- Я держусь, - проговорил всадник медленно, через силу. - Мне нужно...
Щека его была стянута коркой подсыхающей крови, куртка на плече и на боку промокла и побурела, и поверх весь он был покрыт пылью и пеплом. Конь выглядел не намного лучше, но по крайней мере был цел, хотя и тяжело дышал.
- Мне нужно добраться до Химринга, - повторил нолдо, тяжело выдыхая после каждого слова. - Новости от моего короля.
На последних словах он судорожно вцепился в подхватившую его руку и на некоторое время закрыл глаза. Конь тревожно поводил ушами, косился то на своего всадника, то на чужих коней, и нервно всхрапывал.
- Тише, Россэ, - прошептал гонец, не открывая глаз. - Тише. Свои.

- Я Тинвир... Тинвэрин, - всадник без особого труда перешел на квэнья, но видно было, что более длинные слова ему и произносить тяжелее: он заметно смазывал окончания.
- Достаточно перевязать. Россэ довезет, - он положил свободную руку на гриву коня; конь осторожно переступил ногами. - Было нечем и некогда. Орочий отряд... с трудом оторвались. Один я из троих...
Речь Тинвэрина с каждой фразой становилась все менее внятной и более тихой, а лицо из просто бледного постепенно превращалось в серое. Он потянулся было к застежкам куртки, но уронил руку, не донеся, и сполз на руки Хисимо.
Конь протяжно и тревожно заржал, но не сдвинулся с места, признавая право незнакомых эльдар позаботиться о его хозяине.  Впрочем, недоверчиво коситься на химрингских дозорных конь не перестал. Морда серого выражала его полную уверенность в том, что из всех присутствующих только он знает, что и как сейчас надо делать. Ну и может быть еще его всадник, но поскольку всадник потерял сознание - то за самого умного явно остался конь.

Серый конь взял с места в галоп и вскоре нагнал всадников. Держался он рядом с хозяином, явно приглядывая и за ним, и за двоими дозорными.

Тинвиру было холодно. Отчасти виной тому был сырой туман, отчасти количество потерянной крови, отчасти и просто усталость. Он изо всех сил цеплялся за чужую руку, рука была теплой, - но тепла все равно не хватало. Дома, в Хитлуме и Дор-Ломине, в апреле уже все цвело, Ард-Гален до пламени тоже успевала позеленеть, здесь же под копытами хрустел снег, и Тинвиру мерещились Льды. Гонец с трудом понимал, где находится; его губы шевелились, но почти беззвучно, разобрать можно было только отдельные слова - тем более, что говорил он сейчас то на квэнья, то на синдарине: на квэнья раненый звал мать; на синдарине пытался убедить кого-то, что они сумеют оторваться все вместе и нет нужды оставаться в прикрытии.

Кровь сильнее не текла, но и не унималась. Угол пакета начал подмокать.

Тинвир приходил в себя медленно и тяжело. Когда он наконец открыл глаза, день был уже в разгаре, туман поднялся и в окно комнаты било яркое весеннее солнце.
Гонец с удивлением обнаружил себя лежащим на постели. Одежды на нем почти не было, и куда она делась, Тинвир не помнил; зато плечо и бок были аккуратно перевязаны; щеку тоже больше не саднило. Запах крови, преследовавший нолдо последние часы дороги, пропал, вместо этого пахло теплом, сухими травами и немного - горячим хлебом.
Тинвиру уже случалось  приходить в себя в незнакомом месте - сразу после Пламени, да и позже в бою, когда погиб Хадор из Дор-Ломина; но здесь он раньше совершенно точно не бывал. Не удавалось даже вспомнить, доехал ли он до Химринга, куда должен был прибыть.

Первым делом раненый попытался сесть. Когда ему это не удалось - поднять голову. Когда не удалось и это - выговорить как можно громче и четче:
- Мои письмо и конь... где они? - он невольно улыбнулся, услышав со стороны свой собственный голос, и прибавил более понятное и ожидаемое:
- Да и сам я... тоже где?

