! Кто чью... не известно, не понять уже... Не прикрыть командира...

- Прости. - прошептал Лаикалисо. И улыбнулся, точнее дернулся улыбнуться, но не смог из-за ран - Астоворимо высоко оценил его стойкость. Хорошо если заслуженно...

А потом заговорил Саурон, так что его слова ввинчивались в самый мозг, прорывались через бред:

- Ты молодец, Младший. Ты действительно хорошо держишься. Пожалуй, я даже не стану предлагать такому стойкому воину просить пощады. Но, возможно, со временем ты захочешь попросить за кого-то другого? Подумай об этом.

Слова были очень страшными. И Младший действительно стал о них думать, но тут мир вспыхнул еще ярче от боли, хотя, казалось, ярче быть уже не может.

- Сволочь! - выкрикнул Рассказчик вслед очередному крику Младшего.

Разумеется, в его голосе была по большей части ненависть. Саурон неуловимым жестом собрал эту ненависть, замешанную ужасом, в горсть и стряхнул в складки своей одежды. Пригодится и это...

Презрительные слова Астоворимо умайа сперва подумал было оставить без внимания, но... а собственно, почему? Саурон обернулся, улыбнулся кауну именно так, как ему не понравилось - снисходительно, по-отечески ласково, даже с какой-то укоризной покачал головой - мол, и не стыдно тебе так грубо выражаться, дитя? И хватит пока с него... да, пока - хватит. Младший тем временем пытался улыбаться. Сильный юноша... что же, ему же хуже. Здесь его сила обернется против него.

- Например, попросить за всех тех, кто еще свободен, кто не в твоих руках и никогда не не окажется в твоей власти и власти Моринготто!

Младший обмяк, тяжело дыша, и Саурон ненадолго оставил его, вернувшись к Астоворимо. Рукояткой того же ножа поднял его голову за подбородок. Усмехнулся.

- Ты всерьез предлагаешь своему воину попросить меня за тех, кто пока не имеет ко мне никакого отношения? - процедил умайа. - Ты тут не рехнулся часом от счастья, что тебе тоже больно стало? Это такой странный способ попросить добавки?

Лаиклиссо в полу-забытье почти висел в цепях, а Астоворимо продолжал гордо отвечать Саурону и Таурэндиль усмехнулся, сам того не желая. Как бы они ни были беззащитны, они не покорны тварям Севера!

- Я уже спрашивал об этом, друг. Все просто, вы не интересны Саурону, но зато дороги мне. И я должен выбирать меж тем что бы пощадить вас и предать, или молчать и видеть как вы медленно гибнете. - Сказал Арандур, и Таурэндиль принял это как должное. Не может быть свободы ценой предательства, не может быть договора с Врагом и его рабами.

Оттолкнув командира Саурон приблизился к нолдо. Таурэндиль перестал дергаться и, выпрямившись, смотрел на приближающееся чудовище. Неимоверно сильная ладонь прижала феаноринга к стене, а проклятый нож поднял подбородок. Роквен мотнул головой, высвобождясь, но, кажется, умаиа это лишь забавляло.

- Ты говоришь, не нужен? Так расскажи мне, почему он мне не нужен. Сам расскажи, без подсказок своего командира. Если ты меня убедишь, возможно, я его действительно отпущу. Или позволю добить. Сам он так легко не умрет.

- Пропади в бездне, тварь! - С гневом ответил нолдо. - Ты не только с работой мастера не справляешься, но и работу палача не тянешь. Был бы у тебя хоть какой-то разум, ты бы сам знал что Младший многого не расскажет.

Но нолдо лукавил. Каждому в их канте было известно немло и о Химьярингэ, и о делах Лордов. Только бы удалось сохранить эти тайны, пусть и ценой жизни...

Нож, точнее пок его рукоятка, загулял по лицу пленника, заставляя его вжать колову в стену и отвернуться; отвращение и гордость застыли в чертах пленника.

- А выкупить любого из вас может ваш каун. Но не желает.

- Не жди невозможного! - фыркнул Таурэндиль, сверкнув глазми и снова поворачивя голову, что бы взглянуть в лицо палчу. - Ты можешь замучить каждого из нас, и ничего не узнаешь - мы будем молчать, и наш командир - тем более.

Эльф пылал ненавистью так что даже забыл о боли в разитых руках, впрочем... он и так презирал свои повреждения, видя что сделано с Лаикалиссо, и глядя на обрывки кожи Хисимо под ногами.

Рассказчик и смотрел, и говорил гордо и ненавидяще, но голову от окровавленного ножа все же отворачивал. Вот и еще одна его слабость. Он привык быть красивым и гордым, он боится даже тени мысли о том, что станет достойным жалости уродом. Что же. И на этом можно сыграть. Но не прямо сейчас.

- Был бы у тебя хоть какой-то разум, ты бы сам знал что Младший многого не расскажет, - выплюнул нолдо.

Умайа усмехнулся так же холодно и отстраненно.

- Ты врешь. И ты знаешь, что врешь. И врать ты умеешь плохо.

Он отбросил нож - какой-то орк подхватил его и снова воткнул в жаровню - и коротко, без замаха, ударил Рассказчика по лицу. Когти вспороли кожу на щеке, оставив кровоточащие следы.

- Не смей мне врать, - спокойно проговорил Саурон. - На первый раз ответил ты, но дальше за твою ложь ответит Младший. Не надейся, он не умрет. Уж лучше действительно попытайся помолчать.

Астоворимо в свою очередь попытался переключить внимание на себя.

- Ты похож на голодного щенка, Саурон. Не получилось с нами тремя, так решил попробовать свою хватку на ком-то новом? Сдайся, мы тебе не по зубам.

- А я разве сказал, что я закончил хоть с кем-то из вас? - улыбка умайа была поистине ледяной. - Для тебя, каун  Химринга, все только начинается.

Он вернулся к жаровне, забрал накалившийся заново нож и снова подошел к Младшему. Теперь нож надрезал кожу на ребрах, слегка поддевая ее: от бока к средостению, вдоль костей, порой задевая и их.