Берен провел в Дориате несколько месяцев - с начала весны, по конец лета. Но ему показалось что он провел за завесой Мэлиан целую жизнь. Эти земли были совсем иными чем те что знал горец даже во времена Долгого Мира, а кто-то из элфов сказал ему что Дориат таков, каким был мир до восхода Солнца. Это был мир безмятежного покоя, полный радости и чудес. Но это была не его, не Берена сказка, и однажды она завершилась.

Простившись с Лутиэн, Барахирион отправился вдоль Эсгалдуина на запад, через весь Дориат, до тех мест где воды Эсгалдуина соединялись с Сирионом и петляли в разливах озерного края Аэлин-Уиал. Миновав водопады Сириона Берен в конце концов добрался до Талат-Дирнэн.

Осень уже вступила в свои права, и дни стояли хмурые и дождливые. Берен знал что эльфы Нарготронда не пропускают к себе чужаков, и по опыту общения с подданными Элу Тингола, не ждал радушного приема. Но не был уверен с какого момента ему опасно идти по Хранимой Долине. Однако, ближе к полудню очередного дня, адан увидел сторожевые башни на холмах.

От Нарога поднимался туман, день был сер и из-за плотного дождя было трудно что-то различить, но Берен скорее почувствовал, увидел сердцем - путь. И беоринг направился без страха и опасений к водопадам Ингвиль. Там человек откинул капюшон со своего лица, и, весь покрытый водой, шагающий через серый туман, словно посланец Ульмо, Берен двинулся по тому пути, что ему открылся. В руке барахирион держал кольцо Финрода и то и дело громко выкриквал свое имя:

- Идёт не орк и не шпион, а Берен, Барахира сын - друга короля Фелагунда!

Но путь не был долог. Там где из ложа Нарога поднимались черные валуны, Берен был остановлен эльфами. Они появились как по волшебству, словно выросли из земли. И адан, хоть и ждал их, все равно удивился.

Эльфы же, как и ожидал Смертный, не выглядели дружелюбно, оеружив путника и держа его под прицелом луков.

- Я Берен, сын Барахира, - в очередной раз повторил воин, поднимая над головой руку с кольцом так, что бы всем было видно. - Мой отец получил это кольцо от Финрода Фелагунда и я пришел вернуть его Государю.

Но - чудо. Эльфы медленно, один за другим, опустили луки, услышав его слова вновь, а после - склонили головы перед ним. Берен замер пораженный. "Интересно, приди я в Дориат с парадных дверей, меня тоже так бы встречали его стражи?", оторопело подумал адан. И опустил руку.

Стоявшие перед ним были нолдор, он помнил этот народ по Браголлах, и, после Дориата, он видел сильную разницу между этими двумя народами - не только во внешности и одежде, но и в облике, манере держаться. Берен видел перед собой воинов.

- Мы приветствуем тебя, Берен, сын Барахира. Следуй за нами. - отозвался предводитель отряда.

И эльфы повели его к одной из тех башен, что венчали сторожевые холмы. Большая часть разведчиков вновь рассеялась по лесу, а двое провожали чужестранца. Но, беоринг не почувствовал что его ведут под конвоем - нолдор шли рядом, спокойно поворачиваясь к Смертному спиной и держась дружелюбно. И все же никто не заговорил, не задал вопроса, все шли в молчании. Дождь не ослабевал и шаги небольшого отряда слились с шелестящими струями, мир словно уютно засыпал, а Берен, напротив, шел искать как разбудить и расшевелить Судьбу. "Как бы вы встречали меня, квэнди, знай о том что ведет меня?", с печалью подумал Берен. Тингол обвинил его в том, что он прокрался в Дориат как вор, и барахирион с презрением отмел нелепое обвинениее; но сейчас, когда нолдор встретили его с почтением, Берену было неловко.

И уже ближе к башне, когда воины ступили на подножие холма, предводитель эльфов вновь нарушил молчание:

- Верно, ты проделал долгий путь. Отдохни здесь до ночи. Затем мы поведём тебя к Нарготронду и к Государю.

Берен кивнул, и ответил:

- Благодар вас. Я буду рад отдохнуть до темна, но так же знайте что я не ищу ваших тайн. Недолго я буду гостем Нарготронда, а потом вновь вернусь на север - и потому чем меньше я буду знать, тем лучше.

Лучше быть честным хоть в том, в чем возможно, решил барахирион. А его затея, его клятва, вполне могла кончится в застенках у Моргота, и потому он и правда предпочел бы не знать всего чего мог бы не знать.

Чем ближе воины подходили к башне, тем больше Берен удивлялся как он смог различить ее с расстояния. Даже вблизи строение казалось частью холма и леса, а издали и вовсе не должна была быть отличима. И все же барахирион видел ее так же четко как и тропу вдоль реки, и путь меж камней. Неудержавшись адан развернулся, но не увидел ничего приметного, лишь осенний дождливый лес, и пенные пороги Нарога в отдалении. И Берен ощутил легкий холод меж лопаток, не от страха, а от благоговения и непонимания. Словно Некто провел его, но для чего и зачем...

Когда все вошли в башню, Берен снял с себя насквозь мокрый плащ и тунику, и повесил их сушиться ближе к огню. Пояс же с оружием поставил возле лавки гле лег и моментально уснул. Даже не успев заметить или удивитсья. И проспал пока его не тронули за плечо. Беоринг открыл глаза и недоумевал как он не проснулся еще раньше, от дивных запахов и ароматов. Ужин же показался скитальцу почти пиром. Он и сам умел неплохо готовитт, но все же давно так здорово и вкусно не ел. Особенно хлеб. В Дориате не возделывали полей и Берен не знал толком из чего там пекли лепешки, но то что он ел сейчас - было вкуснейшим пшеничным хлебом. И, хотя воины ели его как обычную походную еду, в Дортонионе такой хлеб мог бы соперничать с любым пирогом. По тому что все, чего касались руки эльдар становилось иным, наделенным особым волшебством что ли...

Но сразу после трапезы отряд двинулся в путь. К радости адана дождь прекратился, и на непроглядно-темном осеннем небе высыпали яркие звезды, каждая как самоцвет.

- Если будем идти как обычно, на третий день достигнем врат города. - заметил Гвэтрон, но Берен лишь качнул головой.

- Для Смертного лес осенней порой так же темен что подвал для вина без свечи. Я могу идти быстро и долго, но я буду идти чуть не на ощупь, и по тому могу вас задержать.

Но и хорошее в этом было - даже желай того, Берен не сможет запомнить дороги и повторить ее один, или рассказать кому.

Они спустились с холма и нырнули в заросли. Кусты и ветви деревьев все еще хранили на себе капли нинувшего дождя, местами путь под ногами становился вязким и топким. Берен шел стараясь не налететь на ветвь или спутников, а когда они выходили на открытые пространства, наоборот накидывал на голову капюшон своего плаща. Когда же они начинали подниматься (кто подниматься, а кому приходилось и карабкаться почти на ощупь) не просто по холмистым склонам, но уже по скалам, беоринг начал отставать. Особенно когда увидел как его проводники один за другим молча прыгают вниз с отвесной стены. Недолго колеблясь, Берен окликнул нолдор и, найдя их по голосу, тоже прыгнул в темноту.

Так продолжался их путь до рассвета. Иногда из притихшего по осени леса бесшумно выходили тени, так что у беоринга сложилось ощущение что дозорные тут повсюду, а еще - что иногда они просто ходят кругами. Но Берен ни о чем не спросил и ничего не сказал. Лишь вновь накинул капюшон на голову, когда дорога в лесу стала различима в еще сером свете.

На утро остановились в небольшой, но уютной пещерке. Берен разбирался в пещерках. Эта же явно была не случайной и, похоже, как раз использовалась дозорными для отдыха. Догадка подтвердилась когда в уежище нашлись и одеяла, и гамаки, и запас дров, и даже простая посуда.

Завтракали под свет разгорающегося дня и легкое щебетание проснувшихся птиц. Воздух был чист и прозрачен, лес тих, а звуки разносились далеко, но как-то гулко, как это и бывает по-осени.

Эльфы принесли с собой хлеб и сыр; в пещерке нашлись сушащиеся травы и большой кувшин орехов. Гвэтрон улыбнулся и сказал что всем этим можно спокойно пользоваться, когда есть время разведчики не редко оставляют лишние припасы, дары леса, или удивительные находки друг для друга.

Ночной переход не был изматывающим, но все же беоринг почти с блаженством лег в свой гамак, укрываясь и заворачивая босые ноги тонким шерстяным одеялом. После Дориата горец знал что хоть оно и выглядит не серьезным, но эльфы ткут так, что будет тепло. Дозорных не выставляли, но адан спал спокойно и глубоко, и даже его тревоги и печали временно отступили. А проснулся Берен от звуков дождя, и какое-то время лежал молча, глядя на улицу. Пещера была то ли природой, то ли чародейством, но устроена так, что ни косые струи, ни порывы холодного ветра в нутрь не проникали. Посреди укрытия весело потрескивал костерок, и было тепло и уютно. "Славная пещерка", снова подумал Берен.

Эльфы не сторонились его, но все же чувствовалось не напряжение, а скорее неловкость меж ними. Берен не знал был ли он диковинкой для нолдор, но они-то для него точно были. До сих пор больше всех из Бессмертных с ним общалась лишь Лутиэн, а опыт разговоров с другими приятен не был. Берен внимательно наблюдал за сутниками, пытаясь понять и постигнуть какие они, пришедшие-из-за-Моря.

Продолжили путь лишь ночью. Берен привык что иногда бывает нужно днями ничего не делать, так что молчаливый день не длился для него бесконечно. Сначала адан наслаждался покоем, передышкой что давала ему Судьба перед тем как он заговорит с Государем о Камне и своей клятве - смотрел и слушал дождь, огонь, уют их укрытия. Потом думал о том что правильно и нет о путях Смертных и эльдар. Потом помогал эльдар набирать дождевую воду и заваривать ароматные настои. А потом, незаметно наступил вечер.

Заметно похолодавшей ночью, путники снова вышли к Нарогу, спустившись со скал вниз.

- Через Нарог нет бродов ниже по течению, нет и мостов, - заметил Гвэтрон. И Берен с сомнением посмотрел на шумящую под их ногами воду.

- Мне стоит тебя предупреждать что я не умею плавать? - поинтересовался беоринг, придвкушая купание в прозрачных, а сейчас черных водах. От реки веяло прохладой, ощутимой даже осенней ночью.

- Если пройдёшь за мной по камням, воды будет по колено, - ответил предводитель их отряда, и протянул еорингу руку. Не очень-то было приятно выказывать себя беспомощным и цепляться за ладонь нолдо, но это всяко было лучше чем купаться по осени - и даже не холо вод страшил, а то как глупо будет выглядеть тот, кто поплатился за свою гордыню. А все туда же, за Сильмариллем... И Берен взял Гвэтрона за руку. Спиной же чувствовал внимание Фэргенола. И все же адану не казалось что эльдар испытывают к нему презрение за слабость, или высокомерие, как к калеке.

Однако брод не оказался таким ужасным, каким мнился Берену. Камни были широкие и плоские, хорошо отполированные водрой, но при том без ила и по тому, почти не скользкие.

За рекой же Берена ждал приятный сюрприз - они не стали продолжать путь, а просушили одежду и заночевали в очередной пещере. Последнюю же часть пути проделали по свету. Берен решил что, наверное, дозорные не считают что здесь имеет смысл скрывать пути - если враг прошел все предыдущее, то и дальше не заблудится.