Отредактировано ninquenaro (01-08-2017 12:22:11)

- Россэ... выводить нужно, - проговорил Тинвир, примкнув веки и глядя через ресницы. Солнце светило для него сейчас слишком ярко и резко, раненый чувствовал себя так, как будто все-таки свалился с коня и какое-то время волочился за ним, да по изрядно ухабистой и каменистой дороге. - И не поить, пока не выводили. Я его почти загнал... - лицо гонца приняло удивительно виноватое выражение. - Плохо. Очень плохо. Зря я предложил рискнуть. Но это мне тоже вашему лорду будет нужно рассказать самому и на словах.

Когда целитель подошел к нему с кубком, раненый оборвал сам себя, хлопнув ладонью здоровой руки по одеялу. При этом он потревожил повязку; на его лице ненадолго появилась гримаса боли, рука сжалась, комкая ткань, словно в поисках, за что бы удержаться. Однако собой он овладел быстро.

- Спасибо. Я... - он сделал усилие и поднял голову. - Я не помню, голоден ли я. Очень устал и отдохнуть не получается. Это сначала остановиться нужно. А остановлюсь я, когда все доложу. Придется мне сначала дождаться Маэдроса и только потом отдыхать.

- И еще, - добавил он, уже сделав с помощью целителя несколько глотков из кубка, - скажи мне, Лаэглас, - по домашней привычке Тинвир говорил на синдарине, - скажите мне, что погоня, шедшая за нами, отстала и я никого на ваши дозоры не навел. Этого я даже в страшном сне не хочу.

- Сейчас не стоит, - Тинвир открыл глаза и обвел комнату уже заметно более осмысленным взглядом, потом посмотрел в глаза целителю и открыто улыбнулся. - Я себя знаю, спать я сейчас буду плохо. Лучше пить горячее и занять руки... руку, - поправился он, продолжая рассматривать комнату.

Обычная для комнат целителя обстановка - травы (правда, их осталось очень мало, но это вполне понятно - ранняя весна, да после больших боев зимой... удивительно, что хоть что-то осталось, и о целителе говорит дважды хорошо: и достаточно предусмотрителен, чтобы даже в таких условиях остаться при запасе, и, видимо, достаточно умел, чтобы пользоваться не только и не столько травами),  посуда (посуда Тинвиру сразу понравилась - много глины, меньше дерева, еще меньше металла, с которым раненым, как правило, тяжело и неудобно), малая жаровня, пригодная и для отваров, и для готовки, и просто для обогрева помещения; сундук, судя по доносящимся от него запахам - тоже с запасами, стол, постель...
Места вот маловато. Как бы не оказалось, что лежит он сейчас на собственной постели целителя.

- Россэ... конь аманский, верно, - продолжил Тинвир, - и я аманский. Просто так сложилось, что мой старший сын меня уже на голову выше. На том берегу меня звали Тинвэрином, на этом - Тинвиром... - во взгляде нолдо проскользнула нежность, - моей светлой и единственной и ее родичам трудно говорить на квэнья. И мне дома тоже привычнее местная речь. А эдайн Барад Эйтель квэнья и вовсе почти не знают... - лицо гонца помрачнело. - Хадор знал. Хадор жил с нами, как один из нас, и понимал все наши языки. Я знаю, что люди в шестьдесят лет уже считаются стариками и что он погиб достойно, но не плакать о нем не могу... - гонец снова опустил веки, но на этот раз не от усталости, а стремясь не показать наворачивающиеся на глаза слезы. - И не только о нем. У нас нынче слишком много тех, о ком невозможно не плакать.

Маитимо

Нолдо дописал письмо и поджог его огнем от камина. Как еще можно было надежнее доставить письма? Стоя перед раскрытым окном эльф смотрел как пепел рассыпающейся бумаги уносили порывы мокрого весеннего ветра. Внизу лежал туман, и крепость стояла словно посреди белого ничто, возвышаясь над белым морем.

И тут в дверь постучали.

Вошел Хисимо, в двух словах пересказал случившееся и отдал конверт. Лорд подумал что неплохо бы найти Макалаурэ... но махнул рукой. Раз такая спешка... потом поделится новостями.

В пакете было несколько писем. Первым лежало тонкое, но, быть может, с самой тяжелой вестью - о смерти Нолдарана. Маитимо помрачнел и невольно покосился в сторону закрытого окна, где совсем недавно догорело его собственное письмо.

Во втором конверте находились сообщения о текущей обстановку в Хитлуме. Да. Это понятно и важно... Просмотреть позже еще раз, вместе с братом и советниками... Третий конверт - личное послание от Финдэкано.  Четвертое письмо - запрос о согласовании нынешних планов и вопрос о том, как что обстоит на Химьярингэ.

Просмотрев бумаги Маитимо поднял глаза на Хисимо.

- У гонца есть что добавить на словах?

- Он хотел встретиться с тобой лично, Лорд.

- Хорошо. Я буду готов через несколько минут. Сможешь найти Нэхтанарэ? Дума он должен быть где-то возле малой трапезной, скоро время завтрака. Пусть захватит нам всем что-то в дорогу.

Нэльяфинвэ не обмолвился о смерти Нолдарана. Это... требует почтения, и не должно быть сказано вскользь. Когда они вернутся, после разговора с гонцом, будет собран малый совет, на котором Лорд расскажет о произошедшем. А потом в крепости развесят траурные флаги и будет объявлено для всех.

Я все же предложу еще раз: отдохни, я помогу уснуть и сделаю так, чтобы дурные видения не беспокоили.

- У тебя не получится, - коротко и просто ответил Тинвир, отводя руку с чашкой от губ. И замолчал на некоторое время, думая, что он может сказать сейчас и вслух, а что лучше оставить в тайне. А что - еще и не его собственная тайна.

Содержание писем гонец, как обычно, знал наизусть - на случай, если дорога окажется не самой удачной и письма не уцелеют, или, тем паче, придется уничтожить их самому. Стоило ему подумать о письмах и перед глазами всплывали чуть неровные быстрые строчки - Фингон передавал письма своему посланнику и другу незапечатанными, и только после того, как Тинвир повторял текст на память, ставил свою печать. Воспроизвести страшные новости нолдо мог даже на грани беспамятства; не мог он сейчас другого - понять, стоит ли что-то пересказывать целителю.

Наконец он решился и повторил:
- У тебя не получится. Это не дурные видения. Это очень много горя, Лаэглас. Отгонять его - все равно что прятаться от пожара под стол. Мне придется это прожить и оплакать, и лучше бы мне быть при этом в сознании.

Он проследил за взглядом целителя и посмотрел на свои повязки.

- Крови больше быть не должно, - проговорил он негромко, сделав вначале еще пару глотков из чашки. - На мне хорошо заживает.

Тинвир снова улыбнулся и позволил себе, или, вернее, заставил себя чуть подвинуться, чтобы устроиться поудобнее. Попытка оказалась удачной, он даже не расплескал питье - за что и вознаградил себя очередным глотком.

- А еще, - добавил он, вспоминая осторожность целителя и его попытки заботиться как можно незаметней, - меня почти невозможно обидеть или унизить заботой или помощью. У меня слишком много родичей, которые это любят. Пришлось привыкнуть.

Маитимо

Спокойные времена закончились и повседневной стала одежда которую можно было легко одеть под поддоспешник. Пройдя в спальню, эльф на ходу скинул на кровать верхнюю шерстяную котту и вытащив стеганку запихал себя в нее. Надеть самостоятельно кольчугу тоже было возможно, но вот с наручами были нерешаемые проблемы.

Нэхтаноро вошел как раз вовремя.

- Мой лорд?

Вместо ответа феанарион молча развернулся, протягивая оруженосцу два наруча, зажатых в левой руке.

Сборы были окончены, и элфы поспешили вниз, где у той же самой лестницы их уже ждали снаряженные кони.

Маитимо

Нолдо улыбнулся Туилиндэ, с благодарностью принимая пищу уже с седла. Особенности калеки - нужно продумывать все на пару шагов вперед. Например нельзя взять сверток с едой вначале, а потом неизящно пытаться взгромоздиться на коня. Нужно в обратной последовательности... Впрочем, за сотни лет, подсчет очередности действий перестал быть проблемой, многое вошло в привычку, дошло до автоматизма и жить стало вполне сносно.

Запахнувшись в плащи, небольшой отряд, сбивая иней с дороги, спешил к дозорной башне. Туман нехотя отступал и расступался, напоминая уже не плавание в облаках, а лишь легкой стылой и сырой кисеей колыхаясь вокруг.

Эльф чувствовал напряжение спутников - теперь сделать два шага требовало отряда и собранности. Нолдо невесело усмехнулся. Химьярингэ строилась как крепость-страж, готовая принять на себя первый удар Врага, но Враг решил иначе. И огненное безумие встретили младшие... Но только братья, но и младшие Дома. Это было несправедливо, это было больно. Они плохо рассчитали тогда, либо они рассчитали все правильно, но не учли предательства... Пальцы невольно сжались в кулак, слегка натягивая поводья, так что конь даже призадумался а не остановиться ли, и нолдо слегка тронул его пятками в бока, мол едем, все в порядке. Хороший конь, его выбирал для брата Тьелкоромо пару лет назад, на Ард Гален. В памяти сразу же встал тот летний день. Ариэн припекала во всю, травы заливных лугов, порой высотой в рост нолда, дурманили ароматом и трепетали на легком ветерке... Маитимо мотнул головой, прогоняя воспоминание. Пожухшие и опавшие стебли высоких трав не будут больше основой для новых всходов. Они стали пеплом. А его ждет гонец. И нолдо подозревал кого именно мог отправить Финдэкано в опасный путь, с важными вестями.

Тем временем совсем распогодилось. Поднявшееся повыше солнце разогнала последние следы тумана и теперь грела землю. Вскоре камни на дороге нагреются и воздух над ними  будет дрожать.

На подступах к башне отряд поравнялся с дозорными; феанарион вскинул руку, приветствуя своих воинов. И не удивился когда путь в крепость оказался открыт для них. "А ведь было время эти ворота не закрывались. Вернутся ли еще те дни?" - невесело подумал про себя квэндо.

На небольшой (сравнительно) площадке за воротами их встретила канта Хисимо. Часть отряда Астоворимо. Воины в этом отряде были суровы, молчаливы и, Маитимо сказал бы, треснуты, расщеплены, где-то внутри. Подобное, говорят, тянется к подобному, им было проще вместе, чем с другими эльдар, и они были самыми отчаянными воинами.

Нэхтанаро уже соскочил на землю и держал под уздцы коня своего Лорда. Жизнь вокруг не замерла, остановленная приездом короля, его ждали, но у всех было их дело и все занимались тем чем каждому следовало. Разве что пара эльфов стояли во дворе - ожидая забрать лошадей и увести их в конюшню, и комендант крепости - проводить Лорда куда тот пожелает.

- Спасибо, - привычно, но не равнодушно, кивнул эльф своему оруженосцу, и тоже спешился. - Пойдем со мной. Думаю ты тоже знаешь того кто приехал.

Рядом возник Хисимо:
- Мы проводим тебя назад когда закончишь. - Перворожденный то ли спрашивал, то ли утверждал. Но в этот раз лорд решил не спорить:

- Хорошо. Нахтэнаро найдет тебя, когда мы будем возвращаться. Думаю где-то через час, вряд ли целитель нам позволит больше, - и эльф улыбнулся, хотя про себя подумал "Нельзя мучить гонца слишком долго, и час-то много". Впрочем, нолдо решил что после лазарета он поговорит с комендантом и обойдет воинов гарнизона. Ни то что бы в этом была нужда, но ему будет приятно отдать дань уважения своим воина, а им будет приятно увидеть своего лорда. Хотя и не все в крепости теперь из его народа. Война привела многих беженцев в Химьярингэ, и многих желавших сражаться с Врагом.

Вслед за комендантом Лорд и оруженосец зашли в помещения. Там было намного теплее чем снаружи, но это была не удушающая жара. Миновав короткий коридор эльфы оказались перед дверями госпиталя.

- Дальше я сам, - сказал король, коснувшись рукой коменданта и останавливая его. В глазах у последнего явно мелькнуло сомнение, не желание бросать прибывших в нелегком бою с целителем, но он не стал спорить, очевидно все же доверяя Лорду умение принимать решения и оценивать их последствия (двумя словами это выражалось бы как "ладно, немаленький"). Комендант коротко поклонился и отошел. А Маитимо скинул плащ на руки оруженосца и постучав в дверь, что бы известить о свое появлении, и вошел в комнату.

Слух у Тинвира даже по меркам эльдар был отличный, а голос - громкий, и какая-то занавесь не мешала ему ни слышать, ни говорить.

- К раненому сейчас нужно, - проговорил он, стараясь, чтобы его было хорошо слышно. - Все равно отдыха не будет, пока не доложу.

Представать перед лордами с докладом лежа Тинвир не любил, и сам шутил, что это одна из причин раненым бывать редко. Вернее, не любил он докладывать, лежа в палатах. Хитлумец полагал, что внешний вид гонца, состояние коня, то, как и где ехало письмо - тоже достаточно значимые сведения, иногда - не менее, чем само содержание письма, и что лишать собеседника этих сведений - досадно, а пересказывать словами - тяжело и велика опасность что-то упустить.
Но сейчас выбора не было. Уже ранен, уже перевязан, уже лежит. Остается только добиться, чтобы лорд Маэдрос, оказавшийся внезапно достаточно свободным, чтобы сорваться и приехать прямо сейчас, прямо сейчас и сумел с ним поговорить.

Маитимо

Целитель был верен себе и с тяжелым сердцем позволял общение с пациентом. В последние недели погибли многие, слишком многие, кого нолдо знал лично, были, наверняка и те, кого знал Ангелассэ. И сейчас феанарион подумал что должно быть для лекаря минувшие горести были тяжелее чем для всех прочих. "И конца этому не видно..." - мрачно подумал эльф и слегка сжал губы.

- Всякий свободен распоряжаться собственным здоровьем. Но я должен предупредить. - Целитель строго смотрел на нолдо и тот слегка склонил голову на бок, приподняв бровь. Давно с ним так никто не говорил. Большинство предполагали что собеседник достаточно... разумен, не сказать и о другом.

- Кровопотеря достаточно существенна, чтобы игнорировать ее. Если разговор будет тяжелым - или просто затянется дольше, чем на полчаса, вы рискуете продолжить его очень не скоро. Раненый просто потеряет сознание.

Но не успел феанарион ответить, как раздался голос разведчика:

- Не просто потеряю сознание. Если разговор слишком затянется, то сознание я потеряю довольно сложно и приходить в него обратно буду тоже сложно и медленно. Поэтому в моих интересах говорить быстро.

Жизнерадостность гонца померкла, когда их взгляды встретились, а речи обоих совсем не понравились Лорду. Словно бы эльф пришел не увидеть доброго знакомого и убедиться что с ним все в порядке, а явился что бы мучить гонца, неосторожно попавшего к нему в крепость. Конечно же это должно быть звучало не так... Наверняка звучало не так, просто... чей-то измененный разум воспринимал мир навсегда иначе чем все остальные родичи.

- Доброго дня, Майтимо. Где тебя застали новости, что ты так быстро доехал? Ты уже прочитал письма? Все, или только часть?
Водопад вопросов обрушился на эльфа и Руссандол усмехнулся. Что бы эти двое ни говорили, кажется с Тинвиром все в порядке. Не смотря на его бледность и крайнюю слабость. Да... похоже про пол часа прогнозы были слишком оптимистичны.

- Здравствуй Тинвир, - нолдо в несколько широких шагов оказался возле кровати и сел слева так, что бы раненому было удобно его видеть и говорить. Личный опыт, опять этот проклятый, вездесущий личный опыт, давал знать как неприятно чувствует себя сейчас беспомощный эльда.

- Ангелассэ, я думаю возможно приподнять подушки для твоего подопечного? - ровно поинтересовался Лорд. А затем снова обернулся к раненому. Было трудно не испытывать боли о ранах родичей, но квэндо умел прятать эмоции в себе, внешне же сохраняя невозмутимый вид, что бы не оскорбить кого-либо жалостью. - Я предполагал что Финдэкано пошлет именно тебя. И рад что все не так плохо как могло быть. Письма я получил и прочел. - Сказано было так, словно ничего тяжелого в посланиях не было. Так, рутинная переписка. Хотя Маитимо и не думал умалять подвиг гонца и его товарищей, которых увы! вряд ли даже удастся похоронить.

Раненный попросил воды и закусил губу, а Маитимо вдруг захохотал, веселым и жутковатым смехом. "В горле до сих пор пепел..." Да у них всех в горле до сих пор пепел! И не известно, когда он выветрится, и не запить его ни водой, ни вином. Особенно много пепла в погребальных тризнах... И иногда на подоконнике...