Ardameldar: Первая, Вторая Эпохи.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Ardameldar: Первая, Вторая Эпохи. » Принятые Квэнты » НПС Отряд Финрода


НПС Отряд Финрода

Сообщений 1 страница 9 из 9

1

Летопись похода

Мэледир

Он рождён в Нарготронде в дни Долгого Мира, в 253 г. П.Э.  Мэледиром, Наблюдавшим небеса, его нарекла мать. Он не знал, было ли это имя предвидения, обещающее ему славу учёного и знатока небесного свода, или, наоборот - он увлёкся этим потому, что его так зовут. Думал, что успеет попробовать себя во многом, и тогда узнает точно.

За год до прихода Берена в Нарготронд на северо-восток Хранимой Равнины пытался прокрасться лазутчик Ангбанда - тёмный майа, принявший облик эльфа. Когда дозорные решились взглянуть через Незримое, он сбросил личину и напал. Его сумели развоплотить, но юный Мэледир едва не погиб.

Гилдор, брат Гилдина, считал, что с Мэледиром веселее всего охотиться, когда он не в дозоре.

- Доброй ночи, мой Государь! Доброй ночи всем вам, - глаза юного Меледира сияли, но в звонком голосе звучал оттенок сожаления - Финрод знал, отчего: в такую ночь только и наблюдать за звёздами! Меледир не только любовался  ими, как любой эльф; он желал и изучать их, хотя пока по молодости не достиг многого. Он едва ли понимал в полной мере, что его может ждать впереди. Однако его рука была верна, а сердце бесстрашно - никакими видениями грядущих бед юного дозорного было не запугать. Собираясь отходить ко сну, он поставил на траве плащ, подобно шатру - чтобы не отвлекаться даже на созерцание ясного неба... Это была первая ночь похода.

Прощаясь с Нарготрондом во второй день, Меледир впервые познал горечь разлуки, но Берен спел весёлую песню  людей. Пролились первые дождевые капли, запутались в кудрявой шевелюре Меледира,  оставили влажные дорожки на щеке и упали в землю, унося с собой тоску и ненужную слабость.

Юным Меледира считали эльфы, но не Берен. Он улыбчив и беспечен, и его юность похожа на шумливый весенний ручей.

Уже после того, как отряд повернул к террасам Нарога, Меледир, шедший чуть в стороне, вдруг перекинул из-за спины лук, быстрым, почти незаметным движением наложил стрелу на тетиву, одновременно припадая на одно колено. С земли тяжело взвилась в небо крупная, откормившаяся за лето полевая куропатка, выстрел сбил её на взлете, и она тяжело шлепнулась в траву. Эльф метнулся за добычей, и Эдрахиль, переглянувшись с Гэллвегом, негромко рассмеялся:
- Говорил, надо брать собаку. А то в другой раз придётся лезть в болото.
- Что мы станем делать с твоей добычей, стрелок? На всех тут не найдётся и для того, чтобы распробовать, что за дичь ты подстрелил.
Молодой эльда сказал независимо, закидывая добычу в плотный кожаный мешок:
- На похлебку и этого довольно. А те, кто считает себя более удачливыми в охоте, могут выследить свою дичь, а не критиковать чужие трофеи!

К вечеру Меледир, напевая почти неслышно одну из известных многим вечерних песен авторства Инголдо, собирал простой ужин. Эдрахиль хотел было его остановить, сказав, что орехов и дорожного хлеба вполне довольно, но оставил в покое: юному эльда была ценна возможность встретить ночь, как ни в чем не бывало. И - позаботиться о государе.
Мэледир перелил в чашу отвар душистых трав, поймал взгляд Эдрахиля, задумчиво следившего, чтобы костёр не выдал убежища дымом или запахом. "Отдай, пожалуйста", - указал взглядом на Финрода и Берена.
"Нет уж, сам", - так же безмолвно откликнулся Эдрахиль, едва заметно усмехнувшись.

Наполнив чашу отваром, он подошёл вначале к Эдрахилю, после к Финроду и Берену.
- Это для тебя, мой... командир, - чуть запнулся он, хотя на губах его играла улыбка,  - и для тебя, Следопыт.
- Благодарю тебя, - ответил Финрод, вдыхая аромат трав.
После Финрод и Берен отошли от других ради важной беседы.
-Мой Командир, - улыбнулся Меледир, отведя взгляд от звёздного неба, когда они вернулись, после заявив. - Следопыт, кролик с травами и перепёлка уже заждались вас.

Услышав о пророчестве, предвещающем Финроду гибель, Мэледир смотреи на Фелагунда неверяще, с затаённой надеждой, так что и без осанвэ можно было прочесть по лицу: "Скажи, что это неправда, что адан неверно понял тебя.."

На третий день пути он вновь вскинул лук и, в этот раз, селезень, пронзенный стрелой, камнем упал вниз, чуть впереди Берена.  Его звали Наблюдавшим-Небеса, и кажется нолдо птиц на этом небе видел отлично, второй день подряд следя что бы у отряда была добыча. Эльф шел к ним, подобрать селезня и забрать стрелу, а Барахирион и Гвэтрон двигались ему навстречу.
- Должен же хоть кто-то позаботиться об ужине, - пожал он плечами в ответ на укоризненный взгляд Гвэтрона, успевшего наложить стрелу на тетиву, прежде, чем опустить лук. - А тебе, Следопыт - хочешь, рыбы по пути наловлю?
Мэледир чуть подбросил в руках свою добычу. Он не забывал об отказе Берена от мяса диких зверей и птиц.
- Благодарю, Мэледир, - отозвался Барахирион. - я буду рад. И отдельное спасибо за заботу.
Но лицо Гвэтрона выражало сомнение.
- Никак один чародей сомневается в другом, -  рассмеялся Берен.
- Не всем носить титул Первого Охотника, - отозвался Мэлэдир. Он говорил надменно, вздернув точеный нос. Слова и облик были совсем не в духе нолдо, и Берен понял, что он шутит.
Юный охотник, вновь утратив деланно-надменный вид, двинулся к реке. У самой кромки воды привязал к прибрежному кустику один конец скрученной в кольцо верёвки, другой же - к стреле с длинными лезвиями наконечника: таким удобно было бы зацеплять за ветви дерева, чтобы перекинуть ту же верёвку. Натянул тетиву над прозрачной водой, замер на некоторое время, выстрелил в плеснувшую по воде крупную рыбину и вытянул её за верёвку.
- Сейчас придумал? - с оттенком неодобрения спросил Гвэтрон. - Только похвастаться и годится.
- Почему бы и не похвастаться, какой я чародей в охоте, - Мэледир взвесил в руках уже вторую за день добычу и с любопытством спросил Берена. - Почему ты назвал нас чародеями?
Берен двинулся вперёд, и Мэледир не услышал его ответа. Юноша глянул ему вслед с лёгким недоумением.
- Твой вопрос на таком расстоянии расслышал бы только эльда. И то не без труда, - пояснил Гвэтрон.
"Верно, да ещё сквозь шум дождя". - понял Мэледир.

Когда вновь пролетели вороны-лазутчики, и отряд собрался в укрытии, Мэледир тихо вздохнул, с оттенком печали и тревоги:
- Скоро зима скроет землю снегом, не здесь, так северней. Будем заметать следы плащом.
По этому вздоху лучше всего различишь, что он подлинно понял и принял пророчество, и оно не лишило его сил и даже весёлости, но только умерило беспечность. И, верно, этот путь тоже сделал его старше в три дня...

Зашла речь о выборе пути, и Финрод сказал, что ему приснился Фингон, вновь идущий спасать Маэдроса. Мэледир не удержался от вопроса:
- Это было предвидением, мой Командир? - и услышал, что сон едва ли был вещим.
Чуть позже он воодушевился предложением Меретиона идти вдоль Моря.
Вечером на лагерь опустилась тишина. Замерший лагерь, замерший мир пришли в движение - начиная с лёгкого ветерка и Мэледира, что, гордо и радостно улыбаясь, занялся ужином.

Четвёртое утро было так светло, словно даже осень отступила с их пути. Мэледир, выйдя из шатра, запахнул свой плащ дозорного так, словно он был мантией:
- Сегодня мы все облачены в золото, - сказал он друзьям, что уже встали: Дэльвэ, Торондиру с Фэргенолом, Берену и Финроду; он не смог бы ответить, с какого дня считает его не только своим Королём, но и другом. Не раньше, чем с одного из дней похода: он же не Эдрахиль.

По пути Мэледир опустился на корточки, набирая ледяной воды. Неожиданный всплеск, и он вскочил: день был хоть и ясен, но прохладен.
- Нарог, ты очень щедр, но нам хватило бы и меньше, - заявил Мэледир, отряхиваясь.

У Иврина он поддержал смех короля, а позже, запрокинув голову, улыбался звёздам.

+2

2

Мэретион

Любовь к воде и музыке, как и особую мерность и плавность движений, Мэретион унаследовал от матери, принадлежавшей к народу Кирдана - она познакомилась с его отцом на Празднике Воссоединения. Дитя побережий по матери, дитя праздника по имени, что  с самого начала было дано на синдарине, он появился на свет в 82 г. П.Э., на берегу Сириона.

Когда на второй день пути подходили к Нарогу,  Фелагунд обратил внимание на негромкий птичий щебет, хотя утро давно минуло...
Финрод, что по пути чутко вслушивался - не примешается ли к чистой мелодии и знакомым звукам осени что-то странное или недоброе, поискал взглядом запоздалого певца. И рассмеялся: птичьим трелям умело подражал голубоглазый Меретион, которого особенно радовала близость реки.

Услышав о пророчестве, предвещающем Финроду гибель, Меретион, отведя взгляд от Финрода и Берена, смотрел на реку, точно ища у неё поддержки.

Он не почитал себя менестрелем, и , конечно, никогда не пытался соперничать с Финродом.  Но говорили: маленькие тэлери научаются петь раньше, чем говорить. Мэретион вполне мог сложить песнь даже о Боргиле и Эдрахиле.

На третий день пути Финрод, приблизившись к Мэретиону, заметил, что тот присел на корточки, что-то отыскав в траве. Когда Финрод приблизился, он обернулся с улыбкой:
- Как славно, что ты подошёл, Командир, - Финроду подумалось, что тэлеро произнёс бы это медленней и спокойней; и если двинулся бы в такой поход, как этот, то после долгого раздумья. Если любовь к воде и песням Меретион унаследовал от детей побережий, то быстротой действий и решений он не уступал другим нолдор. - Хочу поделиться и с тобой.
Его ладони были сложены лодочкой, но делился он не взятым в руки, а найденным: скрытым в траве чистым ключом, одним из тех, что питали Нарог. Ключевая вода была отлична от речной, но не все замечали разницу так, как Меретион.
Прежде, чем выпрямиться, он накрыл ключ ладонями, словно брал его в собой в дорогу, на север.
- Ветер принёс тучи, тёмные, как наши плащи, - сказал он Финроду, подняв голову. В самом деле, скрываться в такую погоду было легче, чем в ясный день. - Как знать, куда он принесёт нас сегодня и куда - завтра...
Нельзя сказать, чтобы в его голосе не слышалось тревоги, но это была именно та тревога перед неизвестностью впереди, что всегда смешана с надеждами на лучшее. На то, что всё ещё обойдётся. Вопреки и цели похода, и ясному пророчеству.
- И какими, - отозвался Фелагунд не без удивления. - Отчасти этот путь меняет нас, отчасти - открывает друг другу иначе, чем прежде. Следопыту ныне внятна эстель, а ты, как мнится, сумел отыскать амдир.
- Поделюсь и с тобой тем, что отыскал. Я не раз слышал о Пророчестве Севера, - именно "о нём", само  Пророчество рождённый в Белерианде Меретион слышать не мог. - Оно предрекало, что Валар будут глухи ко всем мольбам изгнанников; но ты же знаешь историю спасения Маэдроса.
"Если предречённое Владыкой Судеб не всегда исполняется - быть может, и твой Рок не столь уж неизбежен? - услышал в его словах Фелагунд. - Если с Тангородрима можно было уйти не только через смерть, быть может, и наш путь в Ангбанд - не приговор?"
Эльф поддерживал этими словами не только и не столько себя, сколько самого Финрода.

Финрод заговорил с Эдрахилем о давней игре, которую они в юности играли в Амане. Уходя далее, Меретион улыбнулся так, словно слышал мысленную беседу двоих и знал о той игре. Слышать он не мог, но мог видеть лицо Финрода, его улыбку и взгляд.

Мэрэтион задумчиво брел по колено в редеющих травах, словно по колено в воде. Вода тоже начала собираться - стекать тонкими ручейками с холмов, оставляя неглубокие темные руслица в песке, путаться и петлять меж трав, и собираться таки мелкими лужицами в низинках. Мэрэтион шел среди непогоды, словно играя со струями и ручейками, что-то напевая под нос, перепрыгивая через игрушечные речки, и светясь довольством. Он улыбался дождю, радуясь новорожденным речушкам и озерцам, пусть и жить им - менее дня. Поймал ритм и мелодию и подстроился под них. Лёгкий шаг обратился почти в танец. А взгляни издалека - увидишь лишь туманную фигуру из тех, что можно различить в пелене дождя; и так же в перезвоне холодных струй растворится тихий голос. Берен - увидел,  подойдя совсем близко, и нежданно для Мэретиона замедлил шаг. Желал что-то спросить? Непохоже. Да и не задавал им адан вопросов - только... Командиру; даже когда все вместе сидели у костра. Зато - спел для них всех. Не из тех ли он, кому проще спеть, чем спросить или сказать прямо? И среди эдайн должны быть прирождённые певцы. Голос у него - чистый и молодой, моложе волос...
Идя навстречу Берену, голубоглазый эльда не менял ритма шагов - лишь направление; а песню начал новую, в тон своим мыслям. Очень хорошо знакомую Берену.

"Пусть ветер воет, ливень льет
Я все равно пойду вперед,
А чтоб укрыться от невзгод,
Во флягу загляну."

Меретион прервался - как раз из-за налетевшего порыва ветра.
- Твоя песня уже во второй раз пришлась к месту - и ветер, и ливень, - "...и вдаль идём, и далеко родимый дом..." - и фляги ещё не опустели. Ты сам сложил её?
- Нет. Это песня сложена Смертными, задолго до меня, хотя, сдается, в прямой близи от моего рода. Рад что она пришлась тебе по вкусу.  Я первый человек что встретился тебе, не так ли? - спросил Берен у нолдо. - Как ты видишь меня, что видится тебе в Смертных?
- Не первый, - отозвался он с улыбкой, и его голос снова негромко вторил дождю. - Но ты - ты отличен от других.  Ты дружишь с лесными птицами и умеешь скрывать следы. У тебя молодой голос и седые волосы. И я прежде думал, у Смертных не бывает таких ясных глаз.
- И принцессы эльдар не любят обычно людей. Ты прав, нолдо, я не такой как другие люди. Но я не вижу разницы и на смогу ее так просто понять. Да и есть ли сейчас в этом смысл? Все кто вернуться из нашего похода, будут не такие как все, и будут казаться удивительными.
Мэретион приостановился. Всё же он не знал Второй народ. Знал нолдор и фалатрим, голоса флейт и птиц, речной песок и залы Нарготронда. Смертных - знал Командир, что всегда был им наставником и другом.
- Я видел людей, но не знаком с ними. Спроси лучше Командира.

Вечером, когда Финрод упомянул, что их путь пройдёт мимо Иврина, во взгляде Мэретиона явственно читался вопрос: "Мы просто пройдём мимо озера, или же...?" Стали обсуждать дальнейший путь, и Торондир готовился свернуть карту , когда наконец подал голос Мэретион:
- Что, если пройти на запад от Иврин? - его пальцы пробежались по пергаменту, обведя Невраст и Дренгист . - Ныне нас хранит река, но не лучше ли будет хранить море? Враги страшатся его и редко приближаются к побережью.
- То, что этот путь долог - не главный его изъян.  По побережью мы безопасно дойдём до Дрэнгиста, а далее?  - Финрод показывал  на карте, как двигался бы отряд в этом случае. - Если не выходить в Хитлум, но обойти Радужную расселину, на север мы направимся по Ламмоту, мимо Эред Ломин. Горы эти недаром так названы: они рождают многоголосое эхо. Звук этой негромкой беседы разнёсся бы далеко окрест.
- Я слышал, что этот край необитаем, - Мэретион смутился, уразумев, что его замысел лишь выдал бы отряд.

Приближаясь к озеру, Мэретион первым вскинул руку, протянул нараспев:
- Нас приветствует Иврин, где не смолкает смех.
У Иврина он и пел - вслед за Дэльвэ и Финродом. А когда песни прервались, прикрыв глаза, внимал всему, что мог услышать. Финрод и Берен вновь беседовали, перейдя на мысленную речь. Мэретион спрашивал себя, не обучает ли Финрод адана самому умению беседовать через осанвэ?

Минула четвёртая ночь, и Гвэтрон собирал травы.
- Хочешь унести частицу Иврина в походной сумке? - спросил его Мэретион.
- Даже их благоухание поддержит нас, - кивнул Гвэтрон. - Оно будет едва уловимым, но этого будет достаточно.
- А я унесу его частицу во фляге, - Мэретион, присев на самом берегу, зачерпнул воды.
Он почувствовал, что Гвэтрон скорее хочет побыть один, нежели беседовать с товарищами, и потому вскоре незаметно отошёл. Заслышав вдали голос Гилдина, он улыбнулся, и над озером нежданно закричала морская чайка. После он ловил рыбу, уже без Гилдина, пока тот не побежал навстречу. Мэретион заинтересованно смотрел на радостно несущегося к нему Гильдина.
- Что за вести принес мне гонец Владыки? - высокомерно вскинув голову поинтересовался нолдо, пряча улыбку. Вообще-то Гильдин не был герольдом Финдарато, даже оруженосцем не был, но зато звучало красиво. "А правда, не взять ли Лорду его оруженосцем? Раз ему все равно грозит гибель, пусть хоть умрет с гордостью...", - подумал Мэретион, и печаль отразилась в его глазах.

+1

3

Гэллвэг

Ингалаурэ - сын сестры Эарвэн и одного из каменщиков Дома Финвэ. Он почти ровесник Финдарато: появился на свет в Альквалондэ
в 1302 Г.В.

Он узнал о приходе Берена в Нарготронд вечером накануне совета - его сын Гилдор долго с восхищением рассказывал о Барахирионе.

Гэллвэг с Гилдином, отец и старший сын, ушли вместе. Младшему, Гилдору, отец велел остаться в городе и заботиться о матери — как бы отважен и верен он ни был, и речи идти не могло о том, чтобы взять в опаснейший поход подростка. Настоящим именем Гэллвэга было «Инглор»... Ингалаурэ, но с тех пор, как он присягнул в верности Финроду, он почти не пользовался им, предпочитая прозвание.
- Мы вернёмся, лорд.
он лишь прибавил, обращаясь скорее к Гилдину, чем к остальным:
- Я надеюсь. Нас есть кому ждать.
Шёл второй день похода.

Берен развеял тоску и тревогу эльфов весёлой песней людей, а Финрод рассмеялся и наполнил чашу, приглашая других последовать их примеру. Эдрахиль заглянул в походный кубок Гэллвэга, стоящего рядом:
- А я слышал, что ты подружился с гномами и теперь берешь с собой всюду их эль, в котором пены больше, чем напитка.  Тёзки среди эльфов встречались редко; ещё реже бывало, что они встречались друг с другом — это казалось им странным и неловким, как для людей случайная встреча двух женщин в одинаковых нарядах. Прозвание Гэллвэг получил за весёлый нрав, сейчас, при прощании с Нарготрондом, услышав, как Эдрахиль произнёс:

- Они обещали мне напиток, над которым пена поднимается так высоко, как низко спускаются бороды гномов! Но, быть может, речь шла о фонтане, - рассмеялся в ответ Гэллвэг, вернувшийся к обычному расположению духа, но больше шутить не стал, ожидая слова Короля. Смешливый и лёгкий, он в самом деле дружил с гномами.

Когда отряд нагнал Гвиндор, Гэллвэг подошёл ближе, встав рядом с Финродом, Береном и Эдрахилем. В облаках образовался просвет.  Капли дождя падали на головы Финрода, Эдрахиля, Гэллвэга, Берена, но не Гвиндора. Дождь разделял их, уходящих и остающегося.

Когда Гвиндор уже уехал назад, и отряд повернул к террасам Нарога Меледир подстрелил куропатку. Эльф метнулся за добычей, и Эдрахиль, переглянувшись с оказавшимся рядом Гэллвегом, негромко рассмеялся:
- Говорил, надо брать собаку. А то в другой раз придётся лезть в болото.
- Что мы станем делать с твоей добычей, стрелок? На всех тут не найдётся и для того, чтобы распробовать, что за дичь ты подстрелил.

Когда Берен передал пророчество о гибели Финрода, в конце он добавил:
- Командир хочет что бы вы знали о том что будет и были готовы. И все же, пока худшее не настало, что бы вы не забывали что он еще жив и для него радость идти рядом со своими друзьями.
Гэллвэг энергично кивнул в ответ на эти слова Барахириона.

На следующий день он осторожно подкрался к Фэргенолу сзади, сплетя венок из трав. Тот резко пригнулся, и венок перелетел через его голову. Мечник поймал его, тихо спросил, не оборачиваясь:
- Время ли сейчас для шуток, Гэллвэг?
- Сегодня - еще время, - ответил Гэллвег с улыбкой.
Он казался нисколько не раздосадованным, что его шутка не удалась. Впрочем, подкрасться к такому воину, каким был Фергенол, он не особенно рассчитывал: хоть прежде им не довелось водить  близкое знакомство, достаточно  было и малых знаний о сотоварище, чтобы оценить шансы на успех.
- Ведь нас ждет действительно непростой путь, посоветуй, как скрывать свои шаги так, чтобы не раскрыться, - вдруг попросил он, подняв голову. - Мы не разглядели многие возможности, почему бы сейчас не воспользоваться теми, что дарует судьба? Мы можем многому еще научить друг друга.
- Ты чувствуешь ветер, но не видишь его. Стань ветром. Стань взглядом, слухом, чутьём.
Гэллвег попытался пропустить сквозь себя слова, мысленно остановившись, задержавшись на каждом, осознав глубже, чем если бы просто услышал нечто интересное.
- О чём ты думал, решив меня разыграть? - добавил через паузу его собеседник.
И эльда, так же задумчиво - отвлеченно отозвался:
- Пока можем смеяться, отчего бы не делать этого? - и, словно поймав настроение спутника, вдруг посмотрел внимательно. - Когда взошел Итиль, а следом Анор - кто знал, кто ждал чуда? Мы готовились к чему-то тяжкому на этом берегу, а получили такой дар... Я не смогу поймать и удержать солнечный свет в ладонях, но могу радоваться тому, что он есть. Свет, земля, травы, вот этот дождь... Уйдем мы или нет - они останутся. Но пока это все - и для нас тоже. Как не отвечать миру?

Гэллвэг, отец Гилдина, вынырнув из-за холма, увидел Мэретиона и Берена  и сразу замедлил ход, решая стоит ли подходить, не помешает ли он разговору.  О том что их три серых фигуры под почти проливным дождем будут кому-то заметны, нолдо не беспокоился. Ничего не говоря, он улыбнулся обоим, словно говоря безмолвно: "Всё хорошо".
Ведь всё в самом деле было хорошо. Здесь и сейчас. А завтра, послезавтра, через месяц... Каким бы ни было грядущее, оно не станет лучше, если страдать из-за него сейчас. И не станет хуже, если сегодня радоваться.
Гэллвэг не оставлял бдительности, хотя внешне это было вовсе незаметно. Казалось бы, шутил, как в мирные дни, а чуть повеяло точно испуганной тишиной, не отстал от прочих и укрылся прежде, чем снова пролетела чёрная стая.

Когда отряд продолжил путь, оставив свою последнюю остановку вдоль течения Нарога, Гэллвэг нагнал Берена и прежде, чем тот обернулся - взмахом руки словно стряхнул с его плеч незримый груз. Желая, чтобы и его дорога была легка. Сегодня. А там - будь что будет.

У Иврина он поддержал смех Финрода, а когда тот спел о Валар - как они творили Арду и какими представали перед эльдар в Амане, улыбался - да, куда бы они не направились, они принесут этот свет и туда...

Наступило пятое утро. Гэллвэг с Гилдином  омылись в озере, и на лицах, волосах, руках сверкали невысохшие искорки. Отец, как видел Финрод,  хранил надежду и радость. Вчера могло быть горько, завтра может быть не лучше, позади изгнание Финрода, впереди Ангбанд... но сейчас есть солнечный свет, песня струй и радость. Тяжёлые дни были и будут ещё; но если и светлые постоянно омрачать горечью то о том, что было, то о том, что будет, останется ли радость?  Свет и жизнь важнее того, кто и как поступил; а ещё в трудном пути нужны силы, и то, что их даёт, а не отнимает, и с друзьями тоже стоит делиться лучшим. И он смотрел на Финрода, на то, как сам Король относится к Нарготронду и его жителям, как смотрит в прошлое...

+1

4

Гилдин

Гилдину не исполнилось и восьмидесяти - он родился в 378 году П.Э. Нарготрондец сразу получил имя на синдарине. Так нарёк его отец - Гилдин, Серебряная искра; созвучное имя, Гилдор, получил и его младший брат. Он узнал о приходе Берена в Нарготронд вечером накануне совета - его сын Гилдор долго с восхищением рассказывал о Барахирионе.

Гилдин Инглорион, старший из двух сыновей Гэллвэга (настоящим именем которого было Инглор), ушёл вместе с отцом.  Младшему, Гилдору, отец велел остаться в городе и заботиться о матери — как бы отважен и верен он ни был, и речи идти не могло о том, чтобы взять в опаснейший поход подростка. Но и Гилдин был юн, и юность его была  как распускающийся подснежник.
Напоследок юноша обернулся к остающимся - с недоумением, непониманием, вопросом: разве вы не уходите с Королём? Он был опечален, но это была не та печаль, что может отнять силы.

Услышав о пророчестве, предвещающем Финроду гибель, самые младшие, Меледир и Гилдин, смотрели на Фелагунда неверяще, с затаённой надеждой, так что и без осанвэ можно было прочесть по лицам: "Скажи, что это неправда, что адан неверно понял тебя..."

Гилдин, отойдя от отца, рядом с которым шёл первые два дня, двинулся туда, где травы были выше всего, и оказался недалеко от Берена. Вырос-возник, словно появился из самих трав, так что и опытный и пуганный Берен не заметил. Глянул искоса, не поворачивая головы, негромко произнёс:
- Следопыт, ты не в обиде, что я два дня только наблюдал за тобой, а тебе не сказал ни слова? - Дэльвэ тоже мог не произнести ни слова, но юноша не был молчалив и с эльфами говорил охотно. Как и Меледир, он был уроженцем Нарготронда, рождённым в дни Долгого Мира.
- Нет, - качнул головой Берен. - Я разрушил вашу жизнь и вообще не считал кого-то из вас обязанным со мной говорить. Жаль, что так вышло, что уж. Не ожидал я такого...
Адан вздохнул, потому что хоть он и говорил с Командиром и тот развеял большую часть вины беоринга, но тот все еще не знал что об этом походе и его причинах думают остальные спутники. По тому что по человеческим меркам ничего хорошего в затее не было. Но эльда заговорил об ином, вовсе не о тех вещах что не давали покоя Смертному, для квэндо их словно и вовсе не существовало.
- Я просто не знал, как заговорить с тобой. Никогда прежде не встречался с людьми, даже не знаю, верно ли говорят, что все вы очень любите Анор, а звёзды не любите...
Только произнеся это, он резко повернул голову к Берену, глаза вспыхнули улыбкой, ясной и краткой, оправдывая имя - Гилдин, Серебряная искра. Но в этой улыбке чувствовалось и смущение своим незнанием. Вышел в поход ради помощи адану, а сам мало знал об эдайн - меньше, чем мог бы, если бы больше интересовался ими до этих дней.
Берен растерялся на несколько секунд, а потом задумался. - Боюсь это верно для большинства из нас. Я часто отсыпался днем и бодрствовал ночью, я люблю звезды и видел в них друзей, надежду... не знаю на что. Просто. Не на то что будет новый день, не на то что удастся выкрутиться, но они светят очень чистым светом и при этом не греют. Как будто в этом и суть. Они не дают ни света, ни тепла, они совсем бесполезны, но они при этом хранят в себе то что важнее и света и тепла. Но не суди по мне обо всех людях ни в хорошем, ни в плохом. Наш век краток, под звездами не вырастишь урожая, не взростишь здоровых детей. И по тому людям свойственно любить Анор. В юности пары любуются звездами, в зрелом возрасте ложатся спать до того как они высыпят на небосклоне, а в старости при взгляде в небо и вовсе не увидят ничего кроме черноты.
Неловкое молчание повисло между двумя-из-разных-народов.
Слова Берена о разрушенной жизни так странно звучали и так сбивали, что Гильдин не сразу ответил на слова человека об Анор и звёздах. Да и на эти слова - не мог найтись с ответом. Наконец он заговорил:
- Разрушил нашу жизнь? О чём ты? Разве ты Моргот или Гортхаур, чтобы разрушать чьи-то жизни? - он смутился сильнее, так что на миг отвёл взгляд. - Надеюсь, ты понял, что я имел в виду. Я не из мудрых и могу выразиться неверно - особенно если меня застают врасплох.
Вновь по небу прошло большое облако с неровными краями - словно непричёсанное. Анор и невидимая светила сквозь него: иначе день не отличался бы от ночи. Но и ночь новолуния - не кромешная тьма. Или для Пришедших следом - как раз кромешная? Гильдин не знал этого.
- Ты так странно сказал: звёзды не дают света и тепла. Ты совсем ничего не видишь в безлунную ночь - не видишь звёздного света? Я заходил в неосвещённые пещеры, там словно лишаешься зрения. И тепло звёзды излучают, только рассеянное. Может быть, ты скажешь: это остатки жара Анор, что накопился за день. Но ведь в Предначальную Эпоху росли деревья и травы, а не одни сосульки, хотя об этом лучше скажут старшие... А, может быть, это надежда дарила им тепло и свет. Ты так хорошо говоришь о ней, и так интересно - о других людях: как они по-разному видят небо в разном возрасте. А гномы вообще не тоскуют по небу и зелени, когда кругом один камень - им тоже хорошо. Какие мы всё-таки разные!
- Очень многое в наших народах разного, но порой мне кажется что не меньше половины различий связаны с тем что вы Дети Мира, а мы лишь гости тут, и Смерть не дает нам здесь много времени. От того же у людей и есть понятие "разрушить чью-то жизнь". Ваш век долог и какие бы ошибки вами не совершались, есть время их исправить, или смириться с ними, или пережить их. У людей же порой одна ошибка перечеркивает всю дальнейшую жизнь. По тому что даже если ты с ее последствиям и справишься, то жить уже будет некогда. И вас я, по ошибке мерил той же меркой. Вот представь: было у человека все в его стране, но он ушел за своим Королем и больше назад вернуться не сможет, чем бы все ни кончилось, да и Король то же. Что им остается? Изгнание. И в лучшем случае начинать где-то на какой-то земле все с начала. И пока они хоть что-то смогут создать уже придет старость, так что в лучшем случае их внуки будут жить в номом доме нормально, а дети так точно еще больше отстраивать чем жить будут. - И Берен взглянул на Гильдина, пытаясь понять смог ли он сказать что хотел, понял ли его эльда.
- Думаю, я понял тебя, Следопыт - хотя бы отчасти,  - произнёс Гильдин. Спохватившись, юноша подался вперёд: так можно и отстать от товарищей. И так, увлёкшись, одно облако чуть не пропустил. А хотел ещё спросить: что такое эта старость? Он слышал, конечно, что люди к назначенной им в удел смерти приближаются постепенно. Но всё равно не понимал. Они все, все двенадцать, а не только Берен, сейчас идут в Ангбанд и не все вернутся оттуда живыми - даже Государь Фелагунд твёрдо сказал, что уйдёт во тьму. Сейчас до того было ещё далеко - дни похода были так долги и так удивительны! Но с каждым из этих дней они приближаются к цели, и к Ангбанду... и некоторые из них - к смерти.
Старость эдайн - это, наверное, всё-таки что-то другое. "Не увидят ничего, кроме черноты" - это очень печально. Может быть, и не нужно задавать Берену такой вопрос, наводящий на грустные мысли: им лучше ободриться, и радоваться этим длинным дням, и солнечному и звёздному свету, и осени, и новым знаниям, и песням...
И той ложбинке, которую он приметил.
Теперь он спешил прочь от Берена, легко и стремительно.

Боргиль поравнялся с задумчивым Гилдином: после разговора с Береном тот сперва шел в стороне от всех, но сейчас, увидев одного из спутников, кивнул ему и прервал молчание:
- Как полагаешь, наш путь пройдет через Хитлум?
- Это может знать только Командир. Ты хочешь навестить туманный край?
- Знаешь черноволосую Фарниэль из Барад Эйтель? - ответил тот вопросом на вопрос.
Улыбнулся, но смутился слегка под пристальным взглядом сотоварища:
- Что?
- Ты разве забыл о том, что предсказано? - тихо отозвался эльда. - Или ты... думаешь выжить?
Тот вскинул на него удивленные, чуть потемневшие глаза, сжал губы. Но, поймав искренне недоумевающий взгляд, оттаял:
- Не знаю, - сказал негромко, непривычно строго и спокойно. - Я не боюсь того, что может быть. Но... тем больше хотел бы повидаться. Я не сказал бы ей о стремлениях сердца, раз уж раньше не набрался мужества. Просто встретиться, будто давние знакомые.
Еще некоторое время нолдор молча шли рядом. Между спутниками протягивались незримые нити и не бывшие прежде друзьями, теперь они говорили свободно и прямо о том, что лишь близким позволено обсуждать меж собой.

Дождавшись, когда скроется черная стая, он сбросил капюшон. Когда отряд собрался в укрытии,  он смотрел вверх, подставляя лицо свету.
- Помнишь: выпусти в небо стрелу,  лети с ней и смотри с высоты, как смыкаются волны ковыли над спинами серых лисиц, - то ли проговорил, то ли пропел, как строки заклинания, Гилдин.  Прежде от него и не услышать было этого слова "помнишь". Все перемены в его жизни были подобны мерцанию звёзд или круговороту зим и вёсен, и потому "прошлое" всегда означало для него лишь то, что было до его рождения. Теперь у него появилось и своё прошлое - оставленный Нарготронд, и та жизнь, что была совсем несходна с этой. Жизнь, уже становящаяся песнью...

Вечером третьего дня, когда обсуждали путь, Эдрахиль с сомнением говорил о том, стоит ли идти в Хитлум.
- Дорога через Хитлум сложней, но короче. Хотя... какое решение о нашем походе примет Фингон? Король Фингон, - поправился эльда. - Разве что умолчать о цели. Я видел северную крепость со стен Барад Эйтель. Там... недалеко.
- Келегорм и Куруфин - еще не причина не ждать подмоги от иных эльфов, - живо возразил Эдрахилю Гилдин.
Он нередко бывал в землях северо-западного Белерианда во времена Долгого мира, и в числе друзей мог назвать немало обитателей Хитлума и Дор Ломина.
Услышав предложение Мэретиона пройти вдоль побережья, Гилдин с надеждой улыбнулся: Меретион был прав, орки страшились Моря! Ему показалось, что найден наилучший путь, самый лёгкий  из всех.  От Иврин до берегов Белегаэра ещё нужно было скрытно добраться, но далее они могли бы долго ещё двигаться так же безопасно, как сейчас, опасаясь лишь вражеских соглядатаев. Обвёл светлым взглядом остальных: нет, нолдор, что были старше и опытней, не спешили соглашаться с предложенным лёгким путём.

У Иврина он рассмеялся вслед за Финродом; а Дэльвэ спел древнюю песню.
-  Не ты ли некогда сложил её? - спросил Гилдин, когда она завершилась.
- Ленвэ, - качнул головой Дэльвэ.
После Финрод и Берен вновь беседовали, перейдя на мысленную речь. Гилдин был изумлён этим не более и не менее, чем услышанным - вопросы Берена были глубокими; ему вспомнились сейчас восторги младшего брата, что называл Барахириона мудрым и признался, что тот согласился наставлять его...
Услышав же песнь Финрода о Валар - о том, как они творили Арду и какими представали перед аманэльдар, Гилдин, сам знавший Аман лишь по легендам и песням, всматривался, затаив дыхание.

Наступило пятое утро. Гэллвэг с Гилдином омылись в озере, и на лицах, волосах, руках сверкали невысохшие искорки. Он, как видел Финрод, не держал на сердце ни обиды, ни гнева на тех, кто остался... Он не понимал, как это возможно - отречься от Финрода, и не верил, что это могли совершить те, кого он хорошо знает. Не могли же они так поступить сознательно. Они не поняли, что Король действительно уходит. Или не поняли ещё чего-то важного. Или не смогли откликнуться вовремя, но потом же не могут не понять... Что за омрачение нашло на них всех? Сейчас наверняка поняли, как понял Гвиндор, только догонять отряд уже поздно. Это было печально - но сейчас, здесь не было места печали.

+1

5

Торондир

Он родился в Тирионе в 1420 г. П.Э., и в юности ему доводилось слушать Мелькора.

Именно Торондир передал Финроду передавшуюся по цепочке весть о приходе Берена.
- Радость, что Берен Барахирион жив и будет здесь.
- Как говорят, на его руке - твоё кольцо, Государь, - негромкий голос Торондира нежданно отразился от стен зала, будто  его слова повторил голос Судьбы.

Налетевших на второй день пути ворон Торондир увидел первым. Не сговариваясь, он и Фэргенол, что первым их почувствовал, припали к земле. Потом так же, не сговариваясь, переглянулись: они могли успеть скрыться от глаз лазутчиков, но не успели бы скрыть от них упустивший нужный миг отряд.

Когда ко второй ночи похода стало известно пророчество о гибели Финрода, и он помог эльфам уснуть своей музыкой, уснули почти все. Торондир спал рядом с Фэргенолом, укрывшись с головой.  Не знающие нередко принимали их за братьев: прямые чёрные волосы, равно острые взгляды светло-серых глаз, ритм движений и шагов - и тот одинаковый. Деятельные, легко увлекавшиеся и не любившие подолгу оставаться в каменных стенах, после Битвы Внезапного Пламени оба друга словно ушли в тень, стараясь держаться незаметно, хотя причины для того были различными.
Торондир, гонец Нарготронда, доставлял письма Финрода братьям и наоборот. Одно из них он и вёз Ангроду и Аэгнору зимой четыреста пятьдесят пятого. И вместо ответа привёз Финроду весть об их гибели, свидетелем которой он стал, и о начале войны. Торондир едва вырвался из полыхающих сосняков - с обожжённым лицом, безволосым, безбровым, чудом не ослепшим. Пламя, жертвой которого едва не стал гонец, не было обыкновенным, как огонь костра или хотя бы пожара от молнии. Исцелялся он долго, грубые рубцы сходили годами, и годами Торондир прятал лицо под капюшоном, из-под которого лишь сверкали всё такие же светлые глаза. Сейчас осталась только пара заметных шрамов, но волосы оставались совсем короткими: они начали медленно отрастать лишь год назад.
Фэргенол или Торондир первым принял решение к нему присоединиться, Финрод не знал. Они и здесь держались так же незаметно, как и всегда в последние годы.  Все остальные, даже молчаливый Дэльвэ, что-то важное сказали в тот час своему Королю, другим уходящим, остающимся. Торондир и Фэргенол и знака не подали, что тоже уходят. На первый взгляд они поддались общему настрою, ничем не поддержав Финрода. Просто из тронного зала он вышел с восемью верными эльфами, а когда прошёл ближайший к нему коридор, их было десять.

На следующее утро после этого он старался держаться сзади-слева от Финдарато, что заметил и Эдрахиль. Далеко, в травянистых всхолмьях, коротко вскрикивал ястреб. Осенью хищники затягивали лов почти дотемна, отъедаясь к холодной зиме. На Ард Гален, говорят, земля теперь промерзала на полтора-два зимних месяца - а несколько лет после Браголлах всё не могла остыть от колдовского пожара. Торондир знал за собой оплошность - уплывать в воспоминания, порожденные знакомыми звуками и запахами. Сейчас он встряхнулся и сосредоточился на пути: теряя любые мельчайшие детали происходящего здесь-и-сейчас, можно было пропустить важное, потерять должную сосредоточенность разведчика и путешественника. Даже странники из числа людей говорили, что их ведет предчувствие, интуиция, отчасти ориентируясь на слишком незаметные, но важные изменения окружающего мира.
Король - в мыслях Торондир по-прежнему величал Фелагунда именно так - задержался, чтобы коротко переговорить с Боргилем и Эдрахилем. Лорд не пожелает особого отношения воинов, нолдо не сомневался, потому решил, что и Финроду, и Берену лучше не замечать, что самозванные хранители тревожатся об их путях. Спрятавшись поглубже в плащ, он пошёл аккуратнее - и теперь даже сотоварищам-эльдар было бы нелегко его заметить. Но все так же упорно он пытался не выпустить из вида Командира и Следопыта.
Берен едва заметно задержался при виде волков, и Торондир - вместе с ним. Волков, как и ворон, эльда недолюбливал и обходил стороной. Пусть и просто кэлвар - но могут навести на след кого не надо. Хотя чёрным волкам Врага они не большая родня, чем орки - свободным квэнди. Знал это, наверное, и Берен, потому что все же прошёл стороной, оставив Гвэтрона в окружении стаи. Вышедший в поход только ради короля, в течение пути нолдо все более проникался симпатией к Барахириону. Но, когда Гвэтрон догнал беорнинга, Торондир вновь отыскал Финдарато. В иллюзии контроля над ситуацией тонула глухая тревога, растущая с каждой милей пути к северу. Бывший гонец старался держать тень глубоко в сознании, не позволяя отравлять ею сотоварищей. Только временами ловил на себе взгляд Фэргенола - он что-то чувствовал. Финрод, пожалуй, что не замечал Торондира с Фэргенолом - только чувствовал: они тоже рядом.

Торондир с Фэргенолом приостановились, укрывшись у пригорка, который и холмиком-то трудно было назвать. Одними взглядами и едва уловимыми жестами они решали, не стоит ли разделиться. Они следили, не грозит ли опасность Государю Фелагунду, но не стоило забывать и о безопасности Берена, ради которого Государь и оставил Нарготронд; а он и Фелагунд разошлись, оказавшись поодаль друг от друга. Можно было и его высмотреть - но только если он не укрывался за холмиком или в ложбине. Торондира недаром назвали именно так - "Зорким, как орёл": и среди эльдар мало кто так же мгновенно понимал, кто именно промелькнул в дальнем лесу меж стволов. Но и орлы не умели видеть сквозь холмы и горы, если не взлетали над ними, так что Торондир осторожно двинулся туда, где последний раз приметил Берена.

Приблизившись, он внимательно наблюдал за Береном - а, значит, и Гвэтроном, и Мэледиром, которые в это время были рядом с ним.  Мысли его обращались то к северу и концу пути, то к востоку. Сюда, к Нарогу, враги не заходят - никаких следов он не заметил за эти дни. А дальше - страшатся ли ещё дозорных Нарготронда или считают те земли своими? Он вновь привычным движением поправил капюшон плаща.
Торондир, с удивлением отметив несколько раз мелькнувшую в пределах досягаемости шевелюру Боргиля, мокрую от дождя, в конце концов приостановил ход - не выпуская, впрочем, из пределов видимости Фелагунда, - потом спросил коротко:
- Что?
- Гвиндор. Мы... дружили долгие годы. Каково будет ему, если пророчество сбудется?
- А другим? - Торондир вскинул голову, но отозвался очень тихо. Чтобы случайно не услышал король. - Гвиндор хотя бы попытался следовать своей совести.
- Думаешь, они... не Берена назовут виновными, а себя?
- Чтобы осмелиться посмотреть в глаза собственной вине, нужно много мужества, - нолдо прищурился.

Когда вблизи Нарога вновь пролетели вороны-лазутчики, никого не заметив, Торондир залёг в ложбинке. И встретился взглядом с Финродом, который, припав к холмику, перекатился сюда же. Затем отряд собрался в укрытии.

- Был бы я птицей, тоже бы враз разведал, нет ли врагов поблизости, - неясно было, шутит Торондир, или в самом деле тревога говорит в нем. И что-то в его интонации напомнило того живого, всегда готового сорваться с места, как лист с осенней ветки, гонца, каким он был до Дагор Браголлах. Не того, каким он был в последние годы - молчаливым, не начинающим речей, если к нему не обратились вначале, не таящимся разве что от друга.

Когда обсуждали выбор пути, Финрод коротко взглянул на Торондира.
- ...До меня доходили вести, что именно со стороны Хитлума на севере несёт постоянную стражу великое множество вражеских войск.
Тот кивнул.
- Да, Командир. Я узнал это от хитлумцев, что достигли наших земель.
Торондир вытащил из поясника сверток тонкой кожи, встряхнул, расправил, разгладил ладонью изящно вычерченную карту, местами - очень подробную, к северу и дальнему югу все более расплывчатую, с пробелами. Чернила, которыми были нанесены линии и надписи, тускло светились в неверных отблесках костра.  Положил карту на землю, так, чтобы Финроду и Берену не пришлось тянуться далеко, сам переместился ближе.
- Сюда обращены вражеские заставы, - он указал на отроги черных гор, глядящих на Хитлум.
Ожидавший решения Финрода Торондир раздумывал о Берене: он едва сумел вырваться из Дортониона в начале войны, когда он не был ещё захвачен. Как же Берену удалось жить и воевать там так долго? Бывший гонец Нарготронда искоса глянул на беоринга, спросив себя: отчего за эти дни он ни разу не заговорил с Береном? Не думал же, что адана смутят его волосы, до сих пор слишком короткие, и те шрамы, что так и не зажили. Вернее всего, причиной тому была  привычка держаться в тени. Покинув Нарготронд, он отказался от многого, что было привычным и часто - любимым. Едва ли он ещё проскачет по знакомым полям на своём гнедом, оставленном в дар друзьям. Так стоило ли привычно молчать, когда ещё возможно было говорить свободно?
Думал он об этом и свернув карту. Фэргенол заметил сомнения друга. Не кивнул даже - опустил веки: этого было довольно, чтобы Торондир прямо взглянул на Барахириона и шагнул к нему.
За все дни пути они не перекинулись с нолдо и парой слов. Берен первым обратился к Торондиру, сказав о дровах, и он почувствовал, что аданом движет не только забота о костре. Вместе они двинулись по берегу реки. Торондир всё же наклонился подобрать ветви. Когда он выпрямился, капюшон несколько сполз вниз, так что лучше стали видны шрамы возле ушей, не закрываемые волосами. Нолдо привычным движением поднял руку поправить капюшон, но остановил руку.
Начал тихо:
- Ты верно понял - я желал поговорить с тобой, Следопыт, - чуть помедлил. - О Дортонионе. Если ты не захочешь вспоминать о том, скажи: я пойму. Я и сам... говорю о нём не часто и с немногими друзьями, но ныне все наши судьбы сплетены воедино. И я не знаю, что мы успеем обсудить, доколе не уйдём в опасные земли.
Вновь Торондир умолк, и вновь прошёл дальше вдоль Нарога, здесь узкого и особенно певучего. Вновь поднял ветку, словно и впрямь отошёл только ради дров.
- Если я по одной лишь привычке избегать бесед и знакомств не успею высказать свои мысли, то, несомненно, пожалею о том, - Торондир думал: ведая, куда ведёт их путь - не стоило продолжать его с грузом невысказанного, что будет тяготить. Пусть даже речь не о тайне. - Пожелаешь ли ты, герой эдайн, говорить со мной сейчас, нет ли - знай: я восхищался тобой и до встречи, и ныне, увидев лицом к лицу. Мы могли бы встретиться и ранее - Командир не раз посылал меня в Дортонион, и до войны я навещал его с радостью.
Ему подумалось: быть может, и встречались мельком, только Берен был слишком юн, чтобы сейчас можно было узнать его в этом муже-воине?
Не ожидая таких слов Берен слегка смутился. Он понимал что заслуживает сказанного и это лишь правда, но она была произнесена слишком неожиданно, и ... как-то очень естественно. Берен протянул руку и дотронулся до плеча нолдо, понимая что нарушает границы, но сейчас, кажется, они отошли от остальных именно за этим.
- Спасибо Торондир. Пусть Враг назначил плату за меня живого и награду за мертвого, пусть все в окрестных землях знают об отряде Барахира, но мне важны эти слова от тебя, молчаливого стража Командира, доблестного и отважного, кем и я восхищался с детства. Прости, я не узнал тебя... Я бывал с дядей, реже с отцом, в крепости лордов Ангрода и Аэгнора, и видел приезжавшего туда гонца... но он был весел и смешлив, и волосы у него были... Прости.
Всё было верно - до войны, до пламени Торондир был совсем иным; кто прежде знал нолдо, не мог не заметить этого. Порой едва ли не те же слова произносились, но в устах Берена они звучали совсем иначе. Потому ли, что он был Смертным? Или потому, что так долго противостоял врагам?
Берен убрал руку и посмотрел в глаза нолдо. - Я не знаю что за страшная доля тебе досталась что так изменила тебя. Но знай... то что происходит в этом походе - очень необычно. Я получаю дары от Судьбы, все о чем я мечтал мальчишкой стало окружать меня. И вот теперь - разговор с тобой, гонцом моего Командира. - И барахирион тепло улыбнулся Торондиру. - Спрашивай меня о чем пожелаешь, и я отвечу тебе на все.
Берен видел в нём отважного воина, хранителясекретов и тайн Короля, но при этом не мрачного и гордого от осознания своей значимости, а собранного, но скорого на улыбку... Как же изменился Торондир, как же изменились они все...
- Многие в Нарготронде избегали напоминаний о войне, в уверенности, что ей не проникнуть в стены Города, - он потёр висок. Наверное, Берен знал об участи владык родного края, но Торондир не мог не начать с этого. - Мне же не забыть Лордов Дортониона, окружённых огнём и врагами; с ними был и вождь народа Беора. Я ничем не мог помочь им, и не успел привести помощь - только  донести весть о войне и беде. Я не столько подгонял коня, сколько удерживал его, чтобы он не взвился на дыбы, и потоки огня преследовали нас, точно злобные хищники. Должно быть, то был колдовской огонь: я долгие годы не мог исцелиться, и годы мне всюду чудился запах гари.
...И не только горящего дерева, но о том Торондир и сейчас не желал говорить вслух.
- Более я не возвращался в Дортонион, и не мог узнать, удалось ли кому-либо хотя бы предать земле тела павших Лордов. Не знаю я и о том, что сталось после завершения Дагор Браголлах с землёй, которую я прежде любил и рад был видеть её... Достойно изумления, что тебе удалось уцелеть там так долго, и не тихо укрывшись от врагов, а истребляя их. Но ты лучше, чем кто-либо знаешь - каков сейчас Дортонион? Может ли он исцелиться со временем, если враг будет изгнан? Я надеюсь, что однажды нолдор всё же сумеют собрать силы и изгнать его.
Берен ответил ему. Торондир слушал слова адана, и словно незримая нить протягивалась меж ними: не новая, но бывшая и прежде, только оставшаяся незамеченной. Так он, довезённый друзьями в стены Нарготронда, месяцами не покидал их, а выйдя, увидел молодую траву и распускающиеся цветы. Весна наступила раньше, но он лишь тогда узнал о ней;  не потому только, что оставался в каменных стенах Нарготронда - эльдар чувствуют ход времени и смену времён года - но, скорее, будучи погружён в иное.
Берен говорил о снеге и мирных шутках не ждавших беды, о дыме, что заволок всё, и Торондир мысленно видел и ощущал то же. Они понимали друг друга - быть может, только в этом, но понимали. Бывший гонец чуть усмехнулся в ответ Берену -  без тени весёлости или насмешки.
Сказанное им было нерадостным: к павшим не смогли пробиться и похоронить их (быть может, и хорошо, что погибли - в огне? Хотя бы не стали пищей для тёмных тварей). И Дортонион на годы пропитался тем запахом - горелого дерева, обожжённой плоти, крови и смерти... Но Берен не терял надежды:
- Не знаю, Торондир. Но вера говорит мне что это зло, как и любое другое может быть и должно быть исцелено. Иначе нет смысла в нашей войне с Врагом, ибо все утерянное было бы утеряно безвозвратно. А так, даже если не в наш век, но в век наших Детей Таур-ну-Фуин снова станет Дортонионом, то все наши жертвы были не зря.
- Ты сейчас говоришь... как Командир, - удивлённо произнёс Торондир. Он знал, конечно, что Фелагунд наставлял эдайн, но столь явных его учеников пока не встречал.
- Думаю Командир был бы рад узнать что эдайн переняли хоть часть его мудрости, которая мне во многом доставалась от Андрэт.
- Желаю, чтобы твои слова сбылись, и твои дети или внуки стали свидетелями этого исцеления. И что бы ни ждало нас после... я рад, что встретился с тобой.
Он приостановился, вновь собирая ветки и сучья. Кажется, для костра было довольно. Не пора ли было вернуться в укрытие? Они не удалились далеко от своих, и всё же...
На лице адана одни чувства так скоро сменялись другими - печаль воспоминаний улыбкой радости и надежды, и вновь печалью: как видно, этот разговор был важен для него.
- Чем бы не закончился наш поход, мои дети не будут жить в землях Дортониона, даже если он очистится, а мне Единый пошлет детей. Земли моего детства не подойдут для королевны моего сердца. Но что бы ни ждало - я тоже рад нашей встрече, Торондир. Расскажи мне, что ты делал после того как пал Край Сосен? Как ты смог выбраться, как прошли для тебя эти десять лет? И хотя ты жил в стороне от войны, мне думается что и для тебя они не были легкими.
Торондир немногое желал сказать Берену: всё же слишком привык молчать. Но он не мог,  задав вопросы ему, оставить его собственные без ответа.
- Как выбрался? Мчался на юг, к Анаху, скорее ветра и пламени, избегая густых лесов, а дальше через Димбар на запад и по дороге мимо Брэтиля - не тем же ли путём и ты достиг наших земель? Передал весть, а затем и мной, и конём моим занялись целители... Дальше потянулись годы исцеления - в самом деле, не самые лёгкие. Нескоро я мог вновь принести вести из Нарготронда - вначале стражам Дориата... По счастью, мой друг, Фэргенол, никогда меня не оставлял. Были и другие, что обо мне заботились, особенно в первое время - от целительниц до Командира. Но многие, кто прежде был рад мне, теперь отводили взгляд; я скоро приучился возможно реже попадаться на глаза.
Он замолчал, сжав руку Берена - руку друга. И повернул назад, думая, что теперь ему в самом деле стоит изменить эту привычку - не только с Береном. Ни один из тех, кто вышел в поход, не отвёл бы глаз, как не стал бы избегать напоминаний о врагах и бедах.
- В этом мире много Искажения, Торондир. Много несправедливости, жестокости, равнодушия, что хуже злобы... увы, такое есть среди всех народов Арды. Но все же Тьма не смогла распростереть свои крыла над всем миром, укрыть его словно полог ночи, но без звезд... Этот мир принадлежит тебе, и друзья принадлежат тебе, Тьма же не всесильна, что бы разрушение причиненное ею однажды лишало радости навечно. И думается мне Нарготронду было бы хорошо это понять.
Торондир слушал Берена, и смотрел на него иначе, чем до этого разговора. Он по-прежнему оставался героем людей и вместе - одним из них; более того - за ним можно было следовать. А говорил он - об Искажении и о надежде.
"Тьма не всесильна"... а говорили, эдайн мало знакомы с эстель.
- Ты рождён, чтобы стать мудрым вождём, Берен Барахирион, наследник Беора... - начал Торондир и поправился. Губы его тронула редкая улыбка. - Ты мог . бы стать мудрым вождём, а кем станешь - быть может, не знает и Владыка Судеб.
Намо Мандосу было ведомо как былое, так и грядущее. Но у Второго народа был особый путь; рядом с Береном  это ощущалось особенно ясно.

На четвёртое утро Торондир стал прятать следы их вчерашнего костра; под руками нолдо живая земля скрывала обугленные ветви.

Близ Иврина, когда все испили целительной воды, и зазвучали песни, Берен резко поднялся и ушёл. Фэргенол перевёл взгляд на друга - тот лишь кратко взглянул в сторону зарослей. Угрозы не было. Но Берен не возвращался, и Фэргенол незаметно поднялся, лишь тронул руку Торондира. Они бесшумно скользнули в заросли. Заметив адана, они приблизились, но не заговаривали первыми. Быть может, он не хочет, чтобы его тревожили сейчас.
- Простите что покинул вас. Кто здесь? Как давно вы здесь?
- Торондир и Фэргенол. Мы подошли только что - тебя долго не было. Опасности здесь нет, и всё же...  - бывший гонец Нарготронда прервался, не договорив. Мир и покой всегда оставался для него передышкой, отдыхом, и рядом бродила война. Она в самом деле не завершилась, хотя Финроду и удалось оградить от неё Нарготронд. Сейчас же им в самом деле был дан отдых перед тяжким путём мимо Тол-ин-Гаурхот, и тем драгоценней он был.  - Если ты желаешь уединения, мы не станем мешать тебе.
Нолдор смотрели на Берена с изумлением. Переменился и взгляд, и выражение, и тон - только что он говорил совсем иначе, думая прежде всего о ночлеге. О чём он думал сейчас,?  Особая ли радость, горесть ли или поиск ответа увели  Берена от остальных? Если последнее, скорее всего, он нашёл ответ... Торондир сжал руку Фэргенола, которого недавно упоминал в беседе с аданом как верного друга, что никогда не отворачивался от него.
- Я задержался. Но не уходите. Или возьмите меня с собой.
-  Ульмо говорил с тобой? - тихо спросил Берена Фэргенол.
- Не знаю. Люди иначе устроены чем эльдар. За годы что я воевал с Врагом в Дортонионе, я научился говорить с зверями и птицами, но у меня это происходит иначе чем у вас. Я обращаюсь к ним и они понимают мои слова, когда же они приносят мне вести, я словно догадываюсь о чем: где враги и какие, много или мало, но не число и не четкие образы, скорее насколько велика опасность. Я размышлял об умении что у меня появилось и подумал даже: не дар ли это госпожи Йаванны? Но я не знаю наверняка, как не знаю и почему видел тропу в густом тумане, что, оказывается, закрывал Дориат...
- Да, это могло быть даром Йаванны тому, кто один защищал свою землю и живущее на ней от лиха и порчи, - согласился Торондир. То, о чём он говорил, отнюдь не было обыкновенным для эдайн. Он бывал в Дортонионе и видел народ Беора - он не обладал такими дарованиями. А Берен продолжил:
- Вот и сегодня... Я словно совершил омовение, но я не знаю просто ли так совпало, или и правда владыка Ульмо посмотрел на меня... Неужели такова власть Тени что пала на мой народ что мы вечно будем блуждать впотьмах и не увидим чуда, даже когда оно пройдет через нас?
- Я мог ясно различить его голос в этих водах, хотя и не совсем так, как у Моря, - отозвался Торондир. - И я уловил и теперь знаю, что мы подлинно под надёжнейшей защитой - даже лазутчики не пролетят здесь, не приметят и не услышат нас.
Иначе не пели бы здесь песни так долго, будто во дни мира. Не только звон струй и тень гор скрывали отряд.
- Как это, слышать его голос? И на что это похоже? Говорит ли Ульмо лишь о своем для тех кто может понять, или говорит с теми кто может понять? Отвечает ли он вам?
Отвечая Берену, Торондир задумался - что слышит адан, что нет? Он нередко встречался с людьми в Дортонионе, но никогда не сближался так, чтобы беседовать с ними о Валар, об их знаках, посланиях или вестниках. А с Береном сейчас говорил, и словно ещё одна нить связывала их.
- Глубокий голос сквозь песню вод, голос, рождающий образы в уме... - задумчиво произнёс он. - Ему всегда можно верить. И если Ульмо пожелает обратиться к тебе особо, если понадобится, чтобы ты в точности понял его послание... думаю, ты услышишь ясно и поймёшь. Правда, ко мне он не обращался так; спроси лучше Командира.
Об ином говорил с Береном Фэргенол - о вине, и замысле, и Роке.
В ответ на слова Фэргенола, что не Берен обрёк Нарготронд Року, адан произнёс:
- А если кто обрек Государя, это тоже не я? Я понимаю это, друг, спасибо. Но все равно... горько. В этом мире очень много горечи и она идет об руку почти с любой радостью. Только начал говорить ты, а теперь мы заговорили про меня...
- Сейчас можно говорить обо всём, - произнёс Торондир. Он сам же сказал о том, что расслышал в песне вод, и в его словах не было ни тени упрёка. - Но Государя лучше не упоминать и сейчас - чтобы привыкнуть, что мы более никого не зовём своим Королём.
Поясняя свои слова, он сам заметил, как странно, почти дико звучит произнесённое: те, кто отрёкся от Короля, быть может, сейчас рассуждают о нём и будут ещё рассуждать и вспоминать; а они, верные Фелагунду, ради безопасности не могут и назвать его имени или титула. Сейчас - могли бы, но не стоило.
Чуть позже оба друга, как обычно, не сговариваясь повернули головы к берегу озера, где собрался отряд, и вновь перевели взгляд на Берена, словно спрашивая. Затем они вернулись к остальным.

+1

6

Фэргенол

Он родился в 1491 г. П.Э., и не успел повзрослеть ко времени Исхода. Имя его говорило об остроте и проницательности ума.  Не той мудрой проницательности, что позволяла понимать других и заранее оценивать последствия своих действий, а остроте чутья: на квэнья оно звучало как Тэреваханда, а не "Финва-"  Пожалуй, если бы он когда-либо играл в ту же игру, что и Финдарато со своими друзьями - находить верную дорогу с закрытыми глазами, по звукам и запахам - то часто выходил бы победителем.

Выплывшего из тумана путника, лицо которого скрывал капюшон, первым приметил Фэргенол. Вместе с Гвэтроном он проводил Берена в Нарготронд. Он и так намеревался вернуться в город - его как раз должны были сменить. Не первые сутки он не смыкал глаз, и в башне Гвэтрон предложил ему отдохнуть вместе с аданом. Согласившись, тот прилёг на одну из лавок вдоль стены.
В темноте Берен не мог идти скоро; "Зато и тайных троп не запомнит", - подумал Фэргенол. По пути он оставался молчаливым, а на броде шёл позади Берена, готовый удержать, если бы адан оскользнулся на камнях.

Налетевших на второй день пути ворон Фэргенол первым почувствовал. Он ясно ощущал угрозу. Не сговариваясь, он и Торондир, что первым увидел их, припали к земле. Потом так же, не сговариваясь, переглянулись: они могли успеть скрыться от глаз лазутчиков, но не успели бы скрыть от них упустивший нужный миг отряд.

Когда ко второй ночи похода стало известно пророчество о гибели Финрода, и он помог эльфам уснуть своей музыкой, уснули почти все. Встал один Фэргенол, тихо и осторожно, чтобы не беспокоить укрывшегося с головой Торондира. Не знающие нередко принимали их за братьев: прямые чёрные волосы, равно острые взгляды светло-серых глаз, ритм движений и шагов - и тот одинаковый. Деятельные, легко увлекавшиеся и не любившие подолгу оставаться в каменных стенах, после Битвы Внезапного Пламени оба друга словно ушли в тень, стараясь держаться незаметно, хотя причины для того были различными.
Фэргенол, искусный мечник, лучше многих умеющий предугадать движения противника не получил и царапины за всё время, что он сражался в Битве Внезапного Пламени недалеко от своего Государя. В продолжение схватки гнев его всё разгорался, и в пылу боя он позабыл обо всём, кроме орков, которых так умело сражала его рука, да ещё товарищей слева и справа. Пока, случайно обернувшись, не увидел Финрода отрезанным от своих, окружённым... Что бы потом не говорили Фэргенолу и сам Фелагунд, и другие, он почитал случившееся своей виной, и стыдился смотреть в глаза Королю - едва ли не до этого самого похода.
Он ли, Торондир ли первым принял решение к нему присоединиться, Финрод не знал. Они и здесь держались так же незаметно, как и всегда в последние годы.  Все остальные, даже молчаливый Дэльвэ, что-то важное сказали в тот час своему Королю, другим уходящим, остающимся. Торондир и Фэргенол и знака не подали, что тоже уходят. На первый взгляд они поддались общему настрою, ничем не поддержав Финрода. Просто из тронного зала он вышел с восемью верными эльфами, а когда прошёл ближайший к нему коридор, их было десять.
Сейчас Фэргенол оглядел эльфов у самого костра. Заметив, что и Эдрахиль бодрствует, вновь лёг так же бесшумно, как поднялся. По этому Финрод понял, что он намеревался дежурить этой ночью. Если бы оказалось, что весь отряд уснул, тихо просидел бы всю ночь у костра, вглядываясь и вслушиваясь в ночь. Но сам - не вызвался бы.

На следующее утро Торондир старался держаться сзади-слева от Финдарато, а Фэргенол - невдалеке от него. Он что-то чувствовал, и временами друг ловил на себе его взгляд. Финрод, пожалуй, что не замечал Торондира с Фэргенолом - только чувствовал: они тоже рядом. Пасмурный день близился к середине; всё чаще встречались кустики вереска, рыже-красные по осени. Вдали, меж холмиками, они сливались в пятна. Фэргенол внимательно смотрел вдаль; кому как, а ему вереск осенью напоминал о Битве Внезапного Пламени. Но вместе с тем - и о жизни, которую не сумели уничтожить ни пламя, ни враги. 
...Но то - здесь, где до Ангбанда ещё неблизко. А на Анфауглит?

Торондир с Фэргенолом приостановились, укрывшись у пригорка, который и холмиком-то трудно было назвать. Одними взглядами и едва уловимыми жестами они решали, не стоит ли разделиться. Они следили, не грозит ли опасность Государю Фелагунду, но не стоило забывать и о безопасности Берена, ради которого Государь и оставил Нарготронд; а он и Фелагунд разошлись, оказавшись поодаль друг от друга. Торондир ушёл туда, где последний раз приметил Берена, а Фэргенол остался недалеко от Финрода.
Его не встревожил ни отдалённый выстрел Меледира, ни едва уловимое движение за спиной. Не враг, друг осторожно подкрадывался сзади. Он выждал немного, резко пригнулся, и через голову перелетел венок из трав. Мечник поймал его, тихо спросил, не оборачиваясь:
- Время ли сейчас для шуток, Гэллвэг?
Он был уверен, что это не мог быть никто иной. Теперь, после появления лазутчиков и после пророчества, подобные мирные забавы казались Фэргенолу совсем уж легкомысленным. Конечно, впадать в уныние им тоже не следовало, но никто и не был близок к тому. А следовало - быть настороже. Всегда.
Фэргенол уловил улыбку Финрода, говорившего с Мэретионом, отразившуюся в его глазах память об Амане Неомрачённом, и не встречаясь взглядом с Королём, издали - и не ответил ни укором, ни пожатием плеч на настрой Гэллвэга. "Сегодня - ещё время" . Неужто и Король считал так же? Он знал, на что шёл, он предупредил их, чтобы они были готовы. И всё же светло радовался чему-то, чего не замечал тайно оберегавший его воин. Или - не "чему-то", а просто радовался. Могло ли быть, что Гэллвэг лучше понимал его? Вдруг припомнилось, что настоящее, отцовское его имя - Инглор... Ингалаурэ.
Гэллвэг попросил нежданно, показав, что за его шутками скрыто отнюдь не легкомыслие:
- Ведь нас ждет действительно непростой путь, посоветуй, как скрывать свои шаги так, чтобы не раскрыться. Мы не разглядели многие возможности, почему бы сейчас не воспользоваться теми, что дарует судьба? Мы можем многому еще научить друг друга.
- Ты чувствуешь ветер, но не видишь его. Стань ветром. Стань взглядом, слухом, чутьём, - пожалуй, он отвечал сейчас не Гэллвэгу, а Инглору. Спросил чуть слышно. - О чём ты думал, решив меня разыграть?
До взгляда на Государя, до просьбы - это был бы укор, не вопрос и не просьба - тоже научить, показать скрытое от него.
Сейчас, когда Фэргенол говорил с Гэллвэгом, его, конечно, могли заметить - прежде всего Государь Финрод. Этого можно было не избегать: все они порой сближались. Но после в продолжение дня не стоило вести разговоры ни с кем иным, даже с другом. Верно, решил Фэргенол, и Гэллвэг легче приметил его именно тогда, когда они с Торондиром договаривались разойтись.
Гэллвэг отозвался:
- Пока можем смеяться, отчего бы не делать этого? - и, словно поймав настроение спутника, вдруг посмотрел внимательно. - Когда взошел Итиль, а следом Анор - кто знал, кто ждал чуда? Мы готовились к чему-то тяжкому на этом берегу, а получили такой дар... Я не смогу поймать и удержать солнечный свет в ладонях, но могу радоваться тому, что он есть. Свет, земля, травы, вот этот дождь... Уйдем мы или нет - они останутся. Но пока это все - и для нас тоже. Как не отвечать миру?
Фэргенол серьёзно кивнул Гэллвэгу и умолк вновь.

Когда был выбран путь через долину Сириона, Торондир то скользил взглядом по Берену, то вновь отводил его. Фэргенол заметил сомнения друга. Не кивнул даже - опустил веки: этого было довольно, чтобы Торондир прямо взглянул на Барахириона и шагнул к нему. И горец тоже поднялся.
- Хоть вы и хорошо видите ночью, не стоит ли, пока светло, пойти и принести еще немного дров?
Вместе они двинулись по берегу реки, и только спустя время вернулись в укрытие. Торондир отошёл в сторону, повернулся к Фэргенолу.

На четвёртый день Финрод стал выстругивать факелы из ствола упавшего дерева. Он начал рубить ветви почти одновременно с Береном, остальные же подходили к ним поочерёдно. Словно передавали огонь другу: Финрод и Берен - Эдрахилю, Эдрахиль - Гвэтрону, Гвэтрон - Меледиру, Меледир - Гилдину, Гилдин - Гэллвэгу, Гэллвэг - Мэретиону, Мэретион - Боргилю, Боргиль - Торондиру, Торондир - Фэргенолу. Боргиль, закончив, глянул на Финрода - и пополнил заодно запас стрел, уже не впервые. Вскоре к нему с улыбкой присоединился Мэледир, следом и другие.

На берег Иврин первым вышел Финрод:
- Я вверил отряд защите Владыки Вод точно рукам верного друга. И он помог нам безопасно прийти сюда, где не ступала нога никакого злого создания, где голос его внятен каждому, и воды целительны и чисты, как кристалл. Подойдите и испейте! Пусть они придадут нам сил, что не оставят нас и позже, и мы унесём с собой эту радость.
Затем эльдар начали петь.
Фэргенол внимал песням, но его не оставляло напряжение, хотя он и верил словам Государя Фелагунда и защите Ульмо.  Берен резко поднялся и ушёл, и Фэргенол в первый миг встревожился - что заметил Следопыт? - всмотрелся в темноту, вслушался в Незримое.  Угрозы не было. Перевёл взгляд на друга - тот тоже лишь кратко взглянул в сторону зарослей. Значит, у Барахириона были свои причины отойти от кромки воды и от эльфов отряда; ему не стоило мешать.
У самого Фэргенола, сидевшего чуть в отдалении от других и скрытого тенью, тоже была причина. Он, ушедший навстречу опасности и, верней всего, гибели, чтобы искупить былую вину, не чувствовал себя достойным этого светлого отдыха, этой радости, которой  нельзя было не чувствовать здесь. Он не защитил своего Короля в Топях Серех, когда его спасли Барахир и его дружина...
...Сейчас он следовал не только за Финродом, но и за Береном Барахирионом, в те дни - одним из той дружины. Эта возможность была ему дарована судьбой. Но тогда - была дарована и эта остановка у Эйтель Иврин? Испить бы ещё глоток, вопросив Ульмо...
Берен не возвращался, и Фэргенол незаметно поднялся, лишь тронул руку Торондира. Они бесшумно скользнули в заросли. Заметив адана, они приблизились, но не заговаривали первыми. Быть может, он не хочет, чтобы его тревожили сейчас.
- Простите что покинул вас. Кто здесь? Как давно вы здесь?
- Торондир и Фэргенол. Мы подошли только что - тебя долго не было. Опасности здесь нет, и всё же...  - заговорил Торондир и  прервался.- Если ты желаешь уединения, мы не станем мешать тебе.
Сейчас им в самом деле был дан отдых перед тяжким путём мимо Тол-ин-Гаурхот, и тем драгоценней он был. Иврин говорил о правоте Гэллвэга - и Государя, не забывавшего о радости.
Нолдор смотрели на Берена с изумлением. Переменился и взгляд, и выражение, и тон - только что он говорил совсем иначе, думая прежде всего о ночлеге. О чём он думал сейчас,?  Особая ли радость, горесть ли или поиск ответа увели  Берена от остальных? Если последнее, скорее всего, он нашёл ответ... Торондир сжал руку Фэргенола, которого недавно упоминал в беседе с аданом как верного друга, что никогда не отворачивался от него.
-  Ульмо говорил с тобой? - тихо спросил Берена Фэргенол, сам искавший ответа Владыки Вод. 
Даже здесь ему пришла на ум отнюдь не счастливая мысль: Финрод предрёк свою гибель в этом походе, своей же судьбы он не знает. Что, если сам он не погибнет, защищая своего Короля? Что ему делать, если он никогда уже не искупит свою вину? Мысль явилась незваной, когда он смотрел на Следопыта, и потому сменилась иной: каково было Берену услышать это пророчество, не чувствует ли он сейчас того же, хотя это и не его вина - не он отрёкся от своего Короля? Не только слышать, объявить о нём всем.
"Возможно в этом есть правда, в том что именно я вам говорю о злом провИденьи Командира..."
Было странно думать так, когда он сам чувствовал свою вину не только перед Государем, но и перед Береном как сыном Барахира и одним из тех, кто защитил Короля вместо него, одного из лучших мечников: ради этого погибли иные из тех, кого Берен, несомненно, знал. Он должен был быть рядом с Финродом...
...И словно вспыхнуло: он рядом с Финродом сейчас, когда народ Нарготронда оставил его, и будет рядом с ним столько, сколько сможет. Если разделит с ним беду и гибель, то очистится от былого; если нет - легче будет Берену и тем из отряда, кто тоже уцелеет.
Быть может, это и был ответ.
- Не знаю, - задумчиво покачал головой горец. - Люди иначе устроены чем эльдар. За годы что я воевал с Врагом в Дортонионе, я научился говорить с зверями и птицами, но у меня это происходит иначе чем у вас. Я обращаюсь к ним и они понимают мои слова, когда же они приносят мне вести, я словно догадываюсь о чем: где враги и какие, много или мало, но не число и не четкие образы, скорее насколько велика опасность. Я размышлял об умении что у меня появилось и подумал даже: не дар ли это госпожи Йаванны? Но я не знаю наверняка, как не знаю и почему видел тропу в густом тумане, что, оказывается, закрывал Дориат... Вот и сегодня... Я словно совершил омовение, но я не знаю просто ли так совпало, или и правда владыка Ульмо посмотрел на меня... Неужели такова власть Тени что пала на мой народ что мы вечно будем блуждать впотьмах и не увидим чуда, даже когда оно пройдет через нас?
Торондир в ответ заговорил о Йаванне и Ульмо. В голосе Берена, в его вопросах звучало и иное, и он говорил с горечью. Иврин был Озером смеха, но не один Следопыт принёс свою горечь на его берега.
- Я думал о следе Тени в сердцах Смертных, когда встретил их. А сейчас думаю об ином: эдайн - твой отец, ты сам, твои друзья и родичи - защитили и спасли Командира, когда я не сделал этого. Хотя должен был - именно я, поначалу сражавшийся рядом, - произнёс Фэргенол и невольно потупил взгляд.
- Однажды орки сожгли деревню, а всех кто в ней жил от мала до велика убили. И я думал - почему я не защитил их? Ведь это мой народ, ведь я был должен... И я до сих пор не знаю, быть может я мог поступить иначе чем было и тогда предотвратить, спасти... а может и нет. Я делал как мог и что мог, и хотел бы лучше, больше... Хотел бы разрушить Ангбанд и сковать Моринготто. Но... я могу лишь то что я могу. И я не знаю где ты был в тот день, но одного того что ты был должен что-то сделать не достаточно что бы ты мог это сделать. И по тому я не думаю что есть твоя вина в случившемся. Кроме того - ведь мы, люди Третьего Дома, тоже должны были помочь своему Королю.
Фэргенол слушал слова Барахириона - о возможном и невозможном, и о вине, и о тех, кого не сумел защитить он сам. Странны были эти слова - словно он бы давно знал Фэргенола и давно готовил эту небольшую, чуть сбивчивую речь - именно о том, что ему нужно было услышать...
Или же ему именно в эту минуту дано было произнести это.
- А может быть в этом был особый Замысел - не спаси мы тогда Государя, не получил бы отец его кольцо, не пришел бы я в Нарготронд... А может то был не Замысел, а Рок.
- Нет, - тихо ответил Фэргенол. - Рок нолдор связан с предательством и страхом предательства, ты в этом не повинен. Если кто и обрёк Нарготронд Року, то не ты.
И он, Фэргенол, тоже не был повинен в этом. Он не был рядом с Государем, увлёкшись истреблением орков, но никогда не отрекался от него и не забыл своего обета. Он не забудет и о несделанном, о том, что гордиться ему нечем... Но не пришло ли время поднять голову - здесь и сейчас, у Иврин?
Вдали смолкли отзвуки арфы. На время или Государь более не будет петь сегодня? Жаль было не услышанного, но сейчас - им нужно было оказаться здесь, рядом с Береном.
- А если кто обрек Государя, это тоже не я? Я понимаю это, друг, спасибо. Но все равно... горько. В этом мире очень много горечи и она идет об руку почти с любой радостью. Только начал говорить ты, а теперь мы заговорили про меня... - И Берен заглянул в глаза нолдо.
Две улыбки на один ответ - одна  дружеская, другая печальная. Он и назвал Фэргенола другом, пусть они и не были прежде близко знакомы. Сейчас они были вместе... и Барахирион думал о роке, о том, что, возможно, он обрёк на гибель Финрода. Его тяготило большее, чем самого Фэргенола - тогда Государь был спасён, сейчас же...
Сейчас же их ждал отдых у Иврина. Столь мирный, что даже опытный воин и следопыт расслабился.
"В самом деле, если здесь и лазутчиков быто не может, говорить можно обо всём, но...", - подумал Фэргенол. И Торондир сказал, что лучше не упоминать Финрода.
Вскоре он шагнул к Берену, протянул ему руку. Нужно ли было много слов в ответ на сказанное Береном? Быть может, довольно было открытого взгляда в ответ. И краткого:
- Я тебя понимаю, друг.
"Пожалуй, и Берен, сын Барахира, может понять меня лучше многих нарготрондцев".
Чуть позже оба друга, как обычно, не сговариваясь повернули головы к берегу озера, где собрался отряд, и вновь перевели взгляд на Берена, словно спрашивая. Затем они вернулись к остальным.

Минула четвёртая ночь, и эльдар пробуждались один за другим под пение птиц. 
- Последний мирный день перед уходом в омрачённые земли, - тихо произнёс Фэргенол, вновь представив себе путь. Сейчас это не исполняло его тревогой, напротив. Не время для тревог.

+1

7

Гвэтрон

Он родился в 1380 Г.В. в Тирионе. В Амане державшийся в стороне от споров о верности и лишь потому считавшийся сторонником Дома Арафинвэ, он наверняка повернул бы назад вместе с ним - по той же причине. Увиденное в Альквалондэ так потрясло его, что он рухнул наземь, словно сражённый мечом или стрелой, и не поднимался, пока не услышал песню. Это не был плач о погибших, но призыв к уцелевшим - подняться, собрать силы, жить... Нолдо не сразу узнал голос Финдарато. Но услышавшие - поднимались, приходили в себя лишённые чувств и близкие к смерти от горя, выбирались из-под тел родичей раненые, тэлери и нолдор. И когда поднялся сам Кунэтарья - именно так, Упругим луком, звали его за походку и движения - внизу тоже шевельнулся раненый мореход, и нолдо похолодел от мысли, что в своём потрясении мог невольно погубить его. И начал помогать.
Во дни Исхода нолдор были принесены многие обеты и присяги; должно быть, и Кунэтарья поддался тому же настрою, произнося: " Клянусь отныне: куда бы ты ни пошёл и куда бы ни повёл, я последую за тобой".

В Белерианде он назвался новым именем: Гвэтрон, Давший обет.

Гвэтрон был среди тех, кто встретил Берена, пришедшего на Хранимую Равнину. Вначале он в удивлении вскинул брови, не понимая, как сын Барахира мог оказаться здесь.
- Мы приветствуем тебя, Берен, сын Барахира, - произнёс он, увидев кольцо и глаза адана. - Следуй за нами.
Какую бы весть не нёс Берен, решивший вернуть Государю кольцо, какая бы нужда не привела его сюда, она, несомненно, была важна. Так что Гвэтрон решил стать его проводником. Услышав: "Чем меньше я буду знать, тем лучше", Гвэтрон одобрительно кивнул. Конечно, тот, кто сумел так долго скрываться от врагов, истребляя их, и ныне оставил преследователей ни с чем, мог понять, как важна скрытность. Ему не нужно было объяснять, что его возгласы на границе Хранимой Равнины могли привлечь внимание не только стражи. Хорошо, когда в объяснениях не было нужды.  Уже в сторожевой башне он продолжил, тогда как другие дозорные молчали.
- Верно, ты проделал долгий путь. Отдохни здесь до ночи. Затем мы поведём тебя к Нарготронду и к Государю, - а после обратился к Фэргенолу, который не первые сутки не смыкал глаз. - Отдохни и ты.
Сам он поднялся на самый верх, наблюдать за окрестностями.
Вечером с Береном разделили трапезу.
- Пора, - сказал Гвэтрон после, видя, что совсем стемнело. - Если будем идти как обычно, на третий день достигнем врат города.
Не замедляя лёгкого, пружинистого шага,  глянул на адана. Быть может, вместе с человеком им лучше идти медленнее, хотя он и отдохнул? Или, напротив, со всей возможной скоростью, так неотложны его вести и нужды?
- Для Смертного лес осенней порой так же темен что подвал для вина без свечи. Я могу идти быстро и долго, но я буду идти чуть не на ощупь, и по тому могу вас задержать.
- Тогда пойдём медленней. Нас ты видишь? - обеспокоился Гвэтрон. При встречах c теми, кто следил за тайными тропами, в Гвэтрон объяснял, что ведёт в город Берена, сына Барахира, и эта весть передавалась по цепочке.
Гвэтрон мог бы разговориться с аданом, останься они наедине, или, напротив, заведи общую беседу втроём - гость и двое проводников. Но молчаливый Фэргенол был не лучшим собеседником. Да и сам Берен казался неразговорчивым. Кто знает, что он пережил по пути сюда, да и прежде, в разорённом врагами Дортонионе?
- Через Нарог нет бродов ниже по течению, нет и мостов, - пояснил Гвэтрон на другой вечер, когда вышли к слиянию Нарога и Гнглита.
- Мне стоит тебя предупреждать что я не умею плавать?
- Если пройдёшь за мной по камням, воды будет по колено, - ответил Гвэтрон. Сам он прекрасно видел, как близко эти камни, крупные и скорее плоские, чем округлые, к поверхности воды, но для человека, должно быть, и такая ясная и светлая ночь, как эта, была слишком темна, так что шум и скорость потока вводили его в заблуждение. Эльф вопросительно взглянув на Берена, протянул ему руку, хотя, быть может, он мог обойтись и без этой помощи.
На третий день пути к Нарготронду, услышав многоголосый щебет, Гвэтрон, любивший кэлвар, поднял руку в прощальном жесте. Утки, гуси ещё останутся здесь, а певчих птиц уж не услышать до весны...

Решение покинуть Нарготронд далось ему легко ещё и оттого, что он мог понять Финрода, исполняющего свою клятву, и Берена, исполняющего свою.

Ненадолго обернулся к югу, к оставшимся в Нарготронде жене и дочерям, а затем, резко - на север. Его в три голоса просили остаться, называя поход безумным и гибельным. Он крепко обнял их на прощанье и шагнул к Эдрахилю…

На третий день стороной прошли волки. Опытный вожак вел стороной серую стаю, покинув привычные охотничьи угодья, они уходили на юг и запад с тех пор, как Тень захватила Тол Сирион. Позади стаи плелась, припадая вперед, крупная волчица. В лапе у неё торчат обломок орочьей стрелы.
Гвэтрон оглянулся и подал короткий знак оказавшемуся неподалёку Эдрахилю. Тот понял, задержался, а эльда уже приблизился к раненому животному. Кровь давно запеклась вокруг перекушенного крепкими зубами древка, но наконечник глубоко застрял в плоти и вокруг уже росло нагноение. Коснувшись сознания волчицы, Гвэтрон успокоил её, коротко рванув, удалил обломок стрелы, несколькими словами и движениями очистил рану и остановил кровотечение. Животных исцелять было проще, чем Детей Единого: кэлвар не сопротивлялись чарам.
- Прости, не могу пройти мимо. Если есть возможность помочь, - нолдо говорил, скорее, себе, оправдывая задержку.

А Эдрахилю вспомнилось, как в стычке на границе, когда встречали выживших в Дортонионе, Гвэтрон вот так же хладнокровно выдергивал стрелу, засевшую в его собственной ноге.

Мэледир ещё задал Берену вопрос, но тот ушёл, не ответив. Гвэтрон нисколько не удивился.
- Твой вопрос на таком расстоянии расслышал бы только эльда. И то не без труда. (= Хорошо знаком с людьми)

Гвэтрон проснулся рано, и ушел бродить  по еще зеленым рощам, не глядя по сторонам, но лишь под ноги. И теперь он стал свидетелем того как народ Нарготронда... просто вычеркнул из жизни своего Короля. Гвэтрон не мог найти себе места от негодования и праведного гнева каждый раз как его мысли заходили о доме.

- Там остались те, кто звал меня другом. Мои братья по оружию. Те кто давал клятвы... Но знаешь, оказалось что мир который я знал можно разорвать легко, как бумагу. И не Враг это делает, а мы сами. Все что было, это не основание башни, а придания на листках бумаги, что так весело горят... И когда проходит пожар... становится понятным что было настоящим, а что пустяком. Ты строил свой город, не твоя вина что его населяли лишь тени.

- Ты заговорил о тех кто не мог уйти, но что до тех кто не захотел? Сыновья будут смотреть на своих отцов, а девы на своих любимых - вот то будущее что постигнет их. И если сын вырастет достойным квэндо - сможет ли он когда уважать отца? А если он вырастет как отец - то весь их род покроется позором. И как смотреть в глаза любимой? Она теперь будет знать что твои клятвы обращаются прахом лишь при словах о лишениях.

Гвэтрон хотел продолжить... но вдруг оборвал себя. Ведь если он переспорит Финдарато, станет ли Королю от того легче? Нет...

Гвэтрон кивнул, хотя лицо его оставалось хмурым. Разве первый раз они встретились с Роком? Разве не помнит его благородный Лорд как ведут себя те, на кого пал Рок? Лишь лучшие из эльдар имеют в себе мужество признать свою вину, остальные же... найдут как винить других. Так было всегда... и вряд ли так будет иначе теперь. Нет необходимость жить так, словно не было прошлого, можно жить так словно прошлое было иным. Обмануть себя, а после поверить в эту ложь. Так поступают даже эльдар, что не забывают ничего.

Но даже те лучшие, что найдут в себе силы понять содеянное, назвать себя предателями и отступниками - зная что их Король погиб в дали, оставленный ими, - чем расплатятся они что бы искупить свою вину?.. Гвэтрон не знал чем можно за такое платить, и не хотел знать. Уж лучше идти изгнанником из своего города, преданным, на гибель - но за Лордом, чем жить мучимым памятью, виной, и не возможностью изменить что-либо и избыть. Никто из оставшихся не избегнет кары, только для тех у кого есть честь и совесть эта кара будет во много крат хуже и мучительнее.

- Знаешь... - тихо произнес эльф, - А ведь не было никакого выбора. После того как они выбрали предать, больше не осталось хорошего выбора. Идти за тобой - смерть; остаться без тебя - хуже смерти. Был только один выбор что мог вести к радости - идти всем за тобой. Но мы уже никогда не узнаем могло бы это привести к хорошему, или нет.

- Я слышал тебя. И ныне, мы одинадцать, имеем честь что не имели и многие из твоих лордов и советников. И когда Намо отпустит нас вновь, я не забуду о данном тобой мне праве. Теперь мы все арандили.

Финрод смотрел на Гвэтрона, что не видел хорошего выбора; кажется, он не верил, что всё обернётся ко благу, и не надеялся ни на что, кроме достойной смерти. И шёл за своим Королём без сомнений, оставив всё и всех - не мог не пойти. Когда они будут противостоять Врагу, он так же встанет без сомнений против Тьмы.

Нет, то, что лежит на сердце Кунэтарьи, как он некогда звался, не подточит его сил в противоборстве с Тенью... в его голосе не слышалось неутолённой жажды возмездия или обиды, но боль, гнев, жалость и презрение. Жалость к предавшим могла и пересиливать гнев, но уважать их было нельзя.

- ...вождь мудр и наделён даром предвидения, не все пророчества сбываются. У предсказаний часто бывают условия, при которых они исполняются или нет; если мы их не знаем, это не значит, что ничего не изменить. Это прошлого не изменить, будущее - можно. Мы, все десять, погибнем, чтобы это предотвратить, а не сумеем - он уйдёт последним из нас. И знай, Следопыт: я не буду винить тебя ни в чём - напротив, буду рад, что моя жизнь и смерть послужит великой цели.

Гвэтрон не стал говорить о том что пророчество о Сильмарилле наполнило его душу радостью, вот только... Не он ли недавно говорил что не все пророчества сбываются? И если он верит что Камень будет добыт, то придется верить и в то, что Инголдо погибнет. И арандиль не променял бы своего Лорда на Камень, но принять гибель Лорда ради победы, пусть важной как знак, над Врагом?.. Нет, это того все равно не стоило. Другое дело, погибнуть рядом с Лордом, ради победы над врагом - да, так уже было можно. Значит ли это что он принял и гибель Короля, и обретение Сильмарилля как данность, и теперь просто шел вперед в ожидании судьбы, а по тому свободный? Да, пожалуй так все и есть... Но Гвэтрон не хотел омрачать Боргиля, и без того к нему пришли безрадостные мысли.

+1

8

Дэльвэ

Он пробудился у Куйвиэнен в 1050 Г.В. Первое время, ещё до счёта дней и лет, жил без имени. Вначале - в молчании, затем называя вместе с другими то, что видел и слышал окрест, и свои действия. "Вэ", "Муж", было в те времена обычным окончанием мужских имён. Начало же имени на древнем эльдарине означало -"идти" или "путешествовать".  Путник, Странник. Имени Дэльвэ никогда не менял и никогда не переводил.

В первую ночь похода прежде, чем улечься на траве неподалёку от костра, молчаливый Дэльвэ коснулся руки Финрода своей ладонью, а сердца - глубоким взглядом, под которым Государь Нарготронда всегда чувствовал себя совсем юным, почти мальчиком. Квэндо никогда не сомневался в Валар, и просторы Эндорэ не манили его; в обратный путь он пустился ради оставшихся за Морем родичей, которым угрожал Моринготто...
Слова, произносимые вслух или мысленно, были излишни, а Дэльвэ так ценил дар слова, что не пользовался им без нужды...

Берену виделось - этот Перворождённый роняет слова как драгоценность.

Когда вечером второго дня налетела стая воронья,Дэльвэ окинул их долгим взглядом и нарушил молчание, впервые за день:
- Лишь тень, заслонившая звёзды. Какую весть вороны принесут хозяевам?
Он единственный из отряда хранил совершенное спокойствие, не выказывая и следа тревоги - или сдержанности, скрывающей тревогу. Слова его словно рождались из тишины и были окутаны ей, как плащом.

На третье утро пути Берен, нырнув под шелестящий полог берёзы, почти налетел на Дэльвэ. Молчаливый эльф поднял на него глаза и улыбнулся. Дэльвэ слегка наклонил голову, заметив неловкость Следопыта,  и у Барахириона возникло ощущение что его только что пролистали как книгу, а эльф заговорил:
- Располагайся в моем шатре, - слова звучали серьезно, словно золотистое убежище под березой и правда принадлежало нолдо и тот позволил Берену жить в нем. Но на самом деле речь шла о куда более постоянных вещах - адану было позволено нарушать границы, которые в обычной жизни стояли бы меж эльда и малознакомым, будь он даже из родичей.
А потом квэндо тронул его за руку - пора.

Вечером Дэльвэ стоял в трех шагах от круга теплого света костра и изучал что-то на горизонте. После склонился над костром, проверяя ужин и добавляя новые сучья.  Когда Берен спросил, куда Финрод поведёт отряд, он не шелохнулся. Когда же стемнело, и вместе с ветром стихли разговоры, Дэльвэ поднял руку, увещая и костёр притихнуть, насколько возможно.

Берен вновь беседовал с Финродом: их беседа завершала и первый, и второй день похода. "Если завершит и третий, можно счесть это обычаем Похода двенадцати", - он вспоминал, как скоро складывались новые обычаи в Великом Походе, в Амане и во время Исхода, в земле Эндорэ и в Нарготронде... С переменой судьбы всякий раз являлись новые традиции, так было и сейчас. "Поход двенадцати", - мысленно повторил он: путь их как новое сплетение нитей Судеб был достоин имени; и он назовёт это имя предо всеми. Чуть позже.

На четвёртое утро Дэльвэ улыбнулся и даже заговорил:
- Я распрямлю ветви. - И провел ладонью по стене королевского шалаша.

Эльфы выстругивали из дерева факелы. Последним, завершая начатое другими, приблизился Дэльвэ. Отложив факел, он сделал ещё дорожный посох и передал его Берену:
- Пусть круг замкнётся.
По своему обыкновению, он ничего не пояснял. Берен поймёт то, что должно понять.
Дэльвэ приостановился, а затем достал нож и через равные промежутки нанёс на ствол простые узоры.

У озера Иврин он первым начал петь. Эта мелодия, и в Амане звучавшая редко, а в Белерианде ещё реже, но не позабытая.
Для простой и древней песни о тенях, затмевавших звёзды, и о защите чистых вод, в которые не посмеет ступить нога никакого зла, будь то даже Чёрный всадник, и флейта была бы лишней.
-  Не ты ли некогда сложил её? - спросил Гилдин, когда она завершилась.
- Ленвэ, - качнул головой Дэльвэ.

Наступило пятое утро. Когда все пробудились, лишь Дэльвэ сидел у входа в пещеру, наслаждаясь покоем и гармонией. В который раз уже - он уходил, другие оставались? Авари, нандор, фалатрим, ваниар и нолдор, оставшиеся в Тирионе; теперь - нарготрондцы… Пожалуй, из всех иных они более всего были сходны с авари. Были среди них те, кто остался ради близких, и те, кто слишком любил Куйвиэнен, чтобы оставить его; таковые тепло прощались с уходящими, желая им доброго пути. Были те, кто не доверял Валар, желал жить только по своей воле и слушал иных вождей - Морвэ и Нурвэ. Иные из них совершили странствие на запад позже, без помощи Оромэ, через многие опасности, и некоторые достигли Белерианда; они были рады вернувшимся нолдор. Но большинство отреклись от западного пути и от своих вождей оттого, что устрашились возможных  опасностей и оттого, что не желали менять привычную жизнь. Те - доброго пути не желали, в лучшем случае сумрачно молчали вслед...
Не так ли и теперь? Были те, кто желал бы уйти, но не мог или слишком любил своих близких. Многие же слишком привыкли к мирной жизни в Нарготронде, и устрашились речей Келегорма и Куруфина. И пролегла меж ними грань, разделившая авари и эльдар; а теперь - ушедших и оставшихся. Он более не видел в отрёкшихся своих, разве что как в тех же авари: тоже эльфы, тоже родичи, тоже знал их когда-то.  А что, если судьба позволит увидеться вновь? Как они будут смотреть в глаза друг другу?
Дэльвэ не отводил взгляда от воды, что ни на миг не оставалась в покое. Всегда взволнованной - на поверхности; в глубине же её должен был царить покой. Или постоянство подводных течений, коих не могли переменить ветра и дожди... Стоят ли эти ветра того, чтобы нарушать его? Нет, не стоят; не стоят того, чтобы омрачать себя, погружаясь в эти чувства и воспоминания. Он достаточно владел собой, чтобы не позволить себе этого.
Не желая и отгораживаться, как от небывшего, Дэльвэ ясно представил себя вернувшимся, стоящим перед теми, кто не сдержал обетов. Если они встретятся вновь - предвидел ли он, шагая на влекомый Ольвэ остров, что однажды вновь ступит на берег Средиземья? - он не отведёт взгляда. Ему стыдиться нечего. Пусть в тот день поддавшиеся страху, отрёкшиеся от своего Короля тревожатся о том, как смотреть в глаза ему, сами, вслух или в своих сердцах, произнесут над собою суд. Вслух он его не произнесёт.... А если не произнесёт тогда, незачем произносить и ныне, в своих мыслях: для того наступит свой час.
Тем более незачем - если не случится не предвиденного, и ему не вернуться назад. В Чертогах Мандоса его будут спрашивать о его собственных деяниях, не о чужих. К этому ему нужно готовиться. К тому, чтобы войти в них неомрачённым.
И тогда - он вновь встретится с теми, с кем расстался. Долгое ожидание Мандос обещал покинувшим Валинор; долгое, но не вечное.

+1

9

Боргиль

Боргиль - самый старший в отряде после Дэльвэ: он появился на свет ещё до свадьбы Арафинвэ и Эарвэн, в 1279 Г.В. Он немного гордился своим именем - назван был в честь звезды, одной из ярчайших и красивейших.  В Амане оно звучало как Наргильо. Во времена Непокоя он какое-то время слушал Мелькора, веря, что тот действительно раскаялся.

На второй день пути Финрод спросил нагнавшего отряд Гвиндора:
-Как думаешь: кто будет верен Ородрету, если ты со своим отрядом покинешь Нарготронд? Уверен ли ты, что и он не будет однажды изгнан?
- Келегорм и Куруфин, несомненно, позаботятся о нём, - не удержался Боргиль, не любивший сыновей Феанора и не доверявший им с самого начала. Заметив, что они из лишённых земель беженцев, которым дали приют, превращаются в Лордов Нарготронда, он пытался предупредить Финрода. Тот лишь пожал плечами. Уходя с Финродом, он несколько раз с гневом оборачивался на сыновей Феанора, но так не и нашёл подходящих слов...

Боргиль мог казаться суровым, но не всегда.

Уже нашли укромное место для стоянки, развели костёр; Боргиль подкрадывался к лежащем с закрытыми глазами Эдрахилю. Он заметил: эльфийский легкий шаг, нет сомнений, заходит под ветром - хотя какой тут уж ветер, нарочно сбивается с ритма размеренной поступи, подстраиваясь под дыхание волны... Шутник из своих, кто-то из воинов, несомненно. Дождавшись, когда идущий подкрадется поближе, нолдо наугад, на звук выбросил руку, ухватив "добычу": штанину расхохотавшегося товарища, который не ожидал подвоха, и теперь протягивал вперед пустые ладони жестом "сдаюсь!" и сдавленно смеялся:
- Тебя не подкараулить спящим? Пойдем, ужин готов, Командир со Следопытом вернулись.

Услышав о пророчестве, предвещающем гибель Финрода,  Боргиль стиснул пальцы, пробормотал совсем тихо, самому себе - Финрод по движению губ догадался о начале: "Я знал..." - и прибавил что-то ещё. Быть может, о том, что понял всё после встречи с Гвиндором, но не хотел верить. А, может быть, нечто нелестное о Келегорме, Куруфине и послушавших их жителях Нарготронда.

На следующее утро он старался держать в виду Финрода. Фелагунд то и дело примечал поблизости его широкоплечую фигуру и тёмную голову с обёрнутыми вокруг неё косичками; реже ловил внимательный, настороженный взгляд. Боргиль тут же скрывался среди трав и кустов, но далеко не отходил. Не просто не терял из виду своего Короля, а оберегал его: чтобы не пропустить роковой миг и сколько возможно отвратить его.
Так поступал не он один; но именно к нему Финроду удалось приблизиться.
- Благодарю за заботу, и понимаю, отчего ты стараешься держаться близ меня. Но исполнение пророчества, не будет внезапным, как налетевшие вороны, или бессмысленным, как случайное падение в Нарог. Когда этот час приблизится, его нельзя будет пропустить.
Боргиль молчал некоторое время, не отводя от него глаз, а после твёрдо произнёс:
- Пусть это не может случиться в любую минуту -  тебе неизвестен день и час. Когда он, как ты сказал, приблизится, я буду рядом; не сумею отвратить твою судьбу, так разделю её. Не для того ли ты призывал нас быть готовыми? И не для того ли я вышел в путь, Командир?
"И не я один", - ясно читалось в открытом взгляде, но говорить за других Боргиль не стал. Боргиль был резковат и прям - впрочем, как и всегда.
Финрод положил свою ладонь на руку Боргиля; тот хмурился, но затем решительно и упрямо кивнул:
- Я понял тебя... мой Командир. И я буду рядом.
- Похоже, мне от вас никуда не деться, - ответил Финдарато.
Боргиль кивнул, удержавшись, чтобы не поклониться: за пределами безопасных земель и это могло статься неуместным.

Боргиль поравнялся с задумчивым Гилдином.
- Ты разве забыл о том, что предсказано? - тихо отозвался Боргиль, когда тот упомянул деву из Барад Эйтель. - Или ты... думаешь выжить?
Тот вскинул на него удивленные, чуть потемневшие глаза, сжал губы. Но, поймав искренне недоумевающий взгляд, оттаял:
- Не знаю.

Боргиль пренебрегал капюшоном плаща, несмотря на погоду. Скрывался он, тем не менее, хорошо - пока хотел.
- Гвиндор, - проговорил он тихо. - Мы... дружили долгие годы. Каково будет ему, если пророчество сбудется?
- А другим?
- Думаешь, они... не Берена назовут виновными, а себя? - эльда куснул губы.
- Чтобы осмелиться посмотреть в глаза собственной вине, нужно много мужества, - прищурился Торондир.

Вечером третьего дня, когда Финрод при обсуждении дальнейшего пути упомянул восточный, Боргиль чуть хмурился. Он думал не о Маэдросе - о тех воинах Келегорма и Куруфина, что отбились от них во время Битвы Внезапного Пламени и могли оставаться в Пределе Маэдроса. Их Лорды хоть не погнались следом. А воины эти? Не попытаются ли остановить поход за Камнем силой? Не они ли ещё во время Исхода едва не обнажили клинки против нолдор? Тогда едва не начавшееся кровопролитие остановил только Арафинвэ...

Когда  эльдар поочерёдно выстругивали факелы из ствола упавшего дерева, Боргиль, закончив, глянул на Финрода - и пополнил заодно запас стрел, уже не впервые.

У Иврина Гвэтрон и Боргиль рядом шли по берегу, чему-то смеясь.

Кажется, он не ждал добрых вестей ныне. Услышав о Сильмарилле, Боргиль начал было смеяться, так, будто победа была уже одержана, и вдруг осёкся.
- Что? - с долей недоумения спросил Гвэтрон.
- Ничего, о чём стоило бы волноваться, просто... Вначале я рассмеялся от радости, что Камень будет отвоёван у Врага, а после - от того, что он не достанется Келегорму и Куруфину. А здесь разница ощутимее, чем в иных местах.
- Мы получаем уроки на этих берегах, и избавляемся от Тени в себе, словно озеро решило очистить нас и отпустить в путь обновленными.
- Словно Ульмо желает подготовить нас, - наконец произнёс он. - Не для того ли и Командир привёл нас сюда - чувствуя, что так будет?
- ...Боюсь, Командир захочет что бы ты оставил свою неприязнь у этих вод.
Боргиль чуть нахмурился. Оставить здесь - это было верным, разве он сам сейчас не ощущал этого? Но как не питать неприязни к тем, из-за кого народ Нарготронда отрёкся от своего Короля? Любой из воинов Нарготронда мог уйти вместе с Эдрахилем - Келегорм с Куруфином произносили речи, а не налагали чары, да и не бывает таких чар, что лишали бы свободной воли. Но сыны Феанора подстрекали их к предательству - в ответ на помощь и дружбу; и они-то, несомненно, радовались изгнанию Короля - теперь их власть и влияние ещё возрастут. Наверняка они уже мечтают о том, как изгонят и Ородрета… Легко было бы оставить неприязнь, если бы недоверие оказалось напрасным.
- Спасибо тебе. Я поговорю с Командиром,  - Боргиль крепко сжал руку Гвэтрона и перевёл взгляд на Берена.  - Но вначале - со Следопытом. А ты, прошу, передай эту радость другим...
Он решительно обратился к Берену.
- Я почти не говорил с тобой - быть может, напрасно, - нельзя сказать, что он избегал общения с Барахирионом, да и излишней молчаливостью Боргиль не отличался. Просто не говорил ничего важнее, чем "Ещё один день подошёл к концу" или "Близится дождь". - Думаю, ты поймёшь меня лучше многих: я никогда не доверял сыновьям Феанора и не ждал от них добра. И то, что они живут в Городе, обернулось лихом для тебя и для Ко... мандира. Быть может, если бы я настойчивее предупреждал его, наш поход был бы иным; но... возможно, ты догадываешься, что отвечал мне Командир. После я и сам поверил, что они не причинят зла хотя бы из благодарности... 
Он сжал пальцы.
- Ты ведь знаешь, как они оказались в Нарготронде? - Берен не знал, и пришлось объяснять. -  Они были властителями Аглона на востоке Белерианда, но потеряли свои земли в войне, и пришли в Нарготронд как беженцы... правда, - они помогли Ородрету, без них он бы не спасся.
- Получается что если бы наш отряд не подоспел к Топям Сереха, а Кэлегорм с Куруфином к Ородрету, то от Третьего Дома оталась одна леди Галадриэль?
- Дом Финарфина остался бы без Главы. Не только помощь, но и судьба сберегла их обоих, - да, это сделали Барахир с дружиной, или Келегорм с Куруфином и их войско, но вместе с тем в этом был смысл.
Быть может, они все вместе должны были отправиться с этот поход - Финрод, и Ородрет, и сыновья Феанора... Быть может, нет. Об этом уже не узнать.
- Король принял их как друзей, как братьев - они и есть двоюродные братья, и принял их народ. И как он мог не дать исцеление раненым, отдых усталым от боёв, новых коней спешенным? Но я ждал, что восстановив силы, сыновья Феанора вернутся к своим братьям, на Химринг. А они остались в Городе, и стали приобретать всё большее влияние; и из беженцев скоро обратились в Лордов. И я спрашивал: не возжелают ли они ещё большего, чем даровал им Государь, смирятся ли с тем, что здесь они и их Дом не имеют власти?
В начале, до того, он говорил "Командир", но скоро осознал, как это неуместно: какой командир мог бы даровать земли и сделать Лордом Нарготронда? Напротив, если бы кто подслушал его нынешние слова, как связал бы того Короля и их Командира?
- Разве то было можно? Целый народ знал где сокрыт Нарготронд, и даже желай они и старайся, они не смогли бы утаить эту тайну уйдя. Разве не так?
- Что Нарготронд сокрыт на берегу Нарога, в пещерах, ясно и из названия. Ты и сам примерно знал, куда идти - верно? А рассказывать о дозорных башнях и тайных тропах, и месте, где скрыты врата - какая нужда побудила бы к этому на востоке? Разве только глупость. Кого-то из тех воинов позже могли бы взять в плен и допросить, но скольких пленили в Топях Серех? Не одна тайна бережёт Нарготронд. Ты видишь сам, - Боргиль хотел было продолжить "что я оказался прав", но ясно увидел в памяти тот злосчастный совет, и Келегорма, повторявшего слова Клятвы, и сказал не то, что намеревался, - что я был и прав, и не прав. Сыновья Феанора не требовали власти, но возмутили нарготрондцев  против своего Короля, и те забыли о верности; и их Клятва принесла новые беды...
Мятеж против Фелагунда сыновья Феанора начали с повторения Клятвы, но они не использовали бы её как повод, это немыслимо. Но тогда получалось, что до того Келегорм и Куруфин вовсе не замышляли злого, и ничего не готовили против Фелагунда прежде, чем услышали слово "Сильмарилл"... Боргиль прервался, без прищура, открыто глядя вдаль - то ли в прошлое, то ли на сияние Анор, отражённое в воде, как когда-то не щурясь любовался сиянием Лаурэлин.
- Я ценю то, что ты пришел говорить со мной, Боргиль. Да и сыновей Феанора мне любить не за что, впрочем, не за что и не любить: мне они ничего не сделали, разве что отказались помогать добывать для чужака то, что считают своим. Но... если я отвечу честно, я боюсь быть злым и грубым, а если отвечу не честно... это просто будет плохо.
- Ты о сынах Феанора? Или считаешь большей вину тех нарготрондцев, что в трудный час выказали себя предателями и трусами? - спросил его Боргиль. Он ощущал некое облегчение от того, что Берен заговорил вновь, и именно так... когда сам он уже не был уверен, что ему стоит продолжать. - Или о ком ином? Можешь говорить прямо, не опасаясь назвать чёрное чёрным.
Нельзя сказать, что совершённое слишком многими из народа Нарготронда оставляло Боргиля спокойным, но Келегорм и Куруфин приводили его в больший гнев. Думал, оттого, что братья заранее задумывали захватить власть, тогда как нарготрондцы за день до совета искренне сказали бы, что верны Фелагунду: это предательство было нежданным для них самих. Теперь выходило, что и сыновья Феанора ничего не просчитывали прежде совета, и поход был причиной, не поводом, для их речей...
- Прости друг, я не хочу задеть тебя, но, исходя из того что я слышал, не сыновья Феанора виноваты в том что Командир ушел лишь с малым отрядом. Как бы смутьяны не вели себя, но... народ выбирает оставаться верным, или нет.
- Ты не заденешь меня правдой, но... я не ждал от тебя этих слов. Ведь сыновья Феанора подстрекали народ Нарготронда, - с удивлением и горечью произнёс Боргиль. От взмаха руки качнулись высокие травы приозёрного луга. - А Король считает так же, как и ты: он обвинил не Келегорма и Куруфина, но тех, кто приносил ему присягу.
- Я хотел, но сразу после совета так и не нашёл подходящих слов. А когда выходил - Динконат встал возле выхода из зала, - нолдо резко выдохнул, в этот миг возвращаясь в недавнее прошлое. - Ты его не знаешь, а мне он был другом... всегда так гордился тем, что несёт службу при тронном зале, ближе всего к Королю. И он первый поднял против него свой голос. Так что увидев его на привычном месте, будто бы ничего и не случилось, и он по-прежнему служит Королю, смолчать я не мог.
Он вздохнул, вновь успокаиваясь и возвращаясь в настоящее. Не потому ли ему легче избавиться от гнева на Динконата и подобных ему, будто бы покинув его вместе с Нарготрондом, что он уже выразил его? А ныне он высказал то, что думает о Келегорме и Куруфине - правда, не им.

+1


Вы здесь » Ardameldar: Первая, Вторая Эпохи. » Принятые Квэнты » НПС Отряд Финрода