И все же, ворота Нарготронда появились неожиданно, то ли вынурнули из-за поворота, а то ли... просто появились прямо средь скал, искусно врезанные в них. Берен бы с удовольствием постоял и посмотрел на это диковинное чудо - каменные ворота - но не успели путники пдойти к ним близко, как могучие створки стали тихо растворяться. Адан понимал что, очевидно, стража увидела их издали, признала, и теперь пропускает, но выглядело это все равно волшебством. А еще волшебнее было то, как легко и тихо движутся каменные глыбы, не нарушая скрежетом и лязгом тишины осеннего леса.

Едва беоринг оказался внутри и начал вовсю постреливать глазами по сторонам (ибо как было не смотреть на те чудеса что окружали его), как его преветствовали другие эльфы, и один из них, одетый не в воинские одежды, а в длинное одеяние, просил следовать за ним.

- Гвэтрон, Фэргенол, - барахирион прижал руку к груди и поклонился. - Спасибо что проводили меня, и за прекрасные прогулки. Леса Нарготронда воистину чудесны. - И после этого пошел за новым провожатым.

От ванны и свежей одежды Берен отказываться не стал, в остальном же сказал что будет ждать встречи с Государем так скоро, как только Государь того пожелает.

Борога не была особенно трудной, а голодать Берену приходилось и раньше, так что он легко мог обойтись без ужина и отдыха, да и то сказать - мысли о своей клятве и о Лутиэн жгли язык и Берен с одной стороны хотел бы отсрочить разговор, но одновременно с этим хотел скорее уже сказать и получить хоть какой-то ответ от Финрода. Так что не еда, ни сон на ум не шли. Но вот представать заросшим и вонючим перед Государем его вассал был не должен.

Берен невольно сравнивал все что он видел в Нарготронде с тем, что он видел в Менегроте. И в начале адан был обескуражен тем как просты коридоры в легендарной стране Государя, но при своей простоте они были искусны как в постройке, так и в том как были устроены - беоринг оценил военный замысел строителей. "Должно быть нолдор меньше думают о красоте, и больше о войне", подумал Берен, вспоминая что эльфы Запада пришли из-за Моря ради победы над Врагом.

И по тому, когда из коридоров адана вывели в большой зал... Берен даже остановился пораженный. По тому что нельзя смотреть на красоту на бегу. Будь его воля, беоринг провел бы в зале несколько часов к ряду, пока бы осмотрел его весь, или просто растянулся бы на полу посредине, созерцая творение в целом. Больше всего поражали кристаллы, что горели ровным серебристым и голубоватым светом, сами по себе, ничем не освещенные. При их виде горец опешил. Не вернуться ли ему к Тинголу и не сказать ли что за Сильмариллями нет нужды идти в Ангамандо, что у Государя Фелагунда таких камней пруд пруди и никто не стережет их? Как-то растерянно и беспомощно взглянул Смертный на идущих рядом нолдор, но так и не нашел слов что бы спросить. И решил что лучше заговорит о камнях сразу с Королем.

Чувства потомка Беора были в смятении и чувствовал он себя деревенщиной и глупцом, что бы он там не говорил про это Тинголу.

О да, ничем не уступал Нарготронд великолепию Менегрота... Хотя Лутиэн и упоминала что дворец Элу Тингола строился пятьсот лет. "Интересно, а сколько времени ушло у Государя Финрода?", подумалось Берену.

Когда же адана проводили до его комнаты и оставили одного, Берен с упавшим сердцем увидел один из тех волшебных кристалов у себя в комнате. Затаив дыхание смотрел беоринг на серебристый светоч, а потом, набравшись мужества, осторожно протянул руку и коснулся пальцами кристалла. И о чудо! В ответ на его прикосновение камень вспыхнул лишь ярче, словно приветствуя его. И Берен взял светоч в руки, сложил ладони лодочкой и смотрел неотрывно на это чудо, на упавшую звезду в его ладонях. И стоял так долго, очень долго, радуясь как дитя чуду, и все больше при том ощущая себя идиотом. А потом решительно положил кристалл обратно, быстро и резко разделся, чуть не кинув тунику в стену, а затем так же быстро залез мыться.

Впрочем... теплая вода, которой он не знал долгие долгих дней, в осенний вечер, после долгой, хоть и красивой прогулки, смогла на какое-то время смыть тревогу и расстройство с души Берена. Человеческое тело... очень отзывчиво к тому что с ним происходит, и через тело очень легко бывает влиять и на дух.

Когда же Берен наконец отмылся, побрился ножом и причесался, то принялся облачаться. Барахириону понравилась и зеленая туника, и сапоги со штанами, но узорный пояс слегка смущал своей вычернустью, а уж белый плащ... И вовсе делал существование невыносимым. "Собрался, глупец, к Моготу за камушком!", негодовал на себя Берен, "так теперь и ходи в белом плаще, пусть Государь узнает как обмельчали умом потомки Беора, и другим отличить меня будет не сложно".

С тяжелым сердцем открыл горец дверь эльфам-провожатым, и, надев перстень Государя на палец, последовал за ними.

Тронный зал Нарготронда ни в чем не был подобен Менегроту, и, более того - он был пуст... Берен, до сих пор бывший лишь при дворе Тингола, был уверен что толпы любопытных будут ждать его и будут готовы посмеяться над ним, но - лишь тишина ожидала пришельца. И в этой тишене - Государь Финрод. И Смертный испытал глубокую благодарность к своему Королю.

Сопровождающие с поклоном удалились, а Берен остался один на один с Королем-из-сказки. Последний раз, еще юный, Берен видел Финрода в Топях Сереха, грозным, собраным, благородным и искренне благодарным. Тот кто сейчас поднялся навстречу беорингу был совсем другим. Спокойным властителем, но его взгляд был мягким, а лицо ... почтительным?

Спохватившись, Берен опустился на одно колено перед троном, и склонил голову.

- Слава тебе, о король Фелагунд! Я Берен, сын Барахира. Я пришел что бы вернуть тебе твое кольцо.

- Приветствую тебя, Берен Барахирион! Рад вновь видеть тебя. Подойди, нам будет легче беседовать.

Беседовать... Берен ожидал что будет принят Королем лучше, чем он был принят Тинголом, и все же... не жидал такого тепла и радушия. Чуть ли не... радости в восклицании. В доброжелательном голосе Фелагунда не чувствовалось ни гордости, ни отстраненности - хотя и то и другое приличествовало бы владыки этого чудного царства. Но Финрод говорил так, словно Берен был его личный друг. И раньше чем адан поднялся, сказочный Король сам легко и быстро сошел со ступений трона, приблизился, заглянул Берену в лицо, и тогда у барахириона перехватило дыхание. Б глазах нолдо горели ясные звезды, как и у Лутиэн, но не по тому что глаза нолдор были яркими, а по тому что они добро смотрели на самого человека, и что-то важно з души отражалось в них.

- Я помню тебя юношей, бывшим среди тех, кому я обязан жизнью и свободой; сейчас же передо мной муж, прославленный по всему Белерианду как злейший враг слуг Моргота; как тот, кого страшится он сам... Я отчасти знаю, отчасти догадываюсь, как дорого оплачена эта слава.

Если перед Тинголом горцу приходилось доказывать что он не безродный бродяга, и не за плугом провел свою жизнь, то Фелагунд сам спешил сказать о его заслугах. Берен и правда гордился что за него живого на Севере давали ту же награду что и за нолдарана, но слышать такие слова от своего Государя было не то же самое. Словно это было... настоящим признанием его заслуг. И почему-то значило куда больше чем вся ненависть Врага. Барахирион почтительно склонил голову, принимая от Короля эти слова как награду.

- И какая бы нужда не привела тебя сюда, я не откажу тебе в помощи.

Адан хотел ответить, но увидев что его Государь желает говорить дальше, промолчал, склоняя голову. Пальца фелагунда сжали его ладонь скрывая кольцо, и Берен подумал - "Как ты благороден, мой Король. Твои гоступаешь так, как должно бы каждому."

- Чтобы когда-нибудь твой юный потомок подивился его красоте, спросил о нём, и деды поведали ему о твоём отце, о тебе и обо мне. И об этой нашей встрече - тоже.

- Благодарю тебя, Государь, - тихо и искренне отозвался горец, склонившись перед своим Королем. Но так как они слишком близко стояли друг к другу, то поклон получмлся не глубже дружеского кивка, и лишь прижатая к груди левая рука говорила о глубине чувств. - Так и будет, как ты сказал. Но легенды будут еще удивительнее чем ты пока знаешь. Ведь мои потомки будут рассказывать не только про тебя и твоего вассала, но и про дочь короля Тингола, что дала и им бытие. Знай же, Государь, я пришел к тебе просить о свадебном выкупе за Лутиэн Тинувиэль.

И взглянув прямо в лицо своему удивленному Королю, Берен продолжил:

- Мы с королевной встретили и полюбили друг друга, но Тингол согласился на наш брак только в случае если я принесу ему Сильмарилль, как свадебный дар. И, правду сказать, я думал снача что мне придется идти за ними в Ангбанд, и так я и поступлю, если ты не пожелаешь открыть миру что Сильмарилли во множестве украшают твои пещеры, и дать мне один из них.

Государь легко и радостно засмеялся, в ответ на слова беоринга, так что вначале Берену поазалось что вопрос, казавшийся ему нерешаемым, легок и прост, и не о чем печалиться. Но тут же нолдо стал серьезным, так что горец понял что не все... чуть ли не хуже, чем ему казалось поначалу.

- Не сочти, Берен, что я смеялся над тобой или твоей любовью и твоей надеждой. Но если бы я мог помочь тебе так легко! Мастера нолдор создали много дивных самоцветов - среди них и те, что ты видел в Нарготронде. Но Сильмариллов лишь три, и они превосходят иные творения нолдор более, чем те превосходят простые камни.

Изумление отразилось на лице Берена.

- Но разве Сильмарилли не светящиеся как звезды камни? - не недоверчиво, но недоуменно переспросил Берен. - И нет ничего прекраснее их из творений, и они горят во мраке... - Повторил беоринг где-то слышанное описание. А потом растерянно посмотрел на Государя - не шутит ли все же над ним Финрод? Но государь был серьезен и тень легла на его лицо.

Оставив своего вассала, Король лично подошел к дверям, ведущим в тронный зал и затворил их, как знак что желает говорить со своим вассалом один. А после подвел барахириона к креслам вокруг трона и опустился на одно из них сам. Король не собирался говорить с вассалом - Финрод собирался говорить с тем к кому относился почти как к равному, пусть это был и Смертный и пропасть неизмеримая была между ними.

Сев рядом, со смутной тревогой в груди, слушал атан про то что сыновья Феанора живут в Нарготронде - он слышал про их страшную Клятву, но не ожидал что придет с вестью о Сильмарилле прямо к ним. После падения владений Келегорма и Куруфина горец не знал куда они ушли, да и не думал о том особенно - что ему до путей феанорингов, когда свои владения защитить не может и лишь портит жинь Врагу как удается. Знай он где укрылись средние феанариони, быть может и не отправился бы он в Нарготронд. Хотя... куда еще было ему идти, с кем во всем мире можно было посоветоваться еще, кроме как с Государем?

- Но прежде я хотел бы знать больше о тебе, и о путях, что привели тебя в Дориат. - сказал Король, и Берен кивнул, но не перебил Фелагунда.

А Лорд продолжил и заговорил о том дне, когда связал себя клятвой с домом Барахира, и Берен снова кивнул.

-  Даже того не знаю, как вы оказались рядом со мной в Топях Серех, когда я был окружён. - Что же, об этом рассказать будет куда проще. А Финрод продолжал:

- В тот день я был ранен, мыслью же устремлялся к братьям, Ангроду и Аэгнору, и к тем, кому не сумел помочь. Оттого и не расспросил ни Барахира, ни любого из его спутников. А после мы не виделись. - Это Берен понять мог и, хотя прошло много времени, склонил голову разделяя скорбь своего Короля и по его погибшим братьям, и по тем, кому было не в их силах помочь. И Барахир в те дни думал так же...

Берен поднял лицо и посмотрел в глаза Государя. И подумал... что никогда не встречал в своей жизни ничего подобного. Этот древний и мудрый эльф был добр, участлив и прост. А еще... высоко ценил свою жизнь. Хотя, правильнее было бы сказать ... нет, Берен не знал как сказать.

- Государь мой, - наконец промолвил беоринг, - Уже несколько раз за нашу короткую встречу ты напомнил мне о том, что обязан жизнью моему отцу и тем, кто прорывался спасать тебя... Видят Валар, не за тем я шел чтобы требовать за твое спасение. Мне доводилось совершать что-то... опасное, что бы спасти других, но ни один из них не держал этого в уме так долго, и, встреть я их теперь, быть может и не вспомнил бы. И потому... мне неловко от твоих речей. Мы поступили тогда так, как не могли не поступить. И более того скажу... ты так прекрасен, Государь мой, что сама твоя жизнь уже есть награда. То что мы смогли спасти твой свет для мира - есть ли большая плата? Я же шел к тебе не требовать долга, но просить совета и помощи, по тому что печаль моя больше чем я, и больше чем мое разумение, и мне был нужен друг и мудрый советник... и я не смог подумать ни о ком ином, кроме как о тебе.

А потом Берен отвел взгляд и продожил:

- В тот день рассвет настал раньше обычного, но день так и не наступил - Анар затерялась в тени от пепла и дыма, но в серых и рваных сумерках пришли орки. Днем ранее отец закончил свою стражу на Границе, а так как зима считалась всегда спокойным временем, мы вместе с отцем на Границе был не только я, но и мои двоюродные братья Барагунд и Белегунд, сыновья Бреголаса, нашего князя - мы были друзьями и любили быть вместе и нести стражу вместе. Бреголас со своими воинами сменил нас и мы отправились домой. Никто не знал что так случится... - Повторил Берен глядя невидящими глазами в далекое прошлое. - Мы отьехали на день пути, когда вдруг поняли, что нужно возвращаться. Раньше, чем стало ясно, что Бреголас и твои братья погибли, мы встретили врагов. Гарнизон с границы не полноценное войско, - невесело усмехнулся Барахирион. - Мы пытались пробиться к своим, но нас оттеснили на запад, к Топям. Орков было несметное множество, но в какой-то момент мы оторвались от преследователей, и тогда с холма увидели твой стяг в Топях Сереха, окруженный врагами. А дальше ты знаешь... Никто не думал что... - Берен на секунду замешкался, мотнул головой и продолжил, - никто не думал что Дортонион падет, что нужно бросать все и уходить. Мы держали землю, что ты дал нам, сколько могли, Государь.

Берен

Берен не знал того что поведал ему Государь - ни про гонца, ни про то как погиб его дядя и лорды Третьего Дома, да и... он, кажется вообще после тех событий ни разу не сидел и не говорил ни с кем о войне, о том как она пришла, о тех кусочках мозаики которые сложились вместе, пересекая судьбы...

- Я послал тогда гонца с письмами в Дортонион, к моим братьям, не ожидая беды... Он видел, как Ангрод и Аэгнор с верными им нолдор и эдайн под началом Бреголаса сразили множество орков, так, что они отступили в страхе. Но после враги вернулись с зажжёнными стрелами, и подожгли лес так, что вокруг моих братьев  и Бреголаса сомкнулось кольцо огня. Сам гонец, едва вырвавшись из него, сумел достичь теснины Анах, а после и земель Нарготронда и наших целителей...

- Прошло столько лет... - Берен качнул головой, словно всем телом принимал запоздалую новость. - Спасибо что рассказал мне это, Государь. Мы тогда так и не смогли прийти на место их гибели, - Берен не уточнял о ком он говорит, почему-то думалось что это и так понятно. - Не пробиться, и не пройти малой группой, так много врагов; да мы и не поднаторели тогда быть мстителями. Многие надеялись что, быть может, твои и наши родичи уцелели, что они в плену и есть шанс их вызволить, но... Вскоре к оркам присоединился Саурон, Барахир едва успел увести нас в Ладрос. И хотя уже стало понятно что принцы нолдор не в плену у Врага,  мы... я, - поправился барахирион, - все равно не знали что сталось с ними. Теперь же я знаю... не легкая смерть, но все равно  достойная, и не худшая. Спасибо тому гонцу, что принес тебе тяжелую весть.

Прошло столько лет... А только теперь Берен узнавал то что долго было сокрыто - это именно к ним на выручку шел Государь Финрод, не спасти братьев, а поддержать своих друзей и защитить свой народ.

- Барахир сказал нам тогда что ты, мой Король, предложил отступить с ним в Нарготронд. И даже сказал что те что пойдут с тобой будут прикрывать тебя по дороге, что это не трусость, но защита нашего Короля, но никто не пожелал покинуть отряд отца. Мы были стражами на Границе, у всех дома остались родные и близкие, наши мысли были о них, о том что с ними сталось. И так, вскоре, мы отправлялись в восточный Дортонион. Увы, дружина, таяла на глазах. Мы едва смогли опередить орков и принесли в Ладрос вести о том что Дортонион пал. И тогда мы сделали последнее что оставалось - прикрывали как могли беженцев, а потом, когда нас осталось лишь двенадцать, стали мстителями. Радостно же слышать что орки пугали друг друга нашими именами.

- Так велик был их страх, что они воображали вас целым воинством. - Сказал Государь и Берен невесело усмехнулся.

- Твои слова хорошая награда для весх нас, Государь Финрод. - Склонил голову Барахирион. - Мы жили в глуши и старались держаться одни, мы знали что не даем Врагу быть спокойным и хозяйничать без оглядки в твоих землях, но все же мы не знали как много урона мы наносим и старались просто делать лучшее из того что могли. Не скрою - в начале мы думали вслед за беженцами покинуть свои земли, но вскоре поняли что у нас это не выйдет. И тогда подороже продать свои жизни - это все что нм оставалось. Долгих семь лет не давал врагам покоя наш отряд, хотя мы в начале не надеялись что это будет так долго... - При этих словах Берен опустил взгляд и тень легла не его лицо. Только сейчас адан понял что Государь ничего не знает о Горлиме и гибели отряда, и что об этом не удастся умолчать, а говорить все еще трудно.

Но Фелагунд заговорил о том что сталось с его народом и беоринг вскинул голову, слушая эти слова, узнавая что его матушка стала ныне вести народ Беора, что они благополучно добрались до свободных земель и нашли убежище. Радостные вести, которых Берен был лишен. И еще хотелось бы вновь увидеть матушку, и сестру, а теперь, должно быть и племянников. Какие они? В его отстутствие сын Хириль должен был стать новым главой дома Беора... Но Государь говорил дальше, и адан отогнал мысли, которым не было времени и возможности сбыться.

- И о вас, тех, благодаря кому эдайн Дортониона и могли спастись. Но я не ведал, что вас осталось лишь двенадцать. Не мог бы ты назвать все имена?  Ибо каждый из этого отряда, годы вселявшего ужас во врагов, достоин памяти.

- Я буду рад назвать их имена, - медленно кивнул горец. - Каждый из них... - Берен ненадолго запнулся, но продолжил, - достоин того что бы его помнили и эдайн и эльдар. Слушай же. В отряде Барахира, под его рукой, было двенадцать воинов, и ты уже знаешь что кроме меня там были мои двоюродные братья Барагунд и Белегунд. Другими же девятью были воины дружины Барахира – Радруин, Дайруин, Дагнир, Рагнор, Гильдор, Артад, Уртэль, Хатальдир юный и Горлим... - Берен закусил губу, но продолжил. - Каждый из них был отважен в сражениях и дерзок в своих атаках, но больше всех нас был славен Горлим. - Горец сжал челюсть и отвел взгляд. - Горлим был самым яростным и отчаянным среди нас и, готов поклясться, его враги боялись больше прочих, и говорили бы не только о "войске Барахира", но и отдельно о Великом Горлиме, если бы только знали имя своего ужаса. - И Берен горестно усмехнулся. - Это печальный рассказ, Государь мой, и теперь, когда я встретил Тинувиэль и смог еще больше понять Горлима, этот рассказ печален вдвойне. И прежде чем я продолжу, прошу ответь мне - доводилось ли тебе любить, господин Нарготронда? Любит так, что ни расстояние, ни годы не ослабили твоего чувства? Не гневайся на меня за дерзость, но я хочу знать поймешь ли ты то что я говорю о Горлиме.

Фелагунд взглянул на Берена удивленно, но без гнева, скорее задумчиво, но ничего не ответил и тишина зависла над ними. Адан понял, или поувствовал что задел что-то важное в своем Государе, и молчит он не по тому что решает что ответить, а по тому что ни о каждой веще можно легко ответить и сразу подобрать слова.

- Ни расстояние, ни годы, ни бескрайние Льды, ни многие века, ни Рок нолдор: эльдар не свойственно остывать со временем. Моя возлюбленная, Амариэ из ваниар, осталась на Благословенном Западе - ей не дозволили последовать за мной в Средиземье. Быть может, тем самым её спасли от гибели во Льдах или от рук тёмных созданий. Ныне Амариэ живёт в Амане, вдали от всех опасностей, но встретиться нам не дано: нолдор закрыт обратный путь.

Пока Король говорил, его лицо изменилось: бесконечная печль, но вместе с тем и мягкий свет озарили его. И Берену сразу же представилась Лутиэн, вот так же говорящая о нем, века спустя после его смерти; и не выдержав разрывающего сердца видения, беоринг порывисто встал, и лишь после, поймав удивленный взгляд Короля, опомнился и опустился на свое кресло, покраснев.

- Прости, Государь, я не хотел быть не вежлив, и благодарен тебе за твой рассказ. Но ты так живо говорил о своей печали... что я не смог не подумать о Лутиэн. Но оставим слова об этом сейчас, ибо я должен сказать о Горлиме.  - И Берен замолчал уже сам, подбирая слова и мрачнея. - У Горлима была жена, Эйлинэль. Они любили друг друга так что ни на один день, из всех семи лет, что я был с Горлимом, не забывал он свою лбовь. Но мы вернулись в Ладрос слишком поздно, многих домов уже коснулась война, и никто не знал,  что сталось с Эйлинэль - жива ли она, в плену ли, бежала ли прочь... И в те редкие дни, что нам доводилось бывать вблизи некогда родных мест, Горлим тайно возвращался к пустому дому, что когда-то был его. Пришло время и о том стало известно Саурону... - Беоринг сплел пальцы и уставился на них, не смотря более на Фелагунда. Он впервые говорил кому-то о Горлиме, хотя многие дни и ночи провел размышляя о нем. И сейсчас... Нужно было сказать о предательстве, но сказать так, что бы... Боги, как же это тяжело... - Саурон появился в Дортонионе чтобы изловить нас. Долгое время и у него ничего не выходило, но однажды он смог изловить Горлима... Мой товарищ пришел вновь к своему дому, и в ночи увидел свет в окне, и облик любимой жены, что сетовал как тяжело ей без мужа... Горлим с криком бросился к дому, но не дошел, был схвачен слугами Врага. И доставлен к Саурону. Поверь, Государь, он был стоек. И он выдержал все пытки что измыслил для него Жестокий, но после... Саурон обещал ему встречу с Эйлинэль, и свободу для них обоих. И Горлим дрогнул, а дальше... рассказал все, что знал. Саурон выслал волчих всадников, что тайно и скоро приблизились к нашему убежищу и перебил всех, кто был в лагере. Так погиб отряд Барахира, все кроме меня. Так случилось, что отец послал меня на разведку, и я, не успев вернуться, ночевал вдали. И вот во сне, по черному льду Тар Аэлуин, ко мне явился Горлим, залитый кровью, со следами страшных пыток, и рассказал мне про все: и про то как был схвачен, и про свое упорство, и про то, что выдал, где наше укрытие. Саурон обмнул его, и за те слова что сказал Горлим, он обрел смерть, ибо Эйлинэль давно была мертва, и в смерти мой товарищ получил единение со своей женой, а видел он лишь ее призрак, созданный Сауроном... Горлим заклинал меня спешить и предупредить Барахира, и, тотчас пробудившись, я вскочил и мчался со всех ног, но... я пришел слишком поздно. Лишь мертвые встретили меня...

И Берен снова умолк, по тому что не мог больше говорить, обуреваемый чувствами. Сколько лет, казалось бы, прошло, сколько он уже о том думал, и злился, и поминал... Но сейчас, в чудесном Нарготронде, он словно оказался в другом мире, столь бесконечно далеком от событий на Аэлуин, что его скорбь открылась ему с новой стороны. Горлим, Лутиэн, гибель отца, братьев и друзей, безысходность и отчаяние при мысли о потере любимой, при мысли о потери отряда... Комом встал в горле беоринга и Берен сжал челюсть почти до боли.

Берен не видел Государя, но слышеал его слова. И мудрый король произнес нечто, что заставило беоринга поднять голову и взглянуть на эльфа:

Значит, Горлим, отважнейший из вас, выдал его... И он же в смертный час вложил все силы фэа в то, чтобы предупредить тебя, направить тебе послание - как завороженный, или скорее как пробудившийся от мрака и обретший свет дня, вместо ночных теней, слушал адан эти слова. Потому что все последние четыре с половиной года, а последние полгода особенно, мысли о Горлиме не давали покоя. С одной стороны, он был виновником гибели отца, братьев, и друзей, но с другой стороны - как можно было винить того, кто предал под пытками? А познав любовь, Берен осознал, какой пыткой для Горлима были семь лет, что он искал Эйлинэль, а особенно те дни, что он провел в руках врагов, думая, что и его любимая томится в плену... Больно и тяжело было об этом думать, почти невыносимо, но и не думать не получалось. И вот сейчас его Король вдруг ... словно наладил переправу, что позволила отпустить прошлое, и переправиться для жизни в настоящем. Не был Горлим предателем по своему выбору, и больше смерти горевал о содеянном, и все силы своей фэа вложил в то, чтобы перед смертью смочь передать Берену послание - кто знает, быть может и другим пытался? Он был не проклятым, а злосчастным. Достойным глубокой скорби, но не гнева...

"До свидания, Горлим", - то ли прошептал, то ли подумал Берен, отпуская тень товарища из своего сердца, отпуская его товарищем и сохраняя о нем грусть и тепло, но не горечь и жжение.

- Я сложу о вас песню - о Барахире и тебе, и его  отряде: Барагунде и Белегунде, Радруине и Дайруине, Дагнире и Рагноре, Гильдоре, тёзка коего живёт здесь, в Нарготронде, Артаде и Уртэле, юном Хатальдире и Горлиме, что мог бы остаться в памяти Великим, но ныне скорее может зваться Злосчастным. И так память о ваших подвигах пройдёт сквозь века и Эпохи: это всё, что я могу ныне сделать для павшего отряда. - Сказал Государь, и Берен улыбнулся в ответ. улыбнулся благодарно, и немного гордо.

- Благодарю тебя, Король Фелагунд. Это будет достойная награда для всех нас, и для всех кто пал - особо. Человеческому веку отмерен конец, но благодаря твоей песне каждого из отряда Барахира будут знать и бесчетные поколения Смертных, и эльдар, чей век длится, а память не проходит.

Среди тех эдайн, что остались жить под Тенью в павшем Дортонионе, ходили песни о Берене, и Барахирион знал это, но в них лишь мельком говорилось об отряде Барахира, и никто не знал имен всех кто был в нем. Теперь же эта несправедливость будет устранена.

Но Финрод продолжил:
- К несчастью, отомстить за их гибель Саурону я едва ли сумею: ещё прежде того, о чём ты повествуешь, он захватил мою крепость - Минас-Тирит на Тол-Сирион, и наводнил её волками и призраками, и иными злыми созданиями. И она по сей день под властью тёмных сил, хотя, как я слышу, сам Саурон её покинул...

- Месть совершена, мой Король, - отозвался Берен. - Похоронив отца и товарищей в кургане из камней, я поспешил по следу, что оставили волчьи всадники, и не думающие скрываться. И однажды ночью я подкрался к их стоянке. Вожак орков держал в руках отрубленную руку Барахира, с твоим кольцом на пальце, и похвалялся ею. Я думал, что рука была отрублена в бою и съедена волколаками, но, оказывается, орк нес ее Саурону, что бы доказать что все исполнено. Однако тварь решила забрать себе твое кольцо, ведь для него это была лишь драгоценность, что можно сменять на что-то. И в тот самый момент я выстрелил из лука и убил орка. Пока же враги были в замешательстве, я выскочил из укрытия и, проткнув мечом еще двоих, подхватил руку отца и попытался бежать. Один из врагов схватил меня, но мне удалось убить и его и скрыться. На мое счастье, орки расположились на ночь возле скал, по ним я и ушел - иначе бы волколаки настигли и растерзали бы меня. Так началась моя жизнь одинокого мстителя. Я больше не мог, как мы делали это отрядом, убивать орочьи банды, но я стал подкарауливать вожаков, а из лука расстреливать волков. И так продолжалось до тех пор, пока Саурон не был прислан с Севера что бы схватить или убить меня. - Берен думал что то было темное и тяжелое время, но сейчас подумал, что не приди Саурон и не настигай его по пятам погоня, не ушел бы он из павшего Дортониона и не встретил бы Лутиэн... Словно сама Судьба гнала его. - Что же до твое крепости, государь, до ясного Минас Тирита, увы, я слышал про то. Я не бывал в тех местах, но люди говорили что крепость полуразрушена и живут в ней злые духи. Но... что только не говорят люди? Злые духи же теперь живут и среди сосен Дортониона, не зря его стали называть Таур-ну-Фуин.

Однако не думаю, что Государь Элу Тингол желал испытать, насколько простирается твоё мужество и насколько судьба хранит тебя; не думаю также, что он подлинно желал получить один из Сильмариллов как величайший свадебный выкуп. - Государь не сдержал вздоха, а барахирион не сдержал смешка. - Боюсь, он желал лишь погубить тебя, Берен. - Адан и сам так думал. Для него не имели значения слова о неомраченном свете, что скрыт в Сильмариллях, как не могли иметь значения слова о закате для слепого. Говорите красиво? Это здорово, конечно... но при том ничего не стоит за словами что непредставимы; мечты в лучшем случае. Да и сыновья Феанора не пугали беоринга - что гнев воплощенных тому, кто собирался идти против всей мощи Ангаманда и одного из Стихий?

Скажи мне - есть ли иной путь? Я мог бы говорить с Государем Дориата о тебе и принцессе Лютиэн - как его близкий родич и как твой Король; это будет сложный и долгий разговор, но отнюдь не безнадёжный. - Однако Берен лишь покачал головой.

- Не думаю я, Государь, что ты смог бы что-то изменить, да и не возможно это уже. Тингол потребовал выкуп и я в гневе ответил что кога мы в следующий раз всретимся, Сильмарилль будет в моей руке. Но хотя я отвечал резко, я не мог ответить иначе. И по тому что Тингол оскорблял мой род, и по тому что... когда я взглянул на леди Мэлиан, слова словно сами рождались на моем языке... - Берен тряхнул кудрями, поднимая голову. - И по тому нет у меня теперь другого пути кроме как принести отцу Лутиэн то, что он желает, или никогда не видеть ее боле. Но знай я что мы не увидимся... я не смог бы жить дальше, хотя Андрэт и могла.

"Видимо так или иначе, но роду Беора суждено породниться с эльфами", подумал горец, упрямо склонив голову.

Ответ Финрода был как гром среди ясного неба. После всего что было сказано меж ними... Владыка эльфов всегда оставался владыкой эльфов, а Смертный оборванец - Смертным оборванцем, каким бы героем он ни был.

По тем словам что говорил Государь о Тинголе было понятно - нолдо испытывает уважение и добрые чувства к королю Дориата. И тем с большим упреком прозвучало почти обвинение Финрода:

- Если ты принёс обет Тинголу, у нас в самом деле нет иного пути. Пусть этот и ведёт во мрак.

Берен вскинул голову, но не посмотрел на своего Короля. Вот как все обернулось... Элу оскорблял его дом и род, насмехадлся и потрбовал в плату за свою дочь непосильное, но потребовал так, что и отказаться было нельзя. А теперь Фелагунд видит в случившемся вину Берена, сначала давшего клятву, что ведет во тьму, а после посмевшего прийти и заставлять идти на тот же путь и своего Короля. Ошибкой было приходить сюда, ошибкой... Кто для Финрода он, Берен? Краткое мгновение его жизни. В то время как Тингол его родич - эльф, хоть и из белериандских, и король. Нетрудно было догадаться чью сторону выберет Финрод. Он и много лет назад выбрал не сторону Андрэт, хотя тогда небыло никаких клятв, что вели бы во тьму.

А Фелагунд был явно растроен, но еще и, похоже, зол, скрывая чувства под твердостью и говоря жестко:

- Знай, что тебе не вернуться к своему народу, если ты и достигнешь цели, не пав в борьбе с силами Моргота. - Но что это? неужели Государь решил испугать его мрачными пророчествами? - Со дня, когда я передал твоему отцу это кольцо, он стал вождём народа Беора; ныне это право принадлежит тебе как его наследнику. Многие из беженцев, как я сказал, ныне живут в Бретиле. Ты мог бы призвать туда и поселившихся в пределах Хитлума, но если ты отдашь Сильмарилл Тинголу, тебе лучше не бывать и в Бретиле, чтобы не навлечь лиха на своих родичей. - Неужели теперь Финрод пытается прельстить его властью, предлагает быть новым князем и жить в спокойных землях? А затем снова пугает феанорингами и злой судьбой для всех, если он не откажется от Лутиэн? Тень легла на лицо горца, а его губы упрямо сжались. О чем только он думал идя сюда?! Что Государь встанет на его сторону и волшебством устроит ненавистный ему брак Смертного и эдэлет? Фелагунд же продолжал:

- Ибо сыны Феанора будут тебя преследовать; их Клятва не менее страшна, чем грозящее тебе при попытке освободить Камень из Железной Короны. Поверь, я не предупреждал бы тебя, будь угроза мала. Сыны Феанора, Келегорм и Куруфин, скорее обратят в прах все эльфийские королевства, чем допустят, чтобы Тингол получил Сильмарилл.

И тогда Берен засмеялся и встал.

- Ты пугаешь меня гневом сыновей Феанора, Государь мой, - и впервые в своей жизни адан произнес эти слова без почтения, - Но что мне до их гнева, когда еще и Камня нет в моей руке? Так же ты мог бы пугать дитя что однажды наступит старост, да до нее еще дожить надо. Но я слышал твои слова, Финрод Фелагунд, и понял теперь что был неправ, придя к тебе. Напрасно ждать что владыки эльфов будут благосклонны к дерзкой любви Смертного, ты и ранее не скрывал что ты против наших браков. Вот же тебе твое кольцо - я освобождаю тебя от клятвы данной моему отцу и моему роду, клятвы необдуманной, данной в момент радости. Но не упрекай меня в моих клятвах, необдуманных и данных в момент горя.

С этими словами Берен положил кольцо Финарфина на подлокотник кресла и склонился в холодном и вежливом поклоне, гоовый немедленно, как только выпрямиться, равернуться и уйти